Пять баксов для доктора Брауна - Маллоу М. Р.. Страница 47
– Я часто задавал себе этот вопрос, – незнакомец пошмыгал носом, пощипал бородку. – Видишь ли, морячок, человек – существо тщеславное. Я хотел, чтобы мир меня услышал. Но он не услышал. Миру не нужны возвышенные души. Возвышенность души есть излишество. Если хотите, род болезни.
– Праздная выдумка изнеженного ума? – съехидничал Джейк.
– Да, – кивнул незнакомец. – Что-то вроде. Да, ум, который обнаруживает стремление к фантазиям есть ум праздный, незанятый.
– И чем же, вы считаете, он должен быть занят? – заинтригованно поинтересовался искатель приключений.
Бывший поэт пожал плечами.
– Выполнять свое естественное назначение: бороться за выживание тела. Взгляните на наше общество: оно больно насквозь. Больно бездельниками, которые пытаются бороться со скукой, выдумывая несуществующие потребности.
– Это какие? – с некоторым подозрением спросил Д.Э.
– Да почти все, – махнул рукой незнакомец. – Начиная со стихов и заканчивая всеми этими бессмысленными штуками вроде телефонного аппарата, «волшебных фонарей» и даже, да простит меня Бог, беспроволочного телеграфа.
Дюк склонил голову набок.
– Чем, интересно, вам телефон с телеграфом не угодили? Полезные же вещи!
– Полезные... – незнакомец пожевал губами. – Да, может быть. Но можно ли сравнивать эту пользу с тем вредом, который приносят устройства, позволяющие нам обходиться только голосом или краткой запиской?
– Хм, – сказал Джейк, – а, например, арифмометр?
– Тоже ерунда, – улыбнулся незнакомец. – Это устройство облегчает работу человеческого ума. Последний, имея потребность в работе и теряя возможность удовлетворить ее, ржавеет, чахнет, и, наконец, делается бессильным и слабым.
– А часы? – спросил М.Р. уже просто из интереса.
– На редкость бесполезная вещь, – немедленно ответил незнакомец. – Мы выдумали время, чтобы спешить, тем самым пытаясь уверить себя в собственной значимости.
– Я, кажется, понял, – покивал Дюк. – Ну, а что же тогда имеет смысл?
Незнакомец рассмеялся.
– Вот этот вопрос мне нравится, морячок. Очень нравится.
Он оглядел, прищурившись, обоих компаньонов.
– Смысл, говоришь. Да ничего его не имеет. Все суета. Все, за что мы так цепляемся, есть не более, чем привычки, выдуманные искусственно человеком с единственной целью чем-то занять свое бесполезное существование. Настоящая жизнь вот, – он кивнул на веселящихся моряков. – Вот это она и есть. Во всей своей красе.
Двое джентльменов оценили настоящую жизнь во всей своей красе и повернулись опять к философу.
– И вам она нравится? – поинтересовался Джейк.
Незнакомец снова рассмеялся.
– Нравится? Это бессмысленное слово. Законам мироздания безразлично, нравятся они нам или нет. Они просто существуют.
Д.Э. страшно хотелось возразить, но он не мог придумать, как.
– Слушайте, – произнес вдруг Дюк, – а что же ваши стихи? Ну хорошо, они не стали известны, но зачем-то вы их писали? Хотели что-то сказать, или что-то спросить, ведь так?
– Я был грешен тщеславием, – улыбка философа потеряла толику веселости.
– Ну, не знаю, – нерешительно сказал М.Р. – Всегда думал, что стихи пишут, как бы это сказать, по зову сердца. И потом, их ведь напечатали? Значит, кому-то они уже понравились.
– Ну, этого было недостаточно! – незнакомец расхохотался. – Сначала я жаждал вознестись на вершины славы, затмить собой солнце, покорить умы человечества, и тому подобный треск. А потом понял одну штуку. Даже стань я знаменит как Сьюкинсон, как Блейк, как Лонгфелло, даже как Байрон – для меня ничего бы не изменилось.
– Кто это – Сьюкинсон? – спросил Дюк.
– Очень известная персона в том городе, где я имел несчастье родиться. Это неважно, морячок. Важно, что все суета: слава, деньги, твои собственные мысли...
– Слава – вещь неплохая, – заметил Джейк. – Почему бы и не мечтать о ней? Что в этом такого?
– Слава – вещь бессмысленная, – парировал незнакомец. – Она ничего не дает ни нашему уму, ни нашему сердцу.
– А деньги? – Джейк откусил заусенец на большом пальце. – На деньги можно много всякого интересного сделать.
– Да, много всякой чепухи можно сделать на деньги, – парировал незнакомец.
– А что, – не отставал Д.Э., – больше вы ни о чем не мечтали? Только об этом?
– Что ты меня все время перебиваешь, болтливый морячок? – незнакомец насмешливо дернул бородкой. – Об этом ведь и речь: подступись к любой мечте, поверти ее в руках, рассмотри как следует, и ты увидишь...
– Что все не имеет никакого смысла, – заключил Джейк.
– Вот именно, – улыбаясь, подтвердил незнакомец.
Съедят и выплюнут мое они нутро.
Искатель приключений сделал скорбно-зловещее лицо, выразительно продемонстрировав, как пожирает и выплевывает чей-то труп. М.Р. тут же последовал его примеру и оба замогильно закончили:
Незнакомец хранил свою философскую улыбку.
– Знаете, сэр, -Д.Э. встал, засунул было руки в карманы, но покачнулся под скрип переборки и был вынужден принять менее независимый вид, – у нас тут небольшое дельце, так что...
– Понимаю, морячок, – усмехнулся неизвестный. – Не бойся, я не спешу.
Он поудобнее устроился на койке Д.Э., прислонившись спиной к стене.
М.Р., вставший рядом с компаньоном, прочистил горло.
– Мда, – сказал он. – Кхм. Ага.
И двое джентльменов торопливо покинули кубрик.
– Черт, холодно, – Джейк потер перчаткой покрасневший нос.
– Ага, – сказал компаньон, пряча лицо в шарф по самые глаза.
«Матильда» лавировала между льдами. У носа судна желтела, пенясь, вода.
– В Африке, – Дюк закашлялся, – в Африке я буду целыми днями лежать на солнце. Буду есть фрукты и морских гадов. Компаньон, ты как, любишь морских гадов?
– Я все люблю.
Д.Э. представил кусок жаркого так отчетливо, что потекли слюни.
– Ты мне такого не говори, – пригрозил он. – Рано еще.
– Сегодня девятое февраля, – дыша паром, проговорил М.Р. – Интересно, долго мы еще здесь пробудем?
Когда искатели приключений вернулись в кубрик, первым, что они увидели, был зад Коуэна. Матрос трясся, зарывшись лицом в подушку на койке Джейка и ударяя по матрасу кулаком. Рядом невозмутимо улыбался лысый незнакомец.
– Пойми, морячок, – услышали они, подойдя поближе, – законам мироздания наплевать. Ты представляешь из себя всего лишь один из бесчисленного множества организмов, которые едят, пьют, не приносят ни особенной пользы, ни особенного вреда, и легко заменяются другим таким же организмом в случае смерти. Ты всего лишь песчинка в океане.
– Ты что говоришь, – пробормотал матрос, поднимая красное, распухшее лицо, – ты что говоришь такое?
Лысый похлопал его по плечу.
– Штука, друг, в том, что это не так уж важно, – задушевно сообщил он. – Мертвому тебе будет все равно.
Коуэн сел на койке.
– Ты что такое говоришь, а? – заревел он. – У меня сестра в Бостоне! Сестра, ты понял, козел бородатый?
И бросился на лысого с кулаками. Драки не получилось, потому что лысый отпихнул матроса и тот налетел на переборку.
– Сестра моя! – рыдал Коуэн, прикрываясь от посыпавшейся на него обуви, дождевиков и комбинезонов. – Трое детишек! Колин, Мэтт и Энгус!
В голову лысому полетел сапог.
– Колин! – следом полетел еще один. – Мэтт!
Лысый увернулся и сапог упал на одеяло.
– И Энгус! – проревел Коуэн, вырываясь из рук удерживающих его товарищей. – Пустите меня, я его убью, эту сволочь!