Мой дедушка – частный детектив - Кониси Масатеру. Страница 21

– Однако, – продолжала Мисаки, снова перелистав свой ежедневник, – многие дети твердо заявили: «Звук был именно такой, как будто в воду нырнул человек». Похоже, каким-то образом они поняли это еще до того, как пожелали в это поверить. Согласно обычным представлениям, звук упавшего в воду льда и звук прыгнувшего в воду человека перепутать невозможно, да? Во всяком случае, настолько, чтобы назвать «именно таким».

– Угу, – согласилась Каэдэ, мысленно кляня старые детективы с их примитивными уловками. – Думаю, если «именно таким», тогда почти невозможно.

– Так и есть. Допустим, дети по ошибке приняли за плеск прыгнувшего в бассейн человека какой-нибудь другой звук. И все равно концы с концами не сходятся.

– В смысле?

– А ты посмотри еще раз на план. – Мисаки придвинула к ней свой набросок. – Давай снова разберемся вместе, что именно произошло в тот день. Как только часы пробили двенадцать, Мадонна-сэнсэй в пункте «A» свистнула и подала знак «выходите из воды!» Ученики нехотя покинули бассейн и из пункта «B» направились в душевую. В тот момент позади них «послышался такой плеск, будто кто-то прыгнул в воду». Они подождали с минуту, но никто не вынырнул. Несколько встревоженных детей один за другим прыгнули в бассейн. Но никто из них так и не смог отыскать Мадонну-сэнсэй – пока что все ясно, да?

Каэдэ согласилась. Ее уже давно не покидало чувство, что они имеют дело с загадкой «исчезновения».

– Потом дети вернулись в класс, торопливо переоделись и сразу поспешили в учительскую на второй этаж, где сообщили нескольким находившимся там учителям, что «учительница прыгнула в бассейн и исчезла!»

Нетрудно представить, насколько взволнованы были эти ученики.

– Ну, вообще-то в учительской с остальными был не кто иной, как я, – чуть наигранно сообщила Мисаки. – Я сразу же спустилась на первый этаж, чтобы известить директора, потому что… – она снова указала пальцем на план. – Кабинет директора находится на первом этаже, вот здесь, цветы на клумбе не очень высокие. Так что из окна бассейн виден как на ладони. Территория вокруг бассейна обнесена крупноячеистой проволочной сеткой, – можно сказать, просматривается насквозь, как стекло. Вот я и спросила у директора, не было ли замечено что-нибудь странное, не выходил ли кто-нибудь из заднего входа в бассейн или в задние ворота школы. И тогда…

– Тогда – что?

– Ответ был такой: «Как раз все это время у меня было занято мытьем окна в кабинете, поэтому если бы кто-нибудь прошел через задние ворота, не заметить этого было бы невозможно. Но никто не выходил».

– Но послушай… – Каэдэ высказала сомнение, которое наверняка мелькнуло бы в голове у любого. – Если уж на то пошло, никто же не знает наверняка, правду сказал директор или нет, верно?

Их однокашники расходились – по одному, по двое. Но учтиво прощаться с каждым по отдельности уже не было ни настроения, ни времени.

– И потом, как бы долго он ни протирал окна, думаю, не исключена вероятность отвлечься и просмотреть кого-нибудь.

– Безусловно, ты права, Каэдэ. Однако подтверждение, что никто не выходил, было получено не только от директора. – Мисаки указала на план. – Видишь вот этот переулок? Вообще-то в нашей школе это что-то вроде приметы времени года, как в поэзии. Может, ты слышала об этом от дедушки: с наступлением лета, ровно в двенадцать, приезжает передвижная какигория – фургончик, торгующий десертами из тертого льда. Так вот, продавец какигории утверждает: «С двенадцати часов дня до закрытия фургона в шесть вечера с территории школы ни один человек не выходил».

– Тогда в этом случае, наоборот, был выбран путь в обход.

Сама Каэдэ считала такую вероятность невысокой, но все же задалась и этим вопросом, чтобы исключить возможные варианты.

– По-моему, не было никакой необходимости открыто выходить через главные, а не задние ворота школы. Но, думаю, даже если удается успешно отвлечь внимание директора, у такого маршрута есть весьма существенные недостатки.

– Довольно каверзная задача… пожалуй, скорее невозможная. С восточной стороны от бассейна располагается школьный стадион, где в тот день проводились занятия по футболу и софтболу. Выйти через главные ворота, оставшись незамеченным для десятков детей… ну, не знаю. То, что это невозможно, ясно так же, как видно сквозь эту прозрачную газировку.

Некоторое время никто не говорил ни слова.

Ну, если так… Каэдэ указала на один из элементов плана. Доводов, подкрепляющих возражения, у нее оставалось все меньше и меньше.

– Оставим в покое вопрос о звуке как от прыгнувшего в бассейн человека: разве не могла Мадонна-сэнсэй затаиться в учительской раздевалке, вот здесь? Или в кладовке, находящейся в глубине раздевалки?

– Могла, – отозвалась Мисаки. – Сразу же после уроков один из учителей, находившихся в учительской, сказал: «А вдруг она упала в раздевалке или в кладовке?» – и все учителя боязливо отправились туда, чтобы проверить. Раздевалка была не заперта, попасть туда оказалось легко. А вот там…

Видимо, в памяти всплыло пережитое: не пытаясь скрыть испуг, проступивший на лице, Мисаки прижала обе руки к открытому вырезу блузки.

– Там был шкафчик, доски для плавания, веревки, принадлежности для уборки и ни души. Все-таки Мадонна-сэнсэй прыгнула в бассейн и исчезла.

– Минутку, Мисаки, – Каэдэ слегка повысила голос. – А разве это не явная пропажа человека или не инцидент криминального характера, по крайней мере отчасти? Вправе ли мы ограничиваться выражением «исчезла»?

– Вот потому-то, – Мисаки заговорила еще громче, чем Каэдэ, – потому-то я и советуюсь с тобой! Она была слишком красива и наверняка выплыла, производила впечатление честной и покладистой, слушала старших и относилась к директору с большим уважением… Она очень нравилась мне. Кажется, еще с того лета, когда только пришла в школу. На экскурсии к морю, когда дети начали делить арбуз, она вдруг расплакалась. Я незаметно отвела ее в сторонку, чтобы расспросить, и узнала, что она родом с отдаленного острова. Запах морской воды напомнил ей о родине, вот и полились слезы. А потом оказалось, что за камнями наш разговор подслушивают четверо или пятеро мальчишек. Я рассердилась, и они разом бросились наутек по берегу. Я думала, они разболтают остальным, что новенькая учительница расплакалась, вспомнив родную деревню, но ошиблась. Эти дети принесли Мадонне самый большой ломоть арбуза: «Не плачьте, сэнсэй».

Мисаки, которая в этот момент выглядела так, будто смеялась сквозь слезы, промокнула уголки глаз платком.

– А мне все больше и больше хотелось работать с ней вместе. Вот я и подумала: лучше уж узнать, что произошло в тот день, от Каэдэ, а не от полиции.

«Прости, Мисаки, – мысленно отозвалась Каэдэ. – Видимо, если кто из нас и проявил черствость, так это я».

Исчез человек, а она в глубине души, вероятно, больше интересовалась детективной стороной дела.

– Стало быть, полиция бездействует.

– Верно. Из ее родных в живых остался только папа… то есть отец, а он по какой-то причине не подавал заявление о розыске. На этом, собственно, и заканчивается рассказ. Говорят, когда человек исчезает, даже если кто-то из членов семьи или родителей подает в розыск, добиться, чтобы открыли дело, нелегко. Видимо, только после заявления о розыске человека признают пропавшим без вести, так что Мадонна-сэнсэй даже не числится среди пропавших.

«Мисаки ничуть не изменилась. И тщательно изучила вопрос», – подумала Каэдэ.

Немало пациентов с деменцией, склонных к блужданиям, пропавшими без вести так и остаются. К счастью, дед Каэдэ не выказывал склонности к подобному поведению, но благодаря объяснениям консультанта по уходу, она имела общее представление о таком явлении.

До совсем недавнего времени людей, заявления о пропаже которых были приняты к рассмотрению, относили к одной из двух категорий: «типичные сбежавшие из дому», которые, как считалось, совершили побег по собственной воле, и «нетипичные сбежавшие из дому», исчезновению которых приписывали криминальный характер.