Седая целительница (СИ) - Солнцева Зарина. Страница 15

— Ты куда это собралась? Здесь сиди и носа не выказывай наружу. Не стоит никому тебя видеть в лагере. Исчезла еще вчера. Я уже к ратнику была и пожаловалась, что тебя нет.

— А… — если Стеша и хотела что-то сказать, то быстро передумала. Прикусила нижнюю губу и опустила взгляд в пол. Бросив короткий взгляд на меня.

— Снежинка, а ты давай собирайся, волкодав меня с утра поймал у шатра. Про тебя спросил. Сказал, чтобы к раненому явилась. Худо ему.

Мне было не лучше. Но сваливать и это на Матришу не стала. И так беда одна за другой. Кивнув целительнице постарше, я дождалась, пока она выйдет, и попросила Стешку шепотом.

— Затяни рану потуже. И помоги одеться.

До шатра воеводы я доковыляла на чистом упрямстве. Сил не было, а боль упрямой змеей ползала по спине.

Зверо-людей около входа и взглядом не удостоила. Вошла внутрь и тут же припала плечом к деревянному столбу, что держал каркас шатра.

Помоги мне, матушка Зима. Не бросай в тяжелое время.

Сделав глубокий вздох, я взяла себя в руки и зашагала дальше. Дошла до ложа, а там никого.

Как же так?

Я…

— Скажи Деяну, пускай к полам горы мужиков приставит. Мне с белыми драка сейчас совсем не нужна.

Занавес в шатре колыхнулся, твердым шагом сначала вошел светловолосый Вацлав, а следом — совершенно здоровый Горан, который выглядел определенно лучше, чем вчера.

Мужчины не заметили меня, оттого продолжили беседовать.

— Не нападут белые. Их и так мало осталось. Совсем худо у них. Детей совсем не рождается. Даже мужиков, что на фронт пошли, Назар в местах побезопаснее ставит. Вымрут ведь.

— Это их забота, не моя! — грозно рыкнул Горан. — Чистоту крови берегли, олухи!

— Тише, брат, твой дядька тоже самое твердил, когда на престол встал, — аккуратно подметил Вацлав, и Горан поморщился в ответ.

— Тебе напомнить, как он закончил? А у альфы белых ни жены, ни детей, и у братца у него то же самое.

— Там трагическая история. Ты же…

— Лебединка?

Казалось, черноволосый волкодав потерял интерес к разговору, как только напоролся пепелиными глазами на меня.

Что-то мне еще хуже стало от его тона.

— Доброго вам дня, — слегка опустила голову, стараясь не заглядывать ему в лицо. — Я рану пришла осмотреть.

— Конечно, голубушка моя. Смотри.

Губы чернявого разошлись в довольном оскале. Стянув рубаху одним движением через голову, он кинул ее Вацлаву и твердой походкой подошел ко мне.

— Присядь.

Мой голос звучал неуверенно, а руки слегка тряслись. Тихий мужской смех стал мне ответом.

— Как скажешь, милая.

Он и вправду присел на край лежака, слегка развел ноги в стороны, позволяя мне встать между ними и взглянуть на рану.

Мужской взгляд бессовестно прошелся по моему лицу, толстым косам, остановился на аккуратной округлости груди. Я же старалась всеми силами сосредоточиться на ране волкодава. Которая, к слову, почти отсутствовала. Поразительно быстро зажила плоть, оставляя вместо неровных припухших краев нежно розовую широкую полоску от пупка в сторону к тазовой кости.

— Все в порядке. Рана зажила. Моей помощи больше не требуется.

— Чего ты такая вредина, милая? Взгляд отводишь, улыбку прячешь.

В голосе мужчины проскользнула медовая услада. Только не до нее мне сейчас было. И так всю колотит, как в лихорадке.

— Война вокруг, не до улыбок.

Ощетинилась я, возвращая повязку обратно. Пускай еще денек посидит, а то знаю я этих жеребцов. Только отпусти сразу в бой, а там грязь, кровь. Попадет внутрь, воспалится. Проблем не оберешься потом.

— Ну так война пускай идет своей дорогой, а мы своей. — хмыкнул он, а потом принюхался и подался вперед, почти утыкаясь носом в мою шею. Я аж дернулась назад.

— От тебя кровью пахнет, милая.

Проговорил серьезно и без капли смеха в голосе. Я и сама чуяла, как кровит печать, небось повязку уже намочила.

— Целительница я. Вокруг столько раненых, мертвых. Само собой, кровью от меня разит.

Попыталась отмахнуться, повернулась в сторону, дабы забрать горшочек с мазью. Но упрямый мужчина потянул меня за локоть к себе.

— Да нет, лебединка. Твоей кровью пахнет. Сладкой и молодой. — И зашипел мне прямо в лицо: — Ранена ли где?

А я испугалась. Честное слово. Вспомнились те трупы вчера, сколько кровищи-то. А ведь не простого разбойника убила, а купца. Пусть он и свинья грязная, да купец.

А если прознали? Что это я?

Судорожно сглатываю и бросаю первое, что приходит на ум.

— Женские дела у меня. Чего пристал, волк? Оттого и кровью разит, ты уж извини.

Выходит грубо и язвительно, но Горан не обижается, лишь понятливо кивает, и улыбка снова озаряет мужское лицо.

— Да чего тебе извиняться, молодка. — Безмятежно машет рукой. — Зато теперь понятно, отчего ты такая недовольная. Может, хочешь чего?

— Хочу. — Упрямо тяну повязку потуже, намеренно причиняю боль, но ему хоть бы хны. — Снежинка я, так мать нарекла, и люди кличут. А не лебединка. Понял?

— Снежинка, значит. — Задумчиво тянет он, а потом повторяет: — Снежа, Снежка.

Как будто пробует на вкус, словно усладу отыскал в моем имени, и меня от этого в краску загоняет.

— Это из-за волос?

Наматывает одну прядь у виска себе на палец, и я, помня, кем был мой отец, из его же хищного племя, отрицательно машу головой.

— Нет, это потому что зимой родилась. Слабая, матушка думала, не выживу. А я выжила, выходит, зима благословила. Волосы потом посидели.

Говорю это и не могу скрыть стыд в голосе. Пока ребенком была, детишки соседские все время пальцем в меня тыкали. Стыдилась я своей, пускай и густой, длинной гривы серебристых волос. Оттого всегда под платком прятала.

— Мне нравится.

Тихо добавляет Горан, и я вскидываю голову, утаскивая прядь с его пальца.

— Рана затянулась. Бок еще семицу поберечь надо. Тяжело не поднимать. А в остальном моей помощи уже не надо.

Проговорила я и попыталась встать на ноги. Но голова закружилась, перед глазами залетели черные мошки, а слабые ноги подвели.

Я начала падать. Правда, не успела пискнуть, как крепкие руки волкодака схватили меня за талию, аккуратно устроив на лежанку.

— Эй, Снежка, ты чего?

С беспокойством поинтересовался он у меня, нависая сверху. Аккуратно очертил указательным пальцем брови.

— Плохо, милая моя?

Во мне хватило сил лишь кивнуть, и волкодак утешительно погладил меня костяшками пальцев по щеке.

— Сейчас отвару попью, и станет лучше.

Попыталась встать, но крепкая рука чернявого пригвоздила меня к лежаку.

— Не дергайся, — сурово зашептал, а потом повернулся лицом в сторону: — Вацлав, отправь кого-то в лазарет, пускай нужный отвар принясут. И Зоряна в лес на охоту, пускай птицу какую пожирнее приволочет да ягод каких.

— Хорошо, Горан.

Тут же подчинился святоволосый и с легким кивком покинул шатер, оставляя меня один на один с волкодаком.

— Лежи смирно, снежная моя. Да отдыхай, ты мне здоровенькой нужна.

Глава 6

— Ох!

Внезапный укол в грудь заставил черноволосую швею уронить иголку с проколотых пальцев. Трудолюбивая ладонь легла аккурат на сердце, усмиряя боль и тревогу.

— Что такое, Любавушка?

Рядом сидевшая Фрося оставила в покое пряжу и двинулась поближе к молодой женщине. Пусть Любава и была человеком новым в их лавке. Но боги наградили страницу золотыми руками и добрым сердцем. Оттого быстро все припали душой к ней.

— Сердце колет. Со Снежинкой что-то приключилось.

Баба Фрося нахмурила брови и присела рядом, погладив молодку по спине. О том, что у Любавы дочка есть, она узнала не сразу, молчала воздушница долгое время. Пока горюшка не накопилась, да тоска по кровиночке не взяла вверх. Разрыдалась однажды Любава на пустом месте, и тогда обо всем и рассказала.

Ефросиния поджала губы. Совестно ей было перед молодой голубой, чего уж скрывать. Своих сынков она успела припрятать в порту. Матросами. А дочка Любавы, судя по письмам, в самое пекло попала.