Егерь: заповедник (СИ) - Рудин Алекс. Страница 17
Он решительно проводит большим пальцем по щетинистому кадыку.
— Там не успел, здесь недоглядел. Вот и повод.
— Не грусти, Федор Игнатьевич, — говорю я. — Может, по другому поводу собрание.
Но председатель мрачно качает головой.
— Нет, Андрей Иванович. Я чувствую, что это не к добру. Только не могу понять, к чему именно они прицепились.
— А что с автобусом?
— А про автобус мне ничего не объяснили. Сказали — завтра все узнаю.
— Я отвезу тебя в райцентр, Федор Игнатьевич, — предлагаю я. — Как раз завтра утром туда поеду.
— Правда?
Федор Игнатьевич вяло кивает в знак благодарности. Он весь погрузился в раздумья.
— Спасибо! Хоть одной головной болью меньше. А обратно ты во сколько поедешь? Может, я и в Черемуховку с тобой успею.
— Обратно поеду поздно, — объясняю я. — Катя завтра уезжает учиться, поеду с ней в Ленинград. Провожу до общежития, а то у нее чемоданы тяжелые. Потом погуляем по городу. На последней электричке вернусь.
— Погулять — это хорошо, — думая о своем, кивает Федор Игнатьевич.
Потом вспоминает:
— А ты позвонить хотел, Андрей Иванович?
Он придвигает ко мне телефон.
Я снимаю трубку и набираю номер Тимофеева.
— Александр Сергеевич, здравствуй. Это Синицын. Я звоню предупредить, что завтра меня не будет на участке. Еду на один день в Ленинград по делам.
— Андрей Иванович, — сурово говорит Тимофеев. — Это очень хорошо, что завтра ты будешь в Ленинграде. Обязательно зайди ко мне.
— А в чем дело? — удивляюсь я.
— На тебя поступила жалоба.
В груди неприятно холодеет.
— От кого, и на что?
— От одного из охотников, — уклончиво отвечает Тимофеев. — Жалуется, что ты не отметил ему путевку, и он пропустил открытие охоты.
Я догадываюсь, о ком речь.
— Это Болотников жалуется?
— Да, — неохотно говорит Тимофеев. — Андрей Иванович, что у вас с ним произошло?
— Завтра приеду и обязательно расскажу, — отвечаю я. — Скажи, а еще от кого-нибудь жалобы были? Или только от Болотникова?
— Только от него. Но какая разница? Он такой шум поднял, что придется правление собирать. Я думал на следующей неделе тебя вызвать. Но раз ты завтра сам едешь, значит, завтра и соберем.
Я почти не слушаю Тимофеева, быстро прикидывая план действий.
Значит, приятели Болотникова его жалобу не поддержали. Это хорошо. Какие у них фамилии?
Я хмурюсь, вспоминая. Это не обязательно, их фамилии записаны у меня в протоколе. Но мне почему-то важно вспомнить их именно сейчас.
Спицын и Федотов. Да, точно!
— Александр Сергеевич, — говорю я в трубку. — Вызови завтра Спицына и Федотова. Знаешь таких?
— Конечно, — удивленно отвечает Тимофеев. — Это приятели Болотникова. А зачем их вызывать?
— Они были вместе, — объясняю я. — Хочу, чтобы они подтвердили жалобу.
— Так ведь тогда тебе совсем плохо придется.
— Это мы еще посмотрим.
Глава 10
— Жалоба? — переспрашивает Катя. — На тебя? За что?
Она растерянно смотрит на меня.
— Пьяные охотники стреляли по бутылкам, — объясняю я. — Помнишь, я тебе рассказывал? Мы с Павлом их задержали и составили протокол.
— Но ведь это правильно! — недоумевает Катя.
— Ага, — киваю я. — Но потом я их отпустил. Пожалел. К тому же, они добровольно вызвались убирать картошку.
— А теперь они на тебя жалуются?
Катя негодующе вскидывает подбородок.
— Но это несправедливо, Андрей! Хорошо, что Павел едет с нами. Он подтвердит, что ты все сделал по закону.
— Конечно, подтвердит, — соглашаюсь я. — Но трудность не в этом. Понимаешь, жалобу написал только один из них. Я отпустил его за компанию, чтобы не портить жизнь двум другим.
— Значит, теперь он думает, что ты ничего никому не расскажешь? И можно безнаказанно обливать тебя грязью? Вот сволочь!
Я не могу сдержать улыбку
— Катюша, ты же комсомолка!
— Ну, и что? Все равно этот Болотников — сволочь!
— Согласен, — киваю я. — Еще какая.
— И что ты теперь будешь делать?
— Есть у меня один план, — улыбаюсь я.
Достаю из ящика стола заполненные протоколы и убираю их в карман.
— Андрей, скажи мне, что все будет хорошо, — жалобно просит Катя.
— Все будет хорошо, — с улыбкой говорю я.
Ночью я несколько раз просыпаюсь. Лежу и слушаю шум дождя, который снова поливает бедную Черемуховку. Капли щелкают по веткам и карнизам, тихонько барабанят в оконное стекло.
Под монотонный стук капель я еще раз перебираю в голове свой план.
Сработает.
Должно сработать, если я хоть немного разбираюсь в людях.
Я улыбаюсь своим мыслям и спокойно засыпаю.
* * *
— Присядем на дорожку!
Катя опускается на табурет. Сидит почти целую минуту с серьезным лицом, потом не выдерживает и с улыбкой вскакивает.
— Я готова.
Машина уже негромко тарахтит во дворе, прогреваясь. Я гружу Катины вещи — чемодан и большую спортивную сумку.
— Едем!
Федор Игнатьевич ждет нас возле сельсовета. В утренних сумерках коренастая фигура председателя кажется частью деревенского пейзажа. Как будто он все время стоит здесь, охраняя покой деревни.
Да и суровым выражением лица Федор Игнатьевич напоминает былинного богатыря. Даже портфель с документами, который председатель держит в руке, не портит впечатления.
У каждого — свое оружие.
Я останавливаю машину.
— Доброе утро, Федор Игнатьевич! А Павла еще нет?
— Пока не было, — отвечает председатель.
Он хмурит седые брови, заранее настраиваясь на битву в райкоме, куда его вызвали по непонятной причине.
Мы ждем минут десять.
— Да что же это такое? — сердито ворчит председатель. — Договорились же встретиться вовремя. А если вы на электричку опоздаете, а я — в райком?
Федору Игнатьевичу трудно ждать. Он весь на нервах.
— Никто не опоздает, — улыбаюсь я. — Время в запасе есть.
— Все равно, — не унимается председатель. — Договорились же.
Наконец, подбегает запыхавшийся Павел.
— Ничего себе! — удивленно присвистываю я, оценив внешний вид участкового.
На Павле модный клетчатый пиджак с широкими плечами и темно-синие брюки со стрелками. Влажные волосы тщательно зачесаны.
— Паша, ты меня в могилу хочешь свести? — набрасывается на него председатель. — Меня в райкоме ждут, это тебе шутки, что ли?
— Прости, Федор Игнатьевич, —смущенно улыбается Павел. — С шести утра брюки парил — стрелки никак не получались.
— А чего это ты так вырядился? — ворчит председатель. — Как будто на свидание едешь.
Павел моментально краснеет — он и в самом деле едет на свидание.
— Тебя так в милицию заберут, — не унимается Федор Игнатьевич.
— Не заберут, — защищается Павел. — У меня удостоверение есть.
— Поехали, — улыбаюсь я. — В дороге наговоритесь.
Дорога размыта ночным дождем. Там и тут из нее торчат крупные камни, а в одном месте по песку бежит настоящий ручей.
— Опять в районе щебенку и песок просить, — пыхтит Федор Игнатьевич.
Ремонт дороги — не его обязанность, но когда это останавливало нашего председателя?
Я еду не быстро, объезжая камни, чтобы не зацепить их подвеской. Машина переваливается на ухабах.
— Андрей, как думаешь, я нормально одет? — спрашивает меня Павел.
Ему не дают покоя слова председателя.
— Нормально, — успокаиваю я участкового. — Сойдешь за иностранного туриста.
И весело ухмыляюсь, глядя в зеркало на обеспокоенное лицо Павла.
— Что будешь делать с жалобой? — спрашивает Павел, чтобы отвлечься. — Прижмешь этого Болотникова?
— Обязательно, — киваю я.
За поворотом дороги я вижу покосившийся аншлаг. Железную табличку усыпали серые вмятины.
Кто-то использовал аншлаг вместо мишени.