Сюжет - Корелиц Джин Ханфф. Страница 8

И снова ответ прозвучал не сразу.

– Нет. И да.

Джейк кивнул, как будто что-то понял.

– Просто, – сказал Паркер, – мне не хотелось… выкладывать все это в тот раз, ну, перед всеми. Этот роман, что я пишу, это типа бомба. Понимаете?

Джейк уставился на него. Ему отчаянно хотелось рассмеяться.

– Вообще-то не очень. В каком смысле бомба?

Эван подался вперед. Он взял бутылку с водой, открутил крышку и порывисто глотнул. Затем снова сложил руки и сказал с неохотой:

– Все будут читать эту книгу. Она принесет состояние. Ее экранизируют – вероятно, кто-нибудь из главных режиссеров, какая-нибудь важная фигура. Она соберет все регалии – понимаете, о чем я?

Джейк слушал, проглотив язык, и опасался, что он таки понял.

– Типа, Опра возьмет ее в свое шоу. О ней будут говорить в телепередачах. В таких передачах, где обычно не говорят о книгах. Каждый книжный клуб. Каждый блогер. Каждое что ни возьми, о чем я даже не знаю. Эта книга, она ни за что не провалится.

Это было слишком. Джейк больше не мог этого слушать.

– Что угодно может провалиться. В книжном мире? Что угодно.

– Не это.

– Слушайте, – сказал Джейк. – Эван? Можно мне вас так называть?

Эван пожал плечами. Он вдруг показался уставшим, словно его утомило это провозглашение своего величия.

– Эван, мне очень нравится, что вы верите в то, что делаете. Я надеюсь, что все ваши одногруппники так же относятся – или станут когда-нибудь относиться – к своей работе. Даже если большинство… регалий, как вы выразились, с большой, очень большой вероятностью обойдут вас стороной, потому что на свете множество потрясающих книг, которые издают одну за другой, и конкуренция велика. Но есть масса других способов, не связанных с Опрой или режиссерами, измерить успех художественного произведения. Я буду только рад, если ваш роман получит самое широкое признание, но для начала вам нужно написать его так хорошо, как только можно. У меня есть кое-какие соображения на это счет, на основании того отрывка, что вы прислали, но скажу честно: в тех страницах, что я прочитал, мне видится не самая громкая книга, то есть не та, которая уверенно кричит: главные режиссеры и бестселлер, но это может быть очень хороший роман! Мать и дочь, живущие вместе; может, они не очень ладят между собой. Я уже переживаю за дочь. Мне хочется, чтобы у нее все получилось. Чтобы она выбралась оттуда, если хочет. Я хочу выяснить, что стоит за всем этим, почему ее мать как будто ненавидит ее, если она и вправду ее ненавидит – не всегда можно верить тому, что подростки говорят о своих родителях. Но все это очень увлекательные темы для романа, и, наверно, главное, чего я не пойму, это почему вы возлагаете такие запредельно высокие ожидания. Разве мало будет написать хороший первый роман и – то есть, давайте прикинем пару целей, чуть более практичных – найти агента, который поверит в вас и в ваше будущее, и даже издателя, который захочет дать шанс вашей книге? Это уже будет немало! Зачем ставить себе такую планку, что, я не знаю, ты будешь считать провалом, если твою книгу экранизирует не самый крутой режиссер?

Долгое, безумно долгое время Эван молчал. Джейк уже был готов сказать что-нибудь, лишь бы прогнать это гнетущее ощущение, даже если бы пришлось закончить занятие раньше времени, потому что чего они, собственно, достигли, учитель и ученик? Они даже не начали разбирать написанный текст, не то что обсуждать более глобальные вопросы. А кроме того, этот чувак оказался махровым нарциссическим задротом – это же яснее ясного. Скорее всего, если он вообще сумеет закончить свой роман о башковитой девчонке, растущей в старом доме с матерью, максимум какой успех его ждет, это литературное признание того же порядка, какое получил Джейк (слишком мимолетное), и Джейк мог подробно рассказать – только попроси – какие мучения это ему принесло, точнее, то, что за этим последовало. Так что, если Эван Паркер/Паркер Эван решил стать автором нового «Изобретения чуда», милости просим. Джейк первым был готов сплести ему лавровый венок, закатить вечеринку и дать грустный-прегрустный совет, который сам когда-то получил от куратора своей диссертации: «Ты настолько успешен, насколько успешна твоя последняя изданная книга, и настолько хорош, насколько хороша книга, которую ты пишешь. Так что заткнись и пиши».

– Эта книга ни с чем не сравнится, – сказал, наконец, Эван и добавил: – Слушайте.

И заговорил. Он говорил и говорил, или, лучше сказать, рассказывал и рассказывал. И, пока он рассказывал, у Джейка было такое чувство, словно две эти зловещие женщины вошли в комнату и незаметно стояли по обе стороны двери, как бы показывая двум мужчинам, что им от них не убежать. Но Джейк и не думал о побеге. Он не думал ни о чем, кроме этой истории, не укладывавшейся ни в один из великих сюжетов: из грязи в князи, поиск сокровища, возвращение домой, перерождение (разве что отчасти), победа над монстром (разве что отчасти). Это было чем-то новым для него, как будет новым для каждого, кто прочтет эту книгу, а читать ее будут все. Ее будет читать, как только что сказал этот ужасный человек, каждая книжная группа, каждый блогер, каждый из тех, кто как-то связан с пространным архипелагом книжного рынка, каждая знаменитость со своим книжным клубом, все без исключения, везде и всюду. Настолько всеохватной и громогласной, умопомрачительной и возмутительной была эта история. Когда его студент закончил говорить, Джейку захотелось схватиться руками за голову, но он не мог показать своих чувств, того ужаса, что охватил его перед этим надменным говнюком, который однажды станет – ему определенно понадобится псевдоним – Паркером Эваном, автором ошеломительного первого романа, взлетевшего на верхнюю строчку списка бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» по единодушному выбору читателей. Просто не мог. Поэтому он кивнул и стал высказывать предположения, как постепенно вывести образ матери на первый план, и предлагать варианты возможной проработки и согласования повествования и авторского голоса, но все это было неважно, второстепенно. Эван Паркер был совершенно прав: худший писатель на свете не смог бы запороть такую историю. А Эван Паркер умел писать.

Когда он ушел, Джейк подошел к окну и стал смотреть, как его студент идет в сторону столовой, которая была в дальнем конце сосновой рощицы. Эти сосны (он только сейчас это заметил) образовывали что-то вроде светоблокировки, сквозь которую едва просвечивали окошки зданий кампуса на дальней стороне, однако никто и не думал их обходить – все ходили через них, каждый божий раз.

«Путь жизненный пройдя до половины, – подумалось ему, – я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины» [8].

Эти слова он знал целую вечность, но никогда, до этого момента, по-настоящему не понимал.

Свой собственный путь он утратил давным-давно, и у него не было шанса, ни единого, снова найти его. Роман-в-работе у него на ноутбуке не был романом и едва ли был в работе. А теперь, с этого самого вечера, любые идеи, какие смогут у него возникнуть для новой истории, будут неизбежно блекнуть перед той историей, что он сейчас услышал, в этом жалком пенобетонном кабинете, выделенном под третьесортную программу на степень магистра искусств, которую никто – включая и преподавательский состав – не воспринимал всерьез. История, что он сейчас услышал, была всем историям история. И Джейк знал, что все, сказанное будущим Паркером Эваном о его будущем романе, произойдет с абсолютной неизбежностью. Абсолютной. Издатели будут биться за право издать его, и не только в Америке, но и во всем мире, и продюсеры с режиссерами будут биться за экранизацию. Опра Уинфри будет подносить эту книгу к камерам, и она попадет во все книжные магазины – только ты вошел, а она смотрит на тебя с ближайшего стола – и так будет долгие годы. Все, кого знал Джейк, прочтут ее. Каждый писатель, с которым он соперничал в колледже, и каждый, кому он завидовал в магистратуре, каждая женщина, с которой он переспал (признаем, их было немного), каждый студент и студентка, учившиеся у него, каждый преподаватель Рипли и все его бывшие преподаватели, а также его родители, которые вообще не читают книг, с трудом дочитавшие «Изобретение чуда» (если они и вправду его дочитали – он не проверял), не говоря о тех двух шутах из «Фантастических форматов», упустивших шанс издать роман, по которому поставили фильм с Сандрой Буллок. Не говоря о Сандре Буллок. Все они, без исключения, будут покупать или одалживать у кого-то эту книгу, скачивать ее и слушать, передавать кому-то, и дарить, и принимать в подарок – книгу, которую сейчас писал этот надменный кусок говна, этот фанфарон, этот сукин сын, Паркер Эван. Говнюк паршивый, подумал Джейк и тут же устыдился настолько избитой фразы для такого мастера слова, каким привык себя считать. Но в тот момент он не мог придумать ничего другого.