Ближний круг госпожи Тань - Си Лиза. Страница 53

Мы с госпожой Чжао качаем головами.

– Сегодня вечером я пришлю вам еду. Завтра утром вас отведут в Великие покои – комнаты во дворце, предназначенные исключительно для женщин. Пожалуйста, оденьтесь соответствующим образом. А теперь следуйте за мной.

Мне говорили, что евнухи обладают особой походкой, благодаря которой их можно узнать даже с большого расстояния. Оказалось, что это правда. Линь Та слегка наклоняется вперед. Он сжимает бедра, делая короткие, неровные шаги, выворачивая наружу ступни. Мы с госпожой Чжао чувствуем аромат, исходящий от наших ног. От Линь Та пахнет подтекающей мочой.

Как только, проводив нас в отведенную нам комнату, евнух закрывает за собой дверь, госпожа Чжао шепчет:

– Я слышала, в Великих покоях находится самое большое частное собрание женщин в мире. Императрица, придворные дамы и тысячи наложниц – все они служат императору. «Чайники без носика» гарантируют, что любой ребенок, рожденный в Великих покоях, будет принадлежать только ему.

– Я никогда не буду настолько осведомлена, как вы, госпожа Чжао, но, пожалуйста, не употребляйте больше выражение «чайник без носика». И «бесхвостая собака» – тоже не надо. Даже я знаю – это худшее, что можно сказать о них. Маожэнь говорит, что евнухи могущественны…

– Они сторожевые псы и шпионы!

– Именно поэтому лучше воздержитесь от использования любого из этих эпитетов, пока мы здесь, поскольку не знаем, какое наказание предусмотрено за оскорбление евнуха.

– Эта осторожность оправданна, – признает госпожа Чжао.

На следующее утро мы просыпаемся под тихий звон падающих с неба снежинок. Маковка помогает нам принять ванну и одеться в лучшие, самые элегантные одежды. Затем мы с госпожой Чжао набрасываем накидки, подбитые мехом горностая, и выходим из комнаты. Учитывая, сколько женщин должны обслуживать тысячи дам в Запретном городе, в залах Управления ритуалов и церемоний царит удивительная тишина. Краем глаза я смотрю на госпожу Чжао. Она выглядит встревоженной, вероятно, тоже озадачена безмолвием. Мы выходим во внутренний двор. Я ненавижу холод, но могу оценить его жестокую чистоту. Снежинки танцуют в воздухе, подгоняемые ветром. Сосульки свисают с карнизов, как палочки из слоновой кости.

– Даже здесь, на севере, снег редко выпадает так рано, – говорит вместо приветствия Линь Та.

Кристаллики снежинок задерживаются на его ресницах, когда он смотрит вверх. Затем он переводит взгляд на меня.

– Я распорядился положить в повозку грелки для ног и рук, чтобы вам было приятнее ехать.

Я ценю этот жест, но грелки не помогают справиться с дрожью. Окна задернуты, поэтому мы ничего не видим. Пару раз мы останавливаемся. «Женщины в Великие покои, – говорит наш кучер, по-видимому, охранникам. – Дайте проехать!»

Мы прибываем в пункт назначения, и евнух открывает дверь кареты. Мы уже внутри Запретного города, окруженного защитными стенами высотой в четыре этажа и окрашенными в цвет засохшей крови. Под присмотром евнуха мы с госпожой Чжао минуем ворота за воротами – каждые охраняет пара слонов. Живых слонов! Мы доходим до Восточного дворца, где обитают женщины императорского дома. Я вижу обычные мраморные террасы, только они во много раз просторнее тех, что в Благоуханной усладе. Каждая балка и стропило украшены резьбой и росписью. Внутренние дворы просторны – они простираются вширь и вдаль под белоснежными холодными покрывалами – и, конечно, вымощены, но не отличаются привычной для меня пышностью. И повсюду нам попадаются евнухи, иногда совсем дети. А вот женщин нигде нет, и это меня поражает: где же скрываются те десять тысяч красавиц, которые, по слухам, живут здесь?

– Подождите, – приказывает евнух. Он входит в здание. Мы с госпожой Чжао переглядываемся. Я легонько касаюсь ее рукава в знак благодарности за безмолвную поддержку.

Дверь распахивается, и евнух жестом приглашает нас войти. Мы оказываемся в большом зале – в своей архитектурной простоте он выглядел бы строгим и даже суровым, если бы не вышитые украшения на стенах и разноцветные шелковые ковры на полу, – и наконец видим женщин! Их не более двадцати: волосы у каждой собраны в высокую прическу и украшены множеством заколок и шпилек, струящиеся шелка ниспадают с их плеч до самых крохотных туфелек. Дамы сидят, словно раскрытые лепестки, вокруг одной красавицы, прижимающей компресс к глазам. Похоже, это моя пациентка. Она беременна, находится на большем сроке, чем я, и, судя по тому, как смотрят на нее прочие женщины, вполне может оказаться любимой наложницей императора.

Мой взгляд скользит по кругу дам, я узнаю госпожу Лю и вдову Бао, обе кивают мне в знак признательности за мое появление.

Одна красавица поднимается и идет в нашу сторону. На ней платье из красного шелка и черный шелковый жакет без рукавов. Волосы собраны в замысловатые пучки, из которых прорастают искусственные цветы и перья зимородка. Ее шаги легки, как у небожительницы, – кажется, будто она плывет по облакам, – а кожа сияет, словно под ней теснятся звезды. Пожалуй, только врач типа меня сумел бы заметить, что она ждет ребенка: неповторимый румянец на щеках, мягкое покачивание бедрами, ладонь, бессознательно прикрывающая живот при ходьбе. Когда женщина приближается, я ее узнаю. Это Мэйлин. Змея сменила кожу.

Мэйлин видит мое замешательство и улыбается в знак приветствия.

– Повитухи и врачи должны быть одеты и причесаны в соответствии с придворной модой. Ты ждала, что я буду в мешковине? Меня бы не впустили в Запретный город и тем более не позволили ли бы приблизиться к императрице.

Императрице?

С этими словами Мэйлин отрывает ладонь от живота и плавно поводит рукой, деликатно указывая на женщину в центре соцветия придворных дам.

– Императрица Чжан, Сострадательная.

Госпожа Чжао падает на колени и простирается в поклоне. Я на мгновение замираю и вижу, как женщина, которую я считала наложницей, устало снимает компресс с глаз. Через секунду я уже лежу на полу рядом с госпожой Чжао.

Голос, мягкий, как вода, стекающая по гальке, произносит:

– Вы обе можете подняться! – Как только мы встаем, императрица говорит: – Добро пожаловать во дворец!

Великие покои

Я твержу себе, что императрица ничем не отличается от любой другой высокопоставленной женщины, но, конечно, это не так. Ее наряды расшиты золотыми и серебряными нитями. Украшения на ее головном уборе сделаны из драгоценных камней. Каждое утро три молодых художницы наносят румяна, белила и краску на ее лицо.

Истории о том, что императору принадлежат сотни, если не тысячи красавиц, – сущая ерунда. У Сына Неба Хунчжи только одна жена, и это императрица Чжан. Большую часть дня она проводит в зале Великих покоев, где я впервые предстала перед ней, но предпочитает, чтобы лечение происходило в уединении ее опочивальни, где стоит мебель, изготовленная лучшими краснодеревщиками страны. Я обращаюсь к ней «Сострадательная», но не сталкивалась еще с проявлением этой стороны ее натуры.

– Сегодня глаза Сострадательной гораздо лучше, – говорю я ей нынешним утром, пятым после моего прибытия в столицу. – Жаль, что вы так все запустили.

– Да, это длится уже много месяцев, – качая головой, говорит императрица.

– Но вы наконец‑то ступили на путь к здоровью. Как только недуг полностью вас покинет, мы с моей спутницей вернемся в Уси. – Я склоняю голову. – Я благодарна за оказанную мне честь служить вам.

Императрица Чжан улыбается.

– Вас не отпустят так быстро. – Она гладит руками свой живот. – Еще до вашего прибытия во дворец госпожа Лю, вдова Бао и повитуха не раз и не два рассказывали мне о вашем умении принимать роды без осложнений. Как мать будущего императора, я прислушалась. Я бы хотела, чтобы вы остались.

– В столице много прекрасных врачей, которые, я уверена, куда более сведущи…

– Пожалуйста, не скромничайте.

– Я жду ребенка.

– Повитуха тоже. Будем ждать втроем.

Я молчу.