Полковник Никто - Суконкин Алексей. Страница 52
- Полкан, обожди, - Фрол остановился. – Больше не могу.
Тут же рядом оказался Рязань:
- Надо бежать, - сказал он. – Сейчас они миномётами начнут крыть.
- Уж лучше миномётами, - проговорил Фрол, задыхающийся от перегрузки и уже не соображающий, что происходит.
Рязань достал ПБ:
- Я могу сразу, чтобы ты не мучился…
- Нет, - Фрол испуганно помотал головой и, собрав волю в кулак, побежал дальше.
Ввалившись в свои окопы и отдышавшись, Рязань по рации сообщил командиру отряда о полном успехе набега, отсутствии потерь и попросил выслать БМП за пленными.
Только в это время на той стороне поняли, что произошло и начали миномётный обстрел – вначале своих позиций, а потом, после пролёта «птички», и позиций «оркестра».
Взвод укрылся в нескольких блиндажах.
- Я впечатлён, - заявил Копчёный. – Я двоих завалил! Это лучшее, что было в моей жизни!Я хочу ещё!
- Мне тоже понравилось, - сказал Геныч. – Я как дал очередью, прямо видел, как укроп перевернулся в воздухе!
Фрол сидел молча, вздрагивая от каждого разрыва. Какое-то время он слушал восторженные речи своих соратников, потом тихо сказал:
- Если каждый раз так нужно будет бегать, я лучше застрелюсь.
- А ты тренируйся, - предложил Поц. – Станешь сильнее.
- Поздно уже тренироваться, - ответил Фрол. – Недолго мне осталось. Я это прямо чувствую.
Котлов вдруг улыбнулся, вызывая интерес.
- Я, - сказал он. – Когда с проверкой на Донбасс приезжал, помню, что та сторона имела строгий лимит по снарядам и минам. Пятнадцать мин в сутки. А сейчас, смотрю, лимита нет. Кидают и кидают.
В этот момент обстрел прекратился. В блиндаж заглянул Рязань.
- Чего сидим? Дождь закончился, град давно уже не обещают. Выходим!
Бывшие заключённые выбрались из укрытия.
- Спасибо, Полкан, - Рязань хлопнул Котлова по плечу. – Сочтёмся.
***
После обеда обе боевые тройки копали окопы – совершенствование обороны должно быть непрерывным. Земля была податливой, и работа шла хорошо. Только Фрол бурчал, да Пончик быстро набил себе мозоли – вдруг выяснилось, что в силу строгой приверженности воровскому укладу, он никогда в жизни не держал в руках ни метлы, ни лопаты.
- У тебя хорошая была школа жизни, - Поц глумился над своим товарищем, высмеивая его неумение выполнять элементарную, и такую здесь необходимую работу. – На лопату – западло, да? А тут раз – и пригодилось. Как быть? Никого не заставишь – тут тебе в ответ каждый может голову прострелить…
- Да иди ты, - Пончик злился всё больше и больше.
- Перчатки надо надевать, чтобы не натирало, - советовал Копчёный. – Вот ты балбес!
- Да кто же знал, - продолжал мучиться Пончик.
Ближе к вечеру из штаба отряда вернулся Рязань, который отвозил туда пленных. Он привёз два тепловизора с целой пачкой батареек, по одному на боевую тройку, и быстро показал Котлову и Копчёному, как ими пользоваться.
- Сегодня днём мы совершили удачный налёт на позиции противника только потому, что такие атаки и мы, и они, ждём в основном ночью. Днём они расслабились, и утратили бдительность. В итоге мы взяли очень ценных пленных – два командира взвода, старшина роты и начальник медпункта второго батальона 53-й бригады. Они уже дают очень интересную информацию. Второй раз днём такой фокус не пройдёт. И сегодня, как мне кажется, они попытаются ночью нам отомстить. Отряд будет поднимать свои самолётики, а мы будем с земли наблюдать в «тепляки». Во взводе сейчас шесть боевых троек, будем ночью нести службу по две тройки по три часа. Один тепловизор на правом фланге, другой на левом. Ничего сложного.
Время дежурства тройки Котлова пришлось на вторую половину ночи. Забравшись в нору и укутавшись в чей-то спальник, Игорь попытался уснуть. Сегодняшний бой не выходил из головы: постоянно возникали образы убитых им людей. Сегодня он стрелял в таких же русских людей, каким был сам – это стало очень понятно, когда он говорил с пленными. Двое из них даже разговаривали без «гэканья», присущего украинскому языку и смешанному русско-украинскому суржику. Все они были мобилизованы с началом войны и направлены в действующую армию – конечно, никто у них не интересовался, желает ли он воевать, или нет. Альтернатива была проста – стенка, нацисты из «Азова», команда «пли».
Между собой сейчас воевали две мировые системы, а то, что делали они это руками братских народов, было уже делом десятым.
А самим братским народам, вернее конкретным их представителям, которые сошлись друг с другом на переднем крае борьбы, оставалось только, приняв правила предложенной игры, пытаться выжить в этой огромной человеческой катастрофе.
Но самым для Игоря страшным было то, что он не испытывал жалости к убитым им людям. Их судьба оказалась для него безразлична. Что убитые, что пленные – они промелькнули в его жизни и исчезли навсегда. Не оставив никакого следа. Не вызвав никакого сопереживания.
Однако, вспоминая украинских солдат, так преступно (в первую очередь по отношению к самим себе) утративших бдительность и оттого потерпевших разгром, Игорь подумал, что в своих смертях они виноваты сами. С другой стороны, они были настолько сильно измотаны, имели едва ли не смертельный недосып, что определенно уже не могли адекватно реагировать на происходящее, допустив сон на передовой позиции. Потому что они зашли за ту грань, после которой на войне появляется абсолютное безразличие к собственной жизни – убьют, и ладно.
Впрочем, их командование было не меньше виновато в случившемся, продемонстрировав неспособность организовать ротацию передовых подразделений, чтобы люди могли отдохнуть, отодвинув наступление психологического безразличия к смерти.
Игорь вспомнил пулемёт Максим, который он увидел на опорном пункте «Ангола». После всех новостей о переполненности украинских подразделений новейшими видами западного вооружения, этот пулемёт, изобретённый в позапрошлом веке, говорил о реальном положении дел на этой войне. Кто-то зарабатывал на продаже оружия баснословные деньги, красиво отчитываясь на экранах телевизоров, тогда как в окопах солдаты были вынуждены использовать едва ли не музейные экспонаты. Игорь вспомнил – на украинских позициях он не увидел ни одного гранатомёта или противотанковой ракеты. Где всё это оружие? Где «НЛАУ», «Джавелины», АТ-4, «Стингеры»?
Котлов вспомнил свои махинации с деньгами, которые выделялись на обеспечение специальных мероприятий в самый канун войны. Как бы повернулась история, если бы все эти деньги были освоены должным образом? Если бы были созданы агентурно-боевые группы, места их базирования, был бы закуплен транспорт, передано специальное вооружение? Что было бы, если бы командование, при принятии стратегических решений по Украине использовало не высосанную из пальца информацию, преследующую лишь цель угодить высоким руководителям, а реальную, добытую по всем законам классики разведывательной деятельности? Вон, тот же Юра Чмырёв, которого все чмырили за его фамилию, оказался на высоте – потому что он реально работал. Игорь вспомнил, как Юра отказывался заниматься приписками, чтобы порадовать управление большим числом якобы завербованных агентов. Своим небольшим числом реальных агентов он сделал огромное дело – обеспечив практически бескровное освобождение значительной части юга Украины – при том, что ему выделялось наименьшее количество средств. Потому что он не желал вовлекаться во все эти коррупционные схемы. А потом война показала, кто есть кто. И сейчас Юра – начальник разведки группировки, полковник, а Игорь – командир боевой тройки, хотя тоже полковник – по какому-то непонятному недоразумению суд не стал лишать его воинского звания. Юра сейчас вытаскивал военную разведку из того болота, в котором она оказалась, благодаря таким, как Котлов и Исмаилов, а Игорь сейчас искупает свою вину, за то, что вверг военную разведку в трясину коррупции и очковтирательства. Не он один, конечно, вверг, но и он тоже.