Калифорния на Амуре - "Анонимус". Страница 12

Нестор Васильевич думал, что их отведут в управление приисками, но президент или кем он там на самом деле был, повел их дальше по широкой улице, которая, как они позже узнали, звалась Миллионной. Это была главная улица поселения, по обе стороны ее стояли дома или, как они тут назывались, зимовья золотоискателей. Зимовья делились на две категории. Первая – нечто вроде землянок, которые были тут вырыты еще в первые дни работы прииска, вторые – полноценные срубы, завозившиеся с русского берега Амура. Землянки нынче все были заброшены, лишь в некоторых нашли убежище приисковые собаки, срубы же стали надежным и сравнительно удобным жилищем для граждан Амурской Калифорнии.

Это были простые бревенчатые избы с окнами и дверями. Для лучшего сохранения тепла окна делались узкими, а двери – небольшими, так что входить внутрь надо было, наклонив голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Амурская зима славилось жестокими морозами, так что желтугинские срубы конопатили мхом. Крыши тут были по большей части плоские, а чтобы нападавший снег не проламывал их, делались из толстых, могучих бревен, покрывались дерном и засыпались землей. Полы чаще всего тоже были земляные.

В одном из таких зимовий жил и Карл Иванович Фассе. Отпустив охрану, он гостеприимно открыл перед Загорским и Ганцзалином двери своего жилища.

Внутри дом президента было довольно просторным, состоял из небольших сеней, кухни и пары комнат. В первой стоял большой письменный, он же и обеденный стол, железная кровать, два кресла, шкаф с книгами и журналами и несколько стульев вокруг стола. Завершала меблировку глинобитная русская печь.

– Моя гордость, – похвастался президент, – почти у всех тут печи железные, а я вот решил воспользоваться служебным положением.

Загорский с интересом оглядел избу, особенное внимание уделив книжному шкафу, и с удовлетворением кивнул.

– Сразу видно образованного человека, – заметил Нестор Васильевич.

Фассе засмеялся и пригласил гостей к столу.

– Сейчас самоварчик раскочегарю, – сказал он, – замечательный тут получается китайский чай на кедровых шишках. Вы любите пуэр? Товарищ ваш, судя по всему, китаец, должен знать толк в чае.

– Пуэр прекрасный чай, – вежливо сказал Загорский.

Ганцзалин, однако же, скорчил рожу и заявил, что пуэр приличные люди не пьют, потому что он пахнет портянками.

– Что вы говорите? – удивился Карл Иванович. – Не замечал этого, надо будет принюхаться…

Загорский отвечал с улыбкой, что слишком уж к пуэру принюхиваться не стоит. Что же касается взглядов Ганцзалина на китайские обыкновения, тут ему вряд ли можно доверять: он покинул Поднебесную совсем молодым человеком и по своим взглядам и привычкам скорее уж русский, чем китаец.

– Тем не менее, по-китайски он говорит? – осведомился Фассе.

– Говорит мало-мало, – отчеканил Ганцзалин. – Сианьское наречие, сычуаньское и гуа́ньхуа́.

– Что такое гуаньхуа? – Фассе был заинтригован.

– Это так называемый язык чиновников, то, что в Европе зовут мандаринским диалектом, – объяснил надворный советник.

– Прекрасно, – потер руки Карл Иванович. – Вы наверняка знаете, что у нас в республике имеется целое поселение китайцев. Живут они отдельно и своим укладом, но общий язык приходится как-то находить. А это не так легко, учитывая, что они плохо говорят по-русски, а наши приискатели – еще хуже по-китайски. Худо-бедно мы объясняемся, но для некоторых случаев очень нужен образованный человек.

– Образованный человек – это я, – без всякого стеснения заявил Ганцзалин.

– И много у вас в Желтуге китайцев? – полюбопытствовал надворный советник.

Президент поглядел на него неожиданно задумчиво. Оказалось, точно на этот вопрос не могут ответить даже сами сыны Срединной империи. В первую очередь из-за того, что численность китайцев на прииске все время колеблется: одни приезжают, другие уезжают. Сейчас, вероятно, не меньше пятисот человек, но и в лучшие времена – едва ли больше четырех тысяч. Это, разумеется, если не считать хунхузов, которые шалят в окрестных лесах.

– Хунхузы? – заинтересовался Загорский.

– Да, хунхузы или, иначе говоря, хуфэй, – кивнул Фассе. – Чума, холера и черная оспа здешних мест.

– И как же вы с ними боретесь?

Карл Иванович пожал плечами: как можно бороться со стихией? С грозами, наводнениями, пожарами? Только прятаться от них за крепкими стенами. Нет, Желтуга, конечно, высылает в лес секреты, держит на границе прииска вооруженные отряды, но это, как гласит пословица, что мертвому припарки.

– Однако я заболтался, – остановил себя президент, – пойду, поставлю чай.

Через пятнадцать минут чай был готов, и неторопливая застольная беседа потекла дальше.

Глава четвертая. Соблазнительное предложение

Первым делом Загорский осведомился, не боится ли господин президент остаться наедине с двумя незнакомцами, которых полчаса назад вели сюда под прицелом винчестеров?

– Нет, не боюсь, – улыбнулся Карл Иванович. – Во-первых, у меня ваши револьверы. Во-вторых, я – президент здешних мест, а значит, немного разбираюсь в людях. Человек, который с риском для жизни защитил женщину от разъяренной толпы, может быть опасен только для мерзавцев и негодяев. Для меня такой человек неопасен совершенно, как и для любого мирного желтугинца. Я верно рассуждаю?

Загорский засмеялся и сказал, что логика Фассе ему очень нравится, не говоря уже о том, что звучит она чрезвычайно лестно для него самого и его помощника.

– В таком случае, чем могу быть полезен? – и гостеприимный хозяин первым отпил из большой чашки огнедышащего чаю, как бы приглашая к чаепитию и своих гостей. – Кто вы, господа, и зачем сюда явились?

Надворный советник несколько секунд смотрел на Карла Ивановича, словно удивляясь такой простодушной прямоте, потом улыбнулся.

– Только что вы продемонстрировали склонность к дедукции, – сказал он несколько уклончиво. – Про Ганцзалина вы уже знаете довольно: он мой помощник, сын Поднебесной, рано покинул родину, и по замашкам больше русский, чем китаец. А что бы вы сказали обо мне?

Фассе окинул Нестора Васильевича быстрым взглядом и в некоторой задумчивости потер переносицу.

– На чиновника вы не похожи. Если судить по выправке, вы офицер. Однако производите впечатление человека интеллигентного и при этом достаточно обеспеченного. Очевидно, дворянин. Признаюсь, я в некоторой растерянности: что нужно здесь такому человеку, как вы?

Загорский кивнул: господин президент показал отличную наблюдательность. Да, он в самом деле дворянин. По роду занятий кавалерийский офицер, ротмистр, однако закончил в свое время Московский университет – отсюда и некоторая интеллигентность в повадках. Что же касается обеспеченности, то она давно в прошлом.

– Как сказали бы мои однокашники, это безусловный плюсквамперфект [4], – заметил Загорский. – Когда-то у меня водились деньги, но злая судьба и несчастный характер совершенно разорили меня…

– Бросьте, – небрежно сказал Фассе, – в злую судьбу я еще могу поверить, но в несчастный характер? Характер у вас – дай Бог каждому. У вас во всем лице написана воля и целеустремленность.

Нестор Васильевич грустно покачал головой: все так, но до поры до времени. Когда он садится играть в карты, азарт захлестывает его с головы до ног, и он уже не хозяин себе – Ганцзалин тому свидетель. Услышав покаянную речь хозяина, китаец скорчил скорбную физиономию и даже покивал головой, ясно давая понять, что дело обстоит из рук вон плохо, даже, может быть, еще хуже, чем говорит Загорский.

– Профукал имение, – сказал он горестно. – Все профукал.

– Поначалу я еще держал себя в руках, но с каждым годом болезнь моя все усугублялась, – продолжал Нестор Васильевич, бросив недовольный взгляд на помощника. – Наконец, дело дошло до крайности – я не смог выплатить долг чести. Я даже подумывал застрелиться, но тут прочитал в газете про Амурскую Калифорнию и понял, что, как говорят англичане, судьба мне дает последний шанс. Я вышел в отставку, взял с собой единственное, что у меня осталось – своего слугу и помощника Ганцзалина – и вот я здесь.