Сделаю больно - Ромеро Екатерина. Страница 7

Артем долго смотрит на меня, а после криво усмехается:

– Да пошел ты! Это из-за тебя я сел в это кресло, и из-за тебя моя Светка погибла, так что ты будешь терпеть меня ЛЮБЫМ, а нет – отдай в дом инвалида, как тебе советует твоя любимая змея, братик!

– Осторожнее. Она моя жена.

– И? Любил-то ты другую.

– Заткнись.

– Что, не нравится? Кто Таську в могилу свел, а, брателло?

– Сука, закрой рот!

Замахиваюсь, а Рысь дергается от испуга, и я с ужасом опускаю руку.

Боже, я чуть родного брата не ударил. Что я делаю, что, блядь, я творю? Артем же на коляске инвалидной, он даже не сможет дать отпор. Все равно что бить лежачего, хотя я сам себя инвалидом чувствую. Больным на всю голову теперь.

– НУ, ДАВАЙ! Ударь меня! Можешь даже ногами попинать, если тебе так лучше станет. Мне плевать, я все равно ни хуя не чувствую!

– Извини, Артем. Не бойся, не трону.

– Да ниче. Что уж теперь. Тася так любила тебя, Стас, не знаю даже за что! Меня даже Светка так не любила и я тебе завидовал! И жена тебе, и девочка та красивая. Ты хорошо устроился, братик. Пожалуй, Тася единственная, кто тебя по-настоящему любил, а ты просто ею игрался. Ты в себе только смерть несешь, больно всем от тебя! Виктор, наверное, в тюрьме перекрестился уже сто раз, что вдали от тебя, так что оставь меня в покое.

– Блядь!

Я сдуру луплю ногой по стулу, и он переворачивается. Артем вздрагивает, и я это замечаю. Сцепив зубы, ухожу в свой кабинет. Пообщались, блядь. Как всегда, впрочем.

Глава 9

– Что-то живот не растет. Шестой месяц уже.

– И что? Ты мелкая, и ребенок у тебя такой же. Вырастет живот, не трясись.

Все это время я прячусь у Глафиры дома. Почти не выхожу на улицу и за пределы ее двора, потому что банально боюсь, что меня кто-то увидит, как бы это ни звучало странно, живой.

Рука срослась, раны на лице уже зажили, хотя лицом это назвать теперь сложно. Какое-то уродство, на которое я даже смотреть нормально не могу, сразу плакать начинаю.

Первые месяцы я ревела почти каждый день, за что получала от Глафиры нагоняй, а после больше о ребенке стала думать, и, пожалуй, только из-за беременности я все еще живу и не покончила с собой, хотя и такие мысли были.

Смотрю на свой браслетик на запястье. Белое золото, яркие голубые камни переливаются на свету. Красивый он. Я хотела выкинуть сначала, а Глафира отговорила, сказала, он очень ценный и может еще пригодиться.

Это подарок Стаса на мое семнадцатилетие. Я уже тогда его безумно любила, дразнила, хотела, чтобы он обратил на меня внимание, а ему, видать, даром не сдалось мое внимание, как и я сама.

Жаль, что крестик у меня забрали. Лучше бы не его, а этот браслет, потому что ощущение такое, словно я осталась совсем одна в этом мире, и на этот раз даже без бога. И только ребенок в животе со мной. Пинается уже под сердцем, крутится часто, как мячик.

Ты единственный, кто не дает опустить руки, я стану мамой и ни за что тебя не предам, в отличие от твоего отца, малыш.

Я мешаю, кажется, всем. Сначала тетке мешала, потом в детдоме, а после и Стасу. Я словно настолько невыносима, что меня просто не за что любить, хоть еще недавно я думала иначе.

Когда в объятиях Стаса засыпала, была самой счастливой на земле, а ему, оказывается, Камилла всегда ближе была, а я так… все еще домашняя зверушка, цветок, который ему просто наскучил.

Будущее пугает, я не знаю, куда мне идти после родов. Вариант с моей квартирой навсегда отпал, ведь, если я вернусь туда, Стас узнает и убьет меня. Вторую встречу с его дружками я точно не перенесу, а теперь еще и малыша жду, я должна думать о его безопасности.

Материнский инстинкт во мне все же просыпается, хоть и не сразу. Наверное, ближе к пятому месяцу беременности, когда уже заметен округлившийся животик.

Я никогда не думала, какой мамой буду. Это казалось таким еще далеким, а теперь крошка уже в бок меня пинает ногой, и я люблю ее. Несмотря на ее отца, люблю безумно сильно. Что может быть роднее и ближе ребенка? Ничего и никто.

Никакого УЗИ я не делаю. В больницу боюсь выезжать, и успокаивает только то, что Глафира уверила меня, что с малышом все в порядке. Она все знает, и порой мне кажется, что Глафира видит мое будущее, о котором всегда молчит. Говорит быть сильной. И не рыдать ночами, а однажды старушка сказала, чтобы я после родов к Беркуту пошла. У меня тогда мороз по коже пробежал, ведь я никогда ей не говорила про фамилию Стаса.

Мальчик у меня или девочка, я пока не знаю. Мне хочется то соленых огурцов, то варенья, а Глафира, как назло, держит рот на замке, хотя она знает, я уверена.

Был бы Стас рад нашему общему ребенку? Конечно, нет. От Камиллы, возможно, да, но только не от меня. Он после первой нашей близости сразу таблетки притащил, боялся, видать, что забеременею, но и это не спасло.

Не хотел Стас ни меня, ни тем более нашего ребенка, и каждый день, видя свое изуродованное отражение в зеркале, я только убеждаюсь в этом.

Тот, кто любит, такое не сотворит с любимым, а он сделал. Похоже, Стас меня никогда не любил. Это я строила себе воздушные замки, глупая и наивная Тася.

***

Тоха

Мне не нравились состояние Стаса, которое было похоже на мину, и тогда я понял, что единственное, почему он еще не сдох, – это беспомощный Рысь, с которым Стас до сих пор тягался по врачам.

Мне было жаль Артема. Он молод, все время на байке своем разъезжал, а теперь все, что имеет, – инвалидное кресло и братик-психопат под боком, который после потери своей доморощенной ромашки совсем съехал с катушек.

Та девочка ведь и правда была его буйком, который держал Стаса всегда в тонусе и не давал свалиться в депрессию. Ни жена, ни братья – это была она, Тася. Та сирота ничейная, хотя она, конечно же, была его.

Стаса полностью, уж не знаю, что он там ей делал, но Тася была Стаса. Как Линка Бакира, только по-другому.

Не знаю, Тася была сильная с ним и в то же время совершенно беспомощная без Стаса. И как ее Стас ни пытался уберечь, Тася получила по полной от его врагов.

– Тох, что-то Стаса давно не видно. Как он?

– Не знаю, Пашка. Живой вроде.

Сжимаю зубы. Я сам не видел его уже полгода, а когда последний раз встретил, мороз пошел по коже.

Я думал, Стас как-то перебесится, он ведь женат уже не первый год, но хрен там. Стас не был похож на самого себя: осунувшийся, бледный как смерть, он меня даже не сразу узнал. Задумчивый, мрачный, какой-то зловещий даже.

Одет во все черное, в глазах тьма, и он был абсолютно теперь трезвым. Я поздоровался с ним, Стас молча пожал мне руку и просто пошел дальше. Тогда я понял, что он не то что обращаться не хочет, он вообще уже ни хрена не хочет в этой жизни, и Камилла, как я надеялся, ему ничем не помогла. Она, похоже, там только для декора и была. Витрина, блядь, он ее не боясь показывал всем, тогда как Таську хранил, точно чертово сокровище.

Знаю теперь только, что Стас практически нелюдимым стал. Закрылся в своем доме на отшибе, Рыся забрал к себе, и что там творится у него внутри – я не знаю.

Жилище его видел однажды издалека, но сунуться туда не рискнул. Беркут выстроил замок на свою голову, хотя он больше похож на логово чудища, мрачный и черный дом с острыми башнями. Семейное гнездо Психа. Ничего не скажешь.

Камилла вроде давно уже съехала оттуда, но деталей я не знаю. Виктор так и не вышел, а Стас больше не появлялся в клубе, только когда его дергали помочь. Он закрылся, сам себе на уме, и, если честно, я сам уже начал его бояться.

Глава 10

Камилла

Я никогда не была монашкой, и, хоть отец меня держал в ежовых рукавицах, у меня было несколько мужчин, но ни один из них даже рядом не стоял со Стасом.