Третий не лишний? (СИ) - "Love Child aka Bese-ss-en". Страница 61
Он настолько ушел в себя, что таксисту пришлось похлопать его по плечу, приводя в чувство.
Зайдя в дом, Брайан уловил знакомый до боли чудесный запах буритто и услышал смех. На кухне Ханно и Макс смеялись и что-то готовили, а на столе стояла бутылка текилы и тарелочка с порезанным лаймом. Когда они увидели его, их лица озарились такими счастливыми улыбками, что Браю стало не по себе. Поцеловав каждого в щеку, он удивленно спросил:
— Мы что-то празднуем?
Неожиданно ему в голову пришла невеселая мысль:
— Просто если у вас какой-то юбилей, то не стесняйтесь. Я могу вечерок и в отеле перекантоваться, а вы вдвоем побудете.
Ханно посмотрел на Брайана так, будто тот сморозил несусветную глупость:
— Даже если бы это и было так, мы бы никогда не отослали тебя! А праздник — ты же пропустил Рождество, вот и отпразднуем постфактум.
Брай с облегчением улыбнулся: если бы ему сказали дуть в гостиницу, это было бы сильным ударом. Макс уже тянул его к столу. Откусив кусок буритто, Брай даже прикрыл глаза от удовольствия:
— Ммм, прямо как в том ресторанчике в Нуэво-Ларедо в Мексике… Когда мы были молодые и тупые, то часто ездили туда отрываться.
Макс тем временем разлил текилу, Брайану чуть больше, чем им, и насыпал пару «дорожек» соли:
— Ну, тогда вива ля Мексика и с Рождеством!
Текила приятно грела желудок, а буритто был в меру острым, как он любил. Брайан всегда быстро пьянел, поэтому избегал алкоголя. Но сейчас, рядом с ними, да еще и с такой вкусной едой, приготовленной явно для него, расслабился и позволил себе выпить больше обычного. Алкоголь быстро ударил в голову и спутал мысли. Но Брайану было так хорошо… Некстати подумалось, что плохо будет утром, но плевать.
Теплая компания, неспешная беседа — можно даже поверить, что ты дома, где тебя любят и ждут. Отогнать крамольные мысли в таком состоянии было куда сложнее, но он честно пытался.
— Какая крепкая, — Ханно, смеясь, подсел к Браю и опустил голову ему на плечо. — Отличный вечер. Я так рад, что вы оба у меня есть, — он жестом позвал Макса, и тот сел с другой стороны от Брайна. — Люблю вас, ребята.
— А я вас как люблю, не передать. Вы — моя жизнь, — послышался голос Макса.
Когда его заключили в двойные объятия, Брайан расслабился окончательно. Но потом опять эти признания… Подавив тяжелый вздох, он промолчал. Он не мог поверить, что его можно любить, тем более двум таким чудесным людям, как Макс и Ханно. Такие, как он, всего лишь шлюшки. Игрушки для траха. Умелые дырки. Слова его первого любовника всплывали в голове снова и снова. Тело задеревенело, хотелось кричать. Сердце отбивало дикий ритм, а душа кровоточила.
К чему все это? Его снова хотят использовать? Но он же и так на все согласен, зачем делать так больно?
— Не нужно мне врать. Если хотите трахаться, то я к вашим услугам и без липовых признаний, — резко ответил он сквозь зубы.
— Хотим, но не прямо сейчас, — Ханно поднял голову, внимательно смотря на него. — Брайан, в чем дело? Мы отлично проводим время вместе, и если сейчас напьёмся и уснём, хуже этот вечер не станет. Мы тебя любим, — и чмокнул в щеку.
Брай вскочил, откидывая стул и вырываясь из объятий. «Опять ложь», он слегка покачнулся, «проклятый алкоголь».
— Мне нужно уйти, — он было развернулся, но покачнулся снова, ухватившись за стену.
Макс подхватил Брайана под руки, и буквально насильно отволок на диван в гостиной. Терпение подходило к концу и Макс еле сдерживался, чтобы не наорать на него или не надавать пощечин. Но, поймав умоляющий взгляд Ханно, сдержался. Гулко выдохнув, Макс сказал абсолютно спокойно:
— Но это правда, милый. Ты стал частью нашей жизни, мы любим тебя также сильно, как друг друга. Но ты нас все время отталкиваешь. Это обидно и больно.
— Ты ведёшь себя так, будто тебе только трахаться интересно, а на что-то другое мы не годимся, — добавил Ханно, помогая удерживать.
В ушах у Брайана зашумело от алкоголя и воспоминаний. «Пустышка, что у тебя есть, кроме молодого тела? Никто никогда не полюбит, таких, как ты, только трахают, силиконовая кукла.» Он не замечал, что говорит это вслух, полностью погрузившись в тяжелые воспоминания. Зажмурив глаза, попытался выгнать этот голос из головы, но ничего не выходило.
Макс с беспокойством посмотрел на Ханно и получил в ответ такой же взгляд. Что все это значит? Подобрать слова стало сложно. И он лишь тяжело сглотнул, крепко прижимаясь к боку Брайана.
— Это неправда, милый, неправда. Ты — чудесный, самый достойный любви. И мы любим тебя всем сердцем. Кто бы тебе не говорил это, он бессовестно врал.
— Брай, кто сказал тебе такое? — Ханно повернув его лицо к себе, легко коснулся губ своими. — Кто бы это ни был, он не знает тебя, как мы. Что тебя мучит? Зачем ты говоришь такие ужасные вещи? Расскажи, мы поймём. Мы поможем.
Брайан в ужасе распахнул глаза. Он что, сказал это вслух?!
— Но это правда. Таких, как я, не любят. С такими только трахаются. Это было не один раз, я пытался, но я недостаточно хорош. Вы тоже поймете это рано или поздно, и тогда я снова стану лишним.
— Да каких «таких»? Ты замечательный, — полные непонимания голубые глаза Ханно заблестели, он сморгнул. — И мы поняли, что совершили ошибку. Такого больше не повторится.
— Вы были правы тогда и снова придете к этому, — Брайан с грустной улыбкой покачал головой. — Ведь я — пустой, вот это, — он показал на себя обеими руками, провел ими сверху вниз от шеи до бедер, — все, что у меня есть, больше мне нечего предложить. Поэтому мне нельзя так сильно привязываться к вам. Я потом не смогу вынести это второй раз.
— Я был не прав тогда! — у Брая чуть не затрещали кости, когда Макс обнял его.- Боже, Брайан! Никто никогда тебя не прогонит, мы же любим тебя! Стали бы мы за тобой тащиться в Америку только ради секса? Или привел бы я тебя домой? В конце концов, стал бы я крутить с тобой роман аж целых два года с риском расстаться из-за этого со своим партнером? Милый, ну же, поверь нам. Кто бы ни был тот гад, он нагло врал!
— Брай, ты меня знаешь уже достаточно хорошо, — подхватил Ханно. — Я не такой раскрепощенный, как вы оба. Как думаешь, чего мне стоит, говорить о любви во множественном числе? Те слова, которые обычно говорят кому-то одному — вам обоим? Наверное, есть серьёзная причина? — он требовательно посмотрел Брайану в глаза. — И по той же причине я не терплю тебя, как раньше, я рад, что ты здесь! Если тебя что-то гложет, расскажи нам, вместе мы справимся. Я же рассказал тебе про Фишера, хотя мне и было больно и страшно!
— Какого еще Фишера? — Макс вперил в Ханно пристальный взгляд.
— Позже, честное слово. Сейчас есть дела поважнее, — нахмурившись, ответил тот.
Брайан не знал, что и думать. Сомнения боролись в его душе с надеждой. А если он все же не лишний? Если его любят? Как это возможно? Но ведь и правда, за ним приехали, его ждали, о нем заботились… Сердце забилось с удвоенной скоростью. Рассказать правду? Это больно, это грязно, но кому еще тогда можно доверять?
— Знаете, я ведь вырос на Юге. Да еще и в такой классической баптистской глубоко верующей семье. Где один шаг влево или вправо — смертный грех. Единственный нормальный человек там была моя бабушка, да и то, она сбежала от них в Нью-Йорк. Когда мне исполнилось четырнадцать, в мальчишеской раздевалке я понял самую страшную в мире вещь. Что я — грязный содомит и извращенец, и буду вечно гореть в геенне огненной, как любил говорить отец, — Брайан болезненно усмехнулся. — Конечно, я скрывал, как не скрывать такой позор? Я стал заниматься в тренажерке, играть в баскетбол, пока не стал капитаном команды, задирал всех и был главным хулиганом в школе, доказывая всем свою «натуральность» и «самцовость». Даже с девчонками встречался, правда, бросать их приходилось раньше, чем дело доходило до главного.
Однажды я перегнул палку. Был у нас один парень, который не скрывал, что гей. Его и родители поддерживали. Я люто ненавидел его, потому что завидовал. Он ведь мог быть собой, а я — нет. Ну и врезал ему на физкультуре, сильнее, чем было нужно. В результате скандал, меня чуть было не исключили из школы, но наш директор, он верил в перевоспитание через труд. Ну и я до конца года обязан был помогать в школьном театре. Конечно, я не хотел и поначалу выражал все свое «самцовое» пренебрежение. А потом один из детей заболел, а спектакль на носу. Меня через силу поставили на его роль и знаете, когда я вышел на сцену, я впервые за всю жизнь не играл, а жил, будто наконец все обрело смысл и я стал самим собой. Я понял, чем хочу заниматься.