На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина. Страница 77

Обер-лейтенанту люфтваффе Тайнхоферу, который только недавно хвастался своими победами над Черным морем, и говорил, что «русские — бесстрашные львы, которых легко поймать именно на этом безрассудстве и смелости». А еще рассказывал, что за каждый сбитый советский самолет они рисуют звездочку на машине. У Тайнхофера уже алели сорок семь звезд… Сорок семь ее соотечественников. «Скоро будет юбилей», — хвастался молодой пилот.

У Лены всегда была хорошая память. А найти в библиотеке нужную карту, над которой когда-то что-то обсуждали Иоганн и Рихард во время прошлого отпуска барона, не составило труда. На ней еще сохранились маленькие отверстия от кнопок и флажков, с помощью которых мужчины воссоздавали картину побережья, рисуя границы, направления вылетов и расположение баз люфтваффе и зенитной артиллерии. Она некоторое время смотрела на эту карту, раздумывая, как ей стоит поступить сейчас. А потом решительно сложила этот большой лист бумаги в несколько раз, пряча его за воротом блузки.

Лене казалось, что Розенбург уже спал, когда она прокралась в библиотеку. Для надежности она даже просидела в темноте своей комнаты около получаса, когда наконец-то Рихард и его товарищ разошлись по своим комнатам. Она ясно слышала, как хлопнули двери, когда караулила на черной лестнице.

Она ошиблась. Проходя по первому этажу к черной лестнице, она ясно увидела полосу света, которая виднелась в анфиладе комнат, ведущей к музыкальной комнате. И словно мотылек пошла на этот свет, осторожно ступая на доски паркета, чтобы не выдать себя.

Рихард был там. Сидел за фортепьяно и задумчиво смотрел в зеркало на стене, поставив локти на закрытую крышку инструмента и положив подбородок на переплетение пальцев. Он снова показался Лене усталым и чем-то обеспокоенным. Недавнее веселье ушло, не оставив даже следа в его взгляде. Спина и линия плеч под полотном рубашки напряжены.

Он выглядел таким встревоженным, что Лена невольно заволновалась сама, разглядывая Рихарда. Быть может, он думает о том, то потерял фалангу пальца? Лена помнила о его ранении и специально несколько раз взглянула на его руки, когда обслуживала сегодняшний ужин. Ей нужно было понять, так ли оно ужасно, как она представляла себе. Но нет, ничего ужасного — просто нет большей части правого мизинца. Словно кто-то отрубил его Рихарду по нижний сустав. Она помнила, как покраснела, когда встретилась взглядом с Рихардом и поняла, что ее интерес не остался незамеченным для него.

Откуда-то по полу шел холодный воздух, и Лена почувствовала, как у нее замерзли ноги. Переступила, чтобы размять их, и замерзла, когда тихо скрипнула паркетная доска.

— Ты можешь зайти, — произнес Рихард. — Я здесь один, поэтому нет нужды бояться.

Ей надо было уйти. Прямо в ту же минуту. Пробежать по темным коридорам и скрыться в убежище своей спаленки на третьем этаже. Но Рихард смотрел прямо на нее в отражении зеркала и цепко держал ее своим взглядом. И она проскользнула несмело, сделала пару шажков в комнату и замерла, не понимая, что ей делать сейчас.

— Играешь? — Рихард развернулся к Лене и кивнул на фортепьяно. — Ты как-то рассказывала дяде Ханке, что твоя бабушка была хорошей пианисткой, и что в доме был инструмент.

Лена действительно упомянула об этом в разговоре с Иоганном, обсуждая музыку и любимых композиторов, который они как-то завели под патефонные записи сочинений Шуберта. Отпираться было бессмысленно, раз немец уже обо всем рассказал ему.

— Мой брат брал уроки до тех пор, пока не ему не исполнилось тринадцать. А потом он сломал руку, играя в футбол во дворе, и после восстановления наотрез отказался возвращаться за пианино. Мама очень расстроилась, но он был очень настойчив в своем нежелании, — сказала Лена с легкой улыбкой, на мгновение скользнувшей по губам при этом воспоминании.

— А ты? Ты играла? Ни за что не поверю, что нет, раз у вас стоял инструмент в доме.

Лена не стала говорить ему, что с семи лет жила отдельно от родителей, напряженным трудом воплощая с самого детства мечту стать балериной. В другом городе и другой семье. Кто-то сказал бы «бедная девочка», но для нее это было всего лишь необходимостью на пути к заветной сцене. «Испытания закаляют характер». Так говорил ее отец, и Лена была с ним полностью согласна.

— Давай, ты же умеешь, я знаю. Сыграй для меня, — показал Рихард головой в сторону фортепьяно. От него пахло сигаретами и спиртным. И по блеску глаз Лена догадалась, что он пьян. Тут же в голове возникло воспоминание о пьяных офицерах в их минской квартире. Отказывать им не следовало, она знала это точно. Это вызывало злость и раздражение. Поэтому главное в такой ситуации — отвлечь на что-то другое и сбежать. Спрятаться.

Было больно ставить Рихарда в один ряд с остальными немцами, которых Лена знала прежде. Но это было самым правильным решением в эти минуты.

И Лена подошла к инструменту. Рихард освободил ей место, и она села на стул и положила пальцы на клавиши, замерев на миг, когда почувствовала его близкое присутствие за спиной. Он не отходил далеко, и это нервировало.

А потом она решилась. Несмело. Вспоминая, на какие клавиши и в какой именно момент нужно ставить пальцы. Пару раз, правда, сфальшивила, взяла выше, но все же вышло недурно, по ее мнению. Особенно когда пошла по второму кругу уже увереннее и быстрее.

Рихард за ее спиной рассмеялся тихо, когда поборол явное удивление выбором мелодии, и Лена почувствовала, как напряжение, которое она ощущала до сих пор, плавно сошло на нет. Он вдруг наклонился над ней, поставив руки по обе стороны от ее рук, и тоже включился в игру. Лена сбилась тут же, запуталась в клавишах, и ему пришлось одному довести мелодию до конца. Но и закончив игру, он почему-то не выпрямился, так и остался стоять склоненным над ней.

— Снимаю шляпу перед твоим мастерством, — проговорил Рихард, обжигая кожу ее уха своим дыханием. — Самому мне стоило огромных трудов выучить эту мелодию.

— Вы просили сыграть, — произнесла Лена в ответ, не смея поднять взгляд от клавиш и взглянуть либо в зеркало на фортепьяно, либо напрямую на него. — «Собачий вальс» — это единственное, что я умею.

— Вы так зовете его? «Собачий»? — со смешком проговорил Рихард, и у нее побежали мурашки по всему телу от ощущения его дыхания на своей коже. — В Германии мы зовем его «Блошиный вальс». А как у вас называется эта вещь?

Рихард наклонился чуть ниже над ней, при этом не касался ее вовсе — его рост позволял это. Лена как завороженная смотрела на то, как заходили по клавишам его длинные пальцы, извлекая из инструмента звуки прекрасной мелодии. Она узнала это произведение с первых же нот, и сердце забилось часто. «Серенада» Шуберта. Дивная музыка, на которую легли прекрасные строки о любви Людвига Рельштаба.

Тихо молит моя песня о любви к тебе, чтобы ночью серебристой ты пришла ко мне…

Рихард наклонился над ней еще ниже, и теперь его дыхание обдувало кожу ее щеки, когда чуть поворачивал голову, следя за ходом пальцев. Ей казалось, что сердце замедлило ход, боясь своим биением нарушить очарование момента.

Едва начавшись, плавное течение музыки вдруг нарушилось, когда обрубок пальца только скользнул по воздуху и так и не нажал на клавишу. Несмотря на этот промах, Рихард продолжил играть и снова столкнулся с тем, что пропустил ноту из-за увечья. Потом еще раз, когда не сумел сдержаться — резко выпрямился и бросил раздраженно «Проклятье!». Лена буквально кожей ощутила его гнев, когда он вдруг заходил по комнате из-за угла в угол, словно выпуская злость.

— Как это произошло?

Шаги за ее спиной стихли. Лена уже и не ждала ответ на свой вопрос и раздумывала, не уйти ли ей сейчас, когда Рихард произнес тихо:

— Это был обычный перехват бомбардировщиков томми. Я зашел в хвост одному и подбил его. Я полагал, что мой ведомый поможет мне справиться с остальными двумя. Но у меня ведомым в тот день был молодой фельдфебель, и это был его первый боевой вылет. Не каждый в первый вылет вступает в бой. Иногда на людей находит ступор. Дорхард оказался не исключением. Я пытался заставить его очнуться и начать стрелять. Но он просто летел рядом и не выполнял ни одной команды. Я сумел чудом сбить один бомбардировщик, но пулемет последнего пробил мне правое крыло и хвост, попал в левый двигатель. Тут уже было либо томми, либо я, и я… сблизился, как делал это обычно. И заметил, что Дорхард вдруг посмотрел на меня, махнул ему пару раз, и попал правой рукой прямо под очередь томми.