Препод 5 (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер". Страница 43
— Это что, реально золото?
— Реально, — развеселилась Селестина, правда не знаю, кто и зачем его создал. Весит он просто до черта. Абсолютно неподъемный. Какой уж герой его на себе носил, но просто переплавить на золото в свое время рука не поднялась. Так и стоял здесь.
Я покачал головой впечатлённо. Но это был выход, реально выход. И, повернувшись к скульптору, спросил:
— Мастер, ну что, сможете этот доспех превратить в статую?
Тот хмыкнул, обошел пару раз постамент, скастовал какое-то неизвестное заклинание, затем, сбросив с плеча сумку, порылся в ней, доставая инструменты, оказавшиеся небольшим молоточком и металлическим стержнем с закруглением на конце. Пару раз стукнув по сочленениям доспеха, он отошел на пару шагов назад, окидывая его весь целиком взглядом, и кивнул:
— Пожалуй, да, верховный. Пожалуй, да.
— Отлично, — потер я ладони, — тогда, мастер, приступайте. Сейчас расскажу, как примерно должно выглядеть.
— Нет-нет-нет, — поднял ладонь, останавливая меня Дормидонт. — Мы будем работать не с вашим описанием, а именно с вашим мысленным образом. Сейчас я создам заклинание, которое поможет образ в вашей голове, который вы представите, передать мне для формирования статуи. Вы готовы?
Вот это было опять что-то новое. Потому что, насколько я понимал, это было что-то из раздела ментальной магии. При том, что я не знал никого из специалистов в ней.
Вроде с подобными склонностями народ сразу прибирали в инквизицию, но это в Империи. Впрочем, возможно, магов с небольшим потенциалом брать в подобные органы было нецелесообразно. И они нашли себя в направлении искусства, творя различные картины и скульптуры с использованием каких-то мысленных воспоминаний клиента. Интересно.
Но Дормидонт уже шептал слова заклятия, и я почувствовал, как меня осторожно касается, словно легкое облачко, не проникающее, но как бы щупающее мозг через черепную коробку.
— А теперь, — произнес скульптор, -как можно четче представьте себе объект. Постарайтесь его перед своим внутренним взором расположить так, как вы хотели бы видеть его статую.
Прикрыв глаза, я стал усиленно вспоминать, как выглядел Воин в последнюю с ним встречу. Это было, когда мы собирались уничтожить лича и момент с мечом, который я потом подарил Бари, как живой всплыл у меня в голове. Я представил себе его, вытянувшего этот меч в руке перед собой. Услышал голос Дормедонта, довольно заметившего:
— Отлично, отлично. Очень хороший, чёткий поток сознания. Прекрасная визуализация.
Я приоткрыл глаза, чтобы взглянуть на то, что он делает, потому что мне послышался легкий скрип и скрежет, словно бы от сминаемого металла. Но скульптор тут же замахал руками:
— Только не прерывайтесь. Не прерывайтесь. Ни в коем случае не прерывайтесь. Я скажу, когда будет всё. А пока представьте, что он медленно поворачивается перед вашим взором. Вы видите его не только спереди, но с боков, со спины. Он медленно вращается, что вы можете видеть каждую складку одежды, каждую черточку лица, — размеренный голос мага принялся успокаивать и гипнотизировать, заставляя концентрироваться на поставленной задаче.
Я прикрыл глаза и, повинуясь указаниям, принялся дальше перед внутренним взором рассматривать Воина. В какой-то момент я даже впал в легкое медитативное состояние, теряя ощущение времени. Не знаю, сколько я в нём пробыл. Может пять минут, может час. Но довольный голос скульптора меня из него вывел.
— Верховный, — позвал меня Дормидонт, — прошу вас.
Я открыл глаза и, подняв взгляд на бывший доспех, совершенно искренне выдохнул:
— Мастер, вы великолепны!
Золотые доспехи полностью преобразились, превратившись в статую понтийского божества, похожую буквально как две капли воды на оригинал.
— Ну что вы, — смущенно заулыбался пожилой маг, — я просто сделал свою работу.
— Нет, — покачал я головой, — это не просто работа. Это шедевр!
Повернулся к замершей в благоговейном молчании жене, что жадно разглядывала своего покровителя, и спросил:
— Дорогая, как тебе?
Та обратила ко мне расширенные глаза и, чуть-чуть волнуясь, уточнила:
— Это правда он?
— Да. Точно такой, каким я его видел.
После чего Селестина как-то совсем по-девчоночьи заулыбалась и поблагодарила:
— Глубоко уважаемый Дормидонт, позвольте выразить свое восхищение и благодарность. Я думаю, сотня золотых монет будет достойным вознаграждением за вашу работу.
— Да куда столько, — замахал руками скульптор.
— Берите, мастер, берите, — тут же подключился я, — пока дают. Не думаю, что у вас очень много заказов. А эти деньги позволят вам творить не только для других, но и для себя.
Выпроводив счастливого мужчину за порог и строго-настрого наказав дежурному офицеру дать магу сопровождение, чтобы тот спокойно донес до дома кошель с деньгами, мы снова заперлись в сокровищнице. Вновь с Селестиной замерли подле статуи, разглядывая первое в этом мире, изображение Воина.
— Я, почему-то, представляла его похожим на понта, — задумчиво произнесла Селестина.
— Ну да, — я пожал плечами, — вроде их бог, а выглядит как человек. Но не думаю, что это важно. Сейчас нужно другое. Пока это просто статуя, — я подошёл, пальцами касаясь золотых поножей, — а нам нужно превратить её в божественный идол, чтобы через него наделить тебя магией.
— Что для этого надо? — спросила Селестина, становясь предельно серьёзной. — Что надо? — я вновь задумался, вспоминая всё, что знаю о божественных культах, — ну, во-первых, это какая-то жертва или подношение. А во-вторых, привязка тебя к идолу. Но если привязку, я думаю, достаточно будет осуществить небольшим количеством собственной крови, то вот какое подношение понравится Воину? Вот это вопрос.
— Может, убитые враги, — предположила Селестина.
Но я вспомнил рассказ магистра Калистратиса о его бытности боевым магом во время войны с алали и покачал головой.
— Вряд ли. Пробовали. Но даже целого кургана из голов алали не хватило, чтобы привлечь его внимание.
— И как тогда? Предложить ему что-то из оружия?
Я снова покачал головой.
— Не уверен, что Воина слишком интересует оружие. А вот песни, песни ему нравятся.
— Строевая, походная? — тут же оживилась Селестина, — у нас есть несколько морских, которые команда поёт во время работы на корабле.
— Нет. Тут нужно что-то, что будет для него в новинку. И обязательно понтийский ритуал, — я воскресил в памяти все нюансы его проведения Рагырдой и решил, что, пожалуй, со статуей надо провести что-то подобное.
Через полчаса мы снова были возле статуи. Но теперь из одежды на нас были только сделанные из тряпки недо трусы. Я опять забыл, как они правильно по-понтийски называются, но не суть. Покосился на жену, щеголявшую в таком же наряде, почесал затылок и попросил:
— Слушай, на всякий случай еще грудь мотани, а то мало ли вдруг Воин как-нибудь не так среагирует.
Потом, прямо перед статуей, поставил широкую чашу из того, что нашел в замке, в которую быстро накидал дров, поджег коротеньким импульсом огня и принялся диктовать Селестине слова песни.
— Значит так. Повторяешь за мной, — и я пропел по-русски, «В бескрайних просторах монгольских степей, сдвигая границы имперских земель…» — поняла?
— Так, — сведя брови к переносице, она уточнила — а ты сейчас на каком языке говорил?
— Неважно, — замахал ей рукой, — просто повторяй за мной, старайся запомнить. Та сосредоточенно кивнула, и я пропел дальше:
— Квантунская армия пересекла Халкин-Гол!..
Минут десять мы отрабатывали произношение, а затем я, достав барабан, который немного походил на понтийский вардрам, принялся настукивать простенький ритм и петь, обходя статую по кругу. Селестина двигалась вслед за мной, повторяя слова.
И таким дуэтом, не слишком музыкально, мы принялись призывать Воина. С первого раза, конечно, у нас не вышло. То ли в ритм не попадали, то ли слишком немузыкально орали. Поэтому я достал еще одну песню, и мы пошли снова. Уж не знаю, то ли выбор композиции был лучше, то ли просто надо было немного подольше тянуть песню, но в один момент, когда мы завершали круг, возвращаясь к потрескивающей дровами чаше перед статуей, желтый истукан вдруг, словно просыпаясь ото сна, дернулся, и зажатый в золотой руке меч, плавно опустился, упираясь в постамент.