Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер. Страница 74

Ее тон был ровным и бесстрастным. Я знал Уит, поэтому понимал, что, если она говорит без эмоций, значит, что-то не так. Такой же холодный тон был у нее, когда Тару укусила соседская кошка на ее девятый день рождения. Учитывая безэмоциональный тон Уитни, я предположил, что это была незначительная царапина. Вместо этого у нее вся рука была в крови, как в фильмах ужасов.

Теперь мне оставалось только гадать, что меня ждет — булавочный укол или кровавая баня, — пока я смотрел на старый двухэтажный дом с кремовыми ставнями и синей дверью и представлял, какая «ситуация» скрывается по ту сторону.

Положив ключи в карман, я вышел из грузовика и трусцой побежал по знакомой дорожке к входной двери, сердце гулко стучало в ушах. Я заколебался, прежде чем повернуть ручку и войти внутрь.

Глубокий вдох.

Сглотнув, я переступил порог и окинул взглядом гостиную.

— Эй, что… — Мои слова оборвались. Застыв на месте, я уставился на три пепельных лица, повернутых ко мне, и страх пробрал меня до костей. — Что случилось?

Инстинкт заставил меня искать Божью коровку, я подумал о худшем, но золотистый пушистик лежал на диване, спрятав мордочку под лапами. Она не бежала ко мне и не виляла хвостом. Даже собака чувствовала облако ужаса, нависшее над комнатой.

Я несколько раз моргнул, закрыл дверь и шагнул вперед. Меня встретила тишина. Уитни стояла в стороне, скрестив руки на груди, ее покрасневшие глаза были единственным признаком того, что она расстроена. Галлея сидела рядом с Божьей коровкой на диване, ссутулившись и обхватив голову руками.

А Тара…

— Как ты мог? — Моя дочь пронеслась через комнату и приблизилась ко мне, на ее лице застыла маска негодования, а взгляд был острым как лезвие бритвы. — Как ты мог? — повторила она еще резче, чем в прошлый раз.

Ошеломленный, я покачал головой, чувствуя, как меня охватывает замешательство.

— Что происходит?

Тара пристально посмотрела на меня.

— Ты мне скажи. — Затем она шагнула вперед, сокращая расстояние между нами, и ударила меня чем-то в грудь. — Объясни.

Мои глаза были прикованы к ее лицу.

Я не мог пошевелиться, не мог дышать.

— Объясни! — потребовала она, сжав кулаки.

Я попытался взять себя в руки и взглянул на фотографию, которую неосознанно сжимал в руке. Я уставился на нее. Понял, что это. И осознал всю серьезность того, во что я только что вляпался, когда изображение задрожало между моими пальцами.

Черт. Меня. Возьми.

Шквал вины, ужаса и опустошения обрушился на меня, когда я медленно поднял голову и встретился взглядом с Тарой. По глупости — и из дурацких сентиментальных соображений — я выкопал эту чертову фотографию из мусорного бака прямо перед днем выноса мусора, разгладил ее, а потом спрятал за другой фотографией.

Катастрофическое решение.

Я прикусил язык, перед глазами все поплыло.

— Малышка…

— Я не твоя малышка.

Мои мышцы напряглись, дыхание застряло в горле, словно меня держали под водой. Я не ожидал такого развития событий. Это был наихудший сценарий.

Это был мой кошмар.

Тара бросилась на меня и обеими руками толкнула в грудь.

— Ты чудовище. Ты больной. Как ты мог так поступить с ней? Что с тобой не так? — Гнев смешался с болью, слезы текли по ее пунцовым щекам. — Как долго ты хотел мою лучшую подругу? Как долго ты обхаживал ее?

— Тара! — Уитни бросилась вперед и схватила нашу дочь за локоть. — Успокойся. Подумай, что ты говоришь.

— Похоже, я сейчас единственный человек, который мыслит здраво. Боже, ситуация со Стейси снова повторяется, — парировала Тара, и в ее словах звучали неподдельные эмоции.

Уитни помолчала, нахмурившись.

— Это не то же самое.

— Это так. Открой глаза.

Мои губы приоткрылись, чтобы что-то сказать, но ничего не вышло.

Только хриплый звук отчаяния.

Отреагировав на мое парализованное молчание, Галлея вскочила с дивана и поспешила к нам, встав между мной и Тарой.

— Нет. Нет, Тара, пожалуйста, не превращай это в то, чем оно не является.

Фотография выскользнула из моих ослабевших пальцев и приземлилась у наших ног. Галлея пыталась защитить мою честь, а я просто стоял, потрясенный и оцепеневший. Я подвел ее. Я подвел всех.

Лицо Тары исказилось от отвращения.

— Не надо, Галс. Не оправдывай его поведение. Он взрослый мужчина, а ты практически ребенок. Ты была травмирована и подвергалась насилию. Он воспользовался тобой.

— Прекрати! — Галлея сжала оба кулака, ее щеки пылали. — Я взрослая. Это было взаимно. Я преследовала его, а он пытался все прекратить. Это не его вина.

Ее брови взлетели вверх.

— Это именно то, что сказала бы жертва. — Тара повернулась лицом к матери, ее волосы упали на лицо. — Мама, да ладно. Ты всю жизнь занималась делами социальной службы. Ты своими глазами видела, что произошло в Чарльстоне. Галлея — жертва.

В глазах Уитни блеснули слезы.

— Я понимаю, почему ты так считаешь, но это не одно и то же. Я знаю твоего отца. Ты знаешь своего отца. Давай попробуем быть рациональными и посмотрим на это с другой стороны. Сейчас все иначе.

— Послушай, что ты говоришь! — Тара уперла руки в бока. — Галлея была уязвима и отчаянно нуждалась в любви. Он воспользовался этим.

— Он не преследовал меня! — вмешалась Галлея, едва сдерживая рыдания. — Перестань говорить так, будто я невежественная идиотка, которая не может принимать решения самостоятельно. Мы полюбили друг друга, Тара. Любовь не всегда бывает черно-белой. Она запутанная, серая и сложная. Никто этого не планировал. Мы встретились еще до того, как я узнала, что он твой отец.

Тара замолчала, переводя взгляд с одного на другого, обдумывая это утверждение.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что встретила его на вечеринке два лета назад. Просто совпадение. Я понятия не имела, что он твой отец.

Мой растерянный взгляд метался между тремя лицами. Три размытых, потерявших четкость лица. Звук был искаженным и неразборчивым, мой мозг не функционировал. Только колотящийся пульс свидетельствовал о жизни.

Тара напряглась, слезы потекли ручьями от осознания того, что ее предали.

— Два лета назад?

— Да. Мы с тобой только-только подружились, и я не знала, что он твой отец.

В глазах Тары вспыхнула ярость, похожая на раскаленную лаву.

— Два лета назад тебе было семнадцать.

Галлея замялась в поисках ответа, быстро моргая и глядя на меня, безмолвно умоляя о помощи.

Я наморщил лоб, моя голова все еще качалась, отвергая все происходящее.

— Нет, все… все было не так, — наконец сказал я, чувствуя себя инородным существом в собственном теле. — Это не то, что ты думаешь.

— О, он умеет говорить, — ощетинилась Тара.

Уитни вмешалась.

— Просто напомню, что возраст согласия в Иллинойсе — семнадцать лет. Это не преступление, Тара, независимо от твоей моральной позиции по этому вопросу. Я не говорю, что одобряю все это, но твой отец ни в коем случае не преступник.

— Мне плевать на законы! — усмехнулась Тара. — Неправильно — значит неправильно.

Я сделал глубокий вдох, затем выдох, надеясь, что найду правильные слова.

— Послушайте… ситуация обострилась совсем недавно, — попытался я, это прозвучало жалко. — Да, я познакомился с Галлеей, когда ей было семнадцать, еще до того, как узнал, что она твоя подруга. Между нами возникла связь. Но я держался на расстоянии.

— Верно. Заниматься с ней индивидуально, притворяясь, что это для ее же блага, равносильно тому, чтобы держать дистанцию.

— Это была моя идея, — вмешалась Галлея.

Я сглотнул.

— Я забочусь о ней. Очень.

— Ты заботишься только о себе. Если бы ты заботился о Галлее, ты бы не посмел к ней прикоснуться. Если бы ты заботился обо мне и маме, мы бы сейчас не стояли здесь и не разбирались с бардаком, который ты устроил.

В безумии мелькали крупицы правды, все смешалось, исказилось. Неправильное, правильное, черное, белое, похоть, любовь.