Птица в клетке - Роу Робин. Страница 3

Адам выше меня, но не слишком крупный – в отличие от того белобрысого здоровяка, с которым он везде ходит, – а я-то думал, девочкам нравятся очень высокие и сильные парни. Адам даже не ведет себя так, как положено популярным ребятам. Они обычно ходят особым образом: топают, будто на кого-то рассержены, а Адам носится везде как угорелый. Он постоянно спотыкается, но каждый раз просто улыбается и бежит дальше.

Вот еще одна странность. Парни мало улыбаются. Не знаю, действительно ли им паршиво или они просто притворяются. Но Адам всегда… приветливый. Казалось бы, «приветливый и неуклюжий» не равно «крутой», но в этой школе, похоже, так не считают.

Адам выжидающе смотрит на меня, и чувство тревоги растет. Мне не впервой стоять и глупо молчать, но глупо молчать перед ним в миллион раз хуже.

– Я так рад тебя видеть, – говорит он.

Внезапно Адам бросается ко мне, и я отскакиваю. Он смущенно останавливается – и вот теперь мне действительно стыдно. Это же Адам, он ринулся ко мне, раскинув руки, и, вероятно, просто хотел обнять. Но даже так, все равно слишком стыдно и больно.

Я вижу удивление на его лице, разворачиваюсь и бегу по коридору, прочь от кабинета доктора Уитлок.

Скрывшись от Адама, я притормаживаю, пока не попался на глаза кому-нибудь из учителей. Глубоко вздыхаю и верчу в руке смятую желтую записку. Вскоре доктор Уитлок поймет, что я не явился. Если она пожалуется мистеру Пирсу, он снова позвонит Расселу – и тогда дядя захочет узнать, чем я так провинился, что меня вообще к ней послали.

С другой стороны, если пойти к доктору Уитлок, она будет сверлить меня взглядом и задавать неудобные вопросы. Я не смогу ответить, разболится живот. А потом она, чего доброго, позвонит Расселу и расскажет, что меня опять к ней прислали.

Я останавливаюсь, думая, как же поступить.

По сути, выбора нет.

И с каждой секундой вероятность, что доктор пойдет жаловаться директору, растет.

Мне нужно вернуться, но ноги отказываются двигаться в том направлении. Прямо сейчас кажется, что лучше уж выдержать выволочку от дяди, чем визит к доктору. Разумеется, на деле все будет иначе. Я стану винить себя, каким же был дураком, что пошел на риск. Наверное, я и правда дурак, раз все равно иду прочь.

Я не суюсь в сторону кабинетов английского, тамошние учителя вечно стоят в дверях, словно часовые на посту, и шагаю прямиком в крыло естественных наук. В воздухе висит тяжелый запах химикатов и анатомички. В конце коридора я поворачиваю за угол и застываю. Там стоит мистер Пирс, опирается на свою трость. Скрючило его от ярости или просто спину прихватило – непонятно.

Я ныряю в нишу с питьевым фонтанчиком и жду. Считаю до шестидесяти и выглядываю. Директор поднимает голову и смотрит прямо на меня.

Я прячусь обратно и слышу стук трости. Вжимаюсь в стену и стараюсь с ней слиться. Мистер Пирс со своим гоблином все ближе. Тук. Тук. ТУК.

А затем он проходит мимо, словно в упор ничего не видит.

Я жду, пока мистер Пирс исчезнет, а потом бегу мимо спортзала в большой коридор перед концертным залом. Я проскальзываю в театр, и тяжелая дверь закрывается за спиной.

Вокруг темнота.

Это самая пугающая часть путешествия. Если меня поймают – я точно в беде, ведь нет ни единого логичного объяснения, почему я здесь. Лишь подумав об этом, я ускоряю шаг, пока не натыкаюсь на сцену.

Забираюсь на ступени и пролезаю под занавес. За ним еще темнее, пахнет пылью и воском. На миг кажется, что воздух становится гуще, а прямо за мной кто-то стоит.

Я задерживаю дыхание и вытягиваю перед собой руки, точно слепой. Тычусь наугад, пока не нахожу то, что мне нужно: черную железную лесенку, привинченную к стене. Карабкаюсь наверх – и наконец вижу свет, что льется в грязное чердачное окно.

Сам чердак огромен. Куча сундуков и картонок, битком набитых шляпами и пластиковыми мечами. В углу высится дракон из папье-маше с мерцающим красным глазом.

Когда я впервые сюда попал, то настолько боялся, как бы меня не поймали, что метался от стены к стене. А потом нашел проход.

За старым шкафом я отыскиваю две кривые доски, что болтаются на гвоздях, как покосившиеся столбы ограды. Отодвигаю их в сторону и вижу за ними помещение. Увы, пол в тесном пространстве между чердаком и моей тайной комнатой безбожно искривился, и можно сказать, что на ближайшие полметра его вовсе нет, лишь зияющий черный провал. Придется прыгать.

И вот я стою в своем убежище. Стены и пол тут намного темнее, воздух более затхлый. Комната совершенно пустая, а места хватает лишь растянуться строго в одном направлении. Еще там одно окно, круглое, как иллюминатор на корабле Элиана. Из него можно увидеть двор – впрочем, там никогда никто не гуляет.

Угнездившаяся в груди тяжесть исчезает без следа. Я отчетливо вижу помещение и один в целом мире знаю о его существовании.

Раздается звонок на обед. Я сажусь и достаю из рюкзака сэндвич с желе и арахисовым маслом и книгу про Элиана Маринера. Эта одна из моих любимых историй. Иногда Элиан просто путешествует, но временами спасает людей. В этой книге он спасает целую планету.

3

Адам

Когда я учился на втором курсе, директору Пирсу попались на глаза какие-то исследования, мол, высокая температура в помещении плохо влияет на успеваемость. Все, пути назад не было. Он так врубает кондиционеры, что, даже если снаружи царит жара, нам все равно приходится одеваться как на Северном полюсе. Лишь столовая отстояла независимость от политики «Заморозить мозги напрочь», поэтому стоит мне переступить ее порог, как я сразу начинаю раздеваться.

Одновременно я извиваюсь, пробираясь сквозь опасно набитое помещение. Нам с друзьями приходится втиснуться за стол, не рассчитанный больше, чем на десять человек, а значит, процесс сильно смахивает на игру в твистер. Добавьте сюда жару, раздевание и тесноту – и наш обед приобретает оттенок легкой эротики.

Я умудряюсь влезть рядом с Эмеральд и прижимаюсь к ней бедром. Она, как обычно, зачесала свои рыжевато-светлые волосы наверх и уложила их в замысловатую прическу, которую большинство девчонок приберегло бы для выпускного бала. Эмеральд смотрит на меня своими голубыми глазами – такими голубыми, что я заподозрил бы ее в ношении контактных линз, если бы не знал с пятого класса.

– Привет, – улыбаюсь я.

Эмеральд всегда меня завораживает. Она похожа на старлетку из пятидесятых: идеально накрашенные алые губы, фарфоровая кожа, родинка на щеке. Эмеральд слишком гламурная для того, чтобы сидеть тут с нами и есть жирный картофель фри из пластикового контейнера. Мне столько всего хочется ей сказать, но я отвлекаюсь.

Сидящая напротив Камила как раз стянула с шеи шарф. На ней футболка с таким глубоким вырезом, что, если вздохнуть, станет видно соски. Я старательно делаю вид, будто ничего не замечаю, в основном из-за ее брата-близнеца, Мэтта, что сидит рядом с ней. Секунду Камила с Мэттом смотрят на меня, как умеют смотреть лишь близнецы. Они невероятно похожи: оба невысокие, смуглые и темноволосые. Раньше даже одевались одинаково, пока Камила не перешла на облегающие юбки и высоченные каблуки.

Рядом что-то грохает. Я отрываю глаза от Камилы: это Чарли плюхнул на стол свой поднос и с огромным трудом втискивается между нами. Сегодня он еще мрачнее, чем обычно. Я вечно завидовал его росту, пока тот не вышел за пределы разумного. Когда в тебе почти два метра, крайне трудно куда-либо поместиться. Чарли вечно жалуется на судороги в ногах и боль в коленях. Хотя, с другой стороны, он просто на все вечно жалуется. Вот, например, сейчас:

– Долбаные первокурсники. Ты хоть представляешь, сколько приходится торчать в очереди?

На самом деле, представляю. Он каждый день исправно нам об этом напоминает. Элисон (девушка Чарли с первого курса, они то сходятся, то расстаются) сидит у него на бедре – а оно у Чарли длиной с долбаную скамейку – и сочувствующе треплет его по руке. Успокаивать Чарли – ее основная обязанность. Они оба высокие и светловолосые и похожи так, будто у нас в компании две пары близнецов. Правда, когда я озвучил эту мысль Чарли, он не сильно обрадовался сравнению.