Старше (ЛП) - Хартманн Дженнифер. Страница 87

Я: Это не закаты над искрящейся водой, как в книжках, когда брызги красок раскрашивают твое лицо, а смех звучит громче океанских волн. Но я справляюсь.

Галлея: О, вот и он. Намного лучше. ☺

Я: Я скучаю по тебе.

Галлея: Еще лучше. Я всегда знала, что в глубине души ты романтик.

Я: Потому что я сбил тебя с ног? Буквально. Бесчисленное количество раз.

Галлея: ЛОЛ. Свип «ножницы»²¹! Но нет, это из-за малыша, который сидит на моем столе. Хоппити знает правду.

Я: ☺ Как дела? Были свадьбы в последнее время?

Галлея: В следующие выходные у нас завершается сезон, и до апреля в планах всего несколько съемок. Я собираюсь отправить тебе по электронной почте новую любимую фотографию, которую я сделала. Подожди, сейчас.

Я ждал.

Ждали мое дыхание, сердце, надежда.

Звякнуло уведомление о новом письме, я перешел в папку «Входящие» и открыл его. Это было нечеткое изображение танцующих матери и дочери. Голова невесты откинута назад от смеха, а лицо матери полно эмоций, по щекам текут слезы. Это было прекрасно. Искренне. Свидетельство острого глаза, таланта и непревзойденного сердца Галлеи.

Я: Это невероятно.

Галлея: Спасибо, что подтолкнул меня к этому. Моя мечта сбылась.

Я: «Камень, ножницы, бумага» предсказали это, помнишь? Если я выиграю, ты последуешь за своей мечтой — расправив крылья, устремив глаза в небо, не оглядываясь назад. Я выиграл.

Галлея: Такое чувство, что это я выиграла. ☺

И все же… было ощущение, что мы оба проиграли.

Потеряли что-то жизненно важное. Что-то фундаментальное.

Накатила грусть, погасив мою беспричинную улыбку. Она была за тысячу миль от меня. Слишком далеко, чтобы прикоснуться к ней, обнять, прижать к себе и убаюкать биением своего сердца.

Я побарабанил пальцами по столу, прежде чем отправить ответ, в горле у меня стоял комок.

Я: Мне пора домой, готовить ужин.

Галлея: Съешь за меня вареники!

Я: Без тебя не то. Рисовые хрустящие хлопья.

Галлея: Рождественский выпуск?

Я: Ты знаешь.

Галлея: Спокойной ночи, Рид.

Я: Мы должны как-нибудь повторить это.

Галлея: Обязательно. Может, погода улучшится. Нас ждет ясное небо.

Я: Прогноз благоприятный. Спокойной ночи, Комета.

Выйдя из чата, я задержался за столом еще на несколько мрачных минут, прежде чем схватить ключи и отправиться домой. Холод позднего октября пробирал меня до костей, пока я бежал трусцой от студии до своей квартиры в миле отсюда, а мои мрачные мысли уносились к дочери. Последние два года были мучительными — я пытался поддерживать видимость отношений с Тарой, а ее холодное отношение и упрекающий взгляд резали меня на части.

Я искренне считал, что ей не потребуется так много времени, чтобы прозреть.

Понять правду.

Чтобы снова открыть мне свое сердце и перестать воспринимать как гнусного монстра.

Полгода назад мы договорились о встрече за ланчем, но она не принесла никаких результатов. Но Тара все же пришла, уселась за столик напротив меня, рисуя кетчупом замысловатые узоры, пока между нами повисло тягостное молчание. Уитни уговорила ее пойти. Чтобы достичь примирения. Я так старался сломать лед между нами с помощью глупых шуток, натянутых улыбок и вопросов о школе красоты, но натолкнулся на холодное безразличие.

Она была каменной стеной.

Но… она пришла.

И это был крошечный луч солнца в моем холодном, мрачном мире.

Я подошел к входной двери и поискал ключи, после чего с удивлением обнаружил, что дверь не заперта, когда взялся за ручку.

Странно.

Осторожно приоткрыв дверь, я заглянул внутрь и застыл на месте, когда в поле зрения появился силуэт, неподвижно сидящий на моем диване.

Я моргнул, почти уверенный, что она мне привиделась.

— Тара?

Угрюмые изумрудные глаза посмотрели на меня, их блеск давно угас. Она сидела как каменная, ожидая, когда я войду в квартиру.

Тяжело сглотнув, я вошел внутрь, закрыл за собой дверь и опустил ключи в карман. Я смотрел на нее, теряясь в догадках. Не понимая, зачем она здесь.

Должно быть, что-то случилось.

Уитни или Божья коровка.

Страх пробрал меня до костей, кровь отхлынула от лица.

— Что случилось?

Она нахмурилась, ее глаза прищурились.

— Много чего случилось.

— Кто-то пострадал?

— Да.

Я окинул ее взглядом с головы до ног, прежде чем понял, что она говорит не о физической травме. Я шагнул вперед, чувствуя, как к горлу подступает жгучий жар.

— Что ты здесь делаешь?

Она отвела взгляд.

— Не знаю. Мама сказала, что у тебя депрессия. Она внушает мне чувство вины.

— У меня нет депрессии. — На самом деле была.

— Нет? — Медленно ее взгляд снова нашел меня, но в нем все еще не было того мерцающего света, которого я так жаждал. — Тогда не бери в голову. Ложная тревога.

Когда она двинулась, чтобы встать, я рванулся вперед, протягивая руку.

— Нет. Подожди. Я не хочу, чтобы ты уходила.

— Глупо было приходить.

— Мы можем все обсудить.

— Слова не помогут. — Она теребила рукав своего пушистого свитера цвета слоновой кости. — Я просто хотела убедиться, что ты не собираешься выпить горсть таблеток или что-то в этом роде.

Мои брови нахмурились.

— Я не самоубийца.

Она пожала плечами.

— Круто. Я так и передам маме. — Тара осталась сидеть, продолжая возиться со свитером и нервно постукивая ногой.

Я скрестил руки на груди, мое сердце забилось от надежды. Она еще не видела мою новую квартиру, но я оставил ключ для нее у Уитни, желая, чтобы однажды она вошла в дверь и снова упала в мои объятия.

— Ты беспокоилась обо мне, — решился я, не в силах сдержать нотку теплоты в голосе.

В ее голосе прозвучала горечь.

— Не стоит так радоваться. Я просто не хочу, чтобы ты умер.

— Спасибо.

— Я должна была попросить маму проверить, как ты.

Я нерешительно пересек комнату и остановился в нескольких футах от нее.

— Но ты этого не сделала. Ты пришла сама.

Еще одно безразличное пожатие плечами.

Я запустил руку в волосы и вздохнул.

— Поговори со мной. Скажи мне, что у тебя на уме. Мы можем пройти через это. Мы можем…

— Ты виделся с ней?

Мое горло сжалось, на линии роста волос выступили капельки пота.

— Да.

— И?

— И ничего. Мне нужно было слетать туда и встретиться с архитектором и подрядчиками.

— Удобно.

— Необходимо.

Ее губы сжались, и она пристально посмотрела на меня.

— Ты все еще любишь ее?

От этого вопроса меня словно обожгло огнем. Моя кожа пылала, сердце горело, и правда выплеснулась наружу, как река, выходящая из берегов.

— Больше, чем я могу выразить словами.

Тара уставилась на меня, выражение ее лица исказилось от испытываемых эмоций.

— Что ты чувствуешь по этому поводу? — спросил я.

Она моргнула.

— Что я чувствую, зная, что мой отец занимается сексом с моей лучшей подругой?

Я опустил глаза на угольно-серый ковер под ногами.

— Занимался.

— Что?

— Я спал с ней. В прошедшем времени. С этим покончено уже два года назад.

— Из-за меня.

— Да, — тихо подтвердил я. — Из-за тебя.

Тара вскочила с дивана, мотая головой из стороны в сторону, ее каштановые волосы рассыпались по плечам.

— Это несправедливо. Почему это я чувствую себя виноватой, когда ты был единственным, кто развлекался с семнадцатилетней девушкой у всех за спиной?

— Ей было девятнадцать.

— Семнадцать, когда вы познакомились. Это пиздец, папа.