Няня - Макмиллан Джилли. Страница 16
Хотела сказать «в школе», однако смолчала: дочь еще не оправилась от первого катастрофического визита. Не стоит ей лишний раз напоминать.
– Какие-то ответы тебе поступают? – спрашивает мать.
– Отказы. Говорят – не та квалификация.
– Тебе надо быть детективом, мам, – встревает Руби. – Ты вполне можешь разгадать тайну черепа. Ну, или спиртом на худой конец. Кстати, у нас есть доска для спиритических сеансов, можно вызвать дух утопленника!
– Ты хотела сказать – спиритом? Нет уж, спасибо. Мне это не по душе.
– В гольф-клубе ходят слухи о вашей находке, – перебивает Рори. – Таинственная история! Расскажите нам подробнее, Вирджиния.
– Рассказывать-то особо нечего. По-моему, полиция придает этому случаю слишком большое значение. Похоже, у них других дел нет. Ни минуты не сомневаюсь – череп средневековый, – покраснев, резко говорит мать, и после ее слов наступает неловкое молчание.
– Мне кажется, Лейк-Холл полон исторических загадок, – подает голос Джулия. – Замечательное место, национальная сокровищница! Представляете, что видели эти стены? Об этом можно написать целую книгу. А может, она уже существует?
Джулия смеется над своей же шуткой.
Мать фальшиво улыбается и подносит к губам салфетку – наверняка хочет скрыть презрительную гримасу. Подхалимов она терпеть не может.
Напряженную атмосферу разряжает Элизабет.
– А как насчет сферы искусства, Джо? – Художница с уважением относится к моему желанию сократить имя. – Не рассматриваешь работу в художественной галерее? Полагаю, там ты в два счета сможешь освежить свои знания.
Хм, а правда. И почему мне это раньше не приходило в голову? Переехав с Крисом в Штаты, я оставила хорошее место в коммерческой художественной галерее. В Калифорнии легально работать мне запрещалось, поэтому о профессиональных амбициях пришлось забыть. Впрочем, я подрабатывала гидом-волонтером в маленьком местном музее, чтобы не терять навыка, и нередко таскала мужа и дочь на выставки выходного дня. Идея Элизабет неплоха, однако есть один нюанс…
– Это было бы потрясающе, вот только нужно найти галерею как можно ближе к Лейк-Холлу. Я не могу себе позволить мотаться в Лондон. Кто будет присматривать за Руби?
– Неужели нельзя обойтись без пафоса, Джослин? – бросает мать.
– При чем тут пафос? Просто я хочу сама воспитывать своего ребенка.
Рори с женой глазеют на нас, с трудом скрывая волнение: похоже, назревает семейный конфликт.
И вновь положение спасает Элизабет.
– На следующей неделе открывается выставка моих картин, – объявляет она. – Надеюсь, я получу кучу премий. Не желаете поднять за меня тост?
Мы пьем за ее успех, и Элизабет продолжает:
– Джо, дорогая, почему бы тебе не приехать в Лондон на открытие? Мне было бы очень приятно.
– Я с удовольствием, но как оставить Руби?
– Ну что за чепуха, – вклинивается мать. – Я за ней присмотрю. Кстати, дорогая, мы с тобой сможем заняться компьютерной игрой, о которой ты говорила.
– Собираюсь научить бабушку играть в «Minecraft», – объясняет дочь.
– Ого, какие мы современные! – восклицает Джулия.
– Приезжай, Джо, – повторяет Элизабет. – Мы с тобой отлично развлечемся.
Художница призывно улыбается, ее глаза блестят от возбуждения, и я сдаюсь:
– Да, я и правда не против.
Развлечемся… Звучит неплохо. Развлечений у меня не было давным-давно. Уж не знаю, что конкретно имеет в виду Элизабет, но это повод хоть ненадолго сбежать из проклятого дома. Другое дело, что мать и за несколько часов моего отсутствия способна причинить непоправимый вред Руби.
Поиски работы продвигаются не слишком успешно. Я разослала резюме куда только могла, несколько раз проходила собеседование, однако ничего подходящего пока не подвернулось. Да и приглашений от будущих работодателей не поступает. Похоже, я зашла в тупик.
Периодически звонит партнер Криса по бизнесу. Обнадеживающих новостей нет, по поводу денег он явно мнется. Видимо, не может выделить мою долю без ущерба для компании и отчаянно ищет другие источники финансирования. С каждым нашим разговором его ответы становятся все более уклончивыми, хотя он уверяет меня, что это лишь плод моего воображения.
Мы с дочерью совершаем ежедневные прогулки по территории имения точно так же, как гуляли в свое время с Ханной. Руби вечно бежит впереди, перескакивает через упавшие ветви деревьев, носится по склонам – словом, резвится, как горная козочка. Запрещаю ей взбираться на высокие деревья и стены. Дочь забывает обо всем, когда перед ней появляется какая-то цель. Бесшабашная девчонка – вся в отца.
Во время прогулок, где бы мы ни находились, наши взгляды то и дело падают на дом: каменные стены, древняя, поросшая мхом и кое-где сползшая с места черепица, далеко выдвинутые мезонины… Под крышей засели шелушащиеся от времени гаргульи, маленькие окна верхних этажей сидят в глубоких нишах. На первом этаже окна большие, оттуда открывается прекрасный вид на озеро и окружающую его местность.
Крис как-то заметил, что мне следует больше интересоваться Лейк-Холлом, потому что в один прекрасный день я стану его единоличной владелицей. Сидя в нашей маленькой, залитой солнцем кухне за утренним кофе, я твердо сказала ему, куда он может засунуть идею о том, что когда-нибудь мы с ним превратимся в новых лорда и леди обширного поместья. Крис криво ухмыльнулся и заявил: как здорово, что он любит меня независимо от богатого наследства.
– Так или иначе, – объяснила я, – скорее всего, Лейк-Холл придется продать, поскольку пошлины на вступление в наследство чрезмерно высоки.
– Ведь это можно уточнить заранее?
– Ничего я уточнять до смерти родителей не буду, и точка, – отрезала я.
Руби то и дело пристает с вопросами насчет черепа. Похоже, она одержима этой историей не меньше меня. Я сочиняю разные небылицы, лишь бы не будить в себе подозрения о том, кому принадлежат останки. Например – Ханне…
– Это череп древнего мудреца, который жил в этих местах и заботился о живущих в озере созданиях, – рассказываю я. – Он так любил своих подопечных, что пожелал после смерти быть захороненным в озере. Рассчитывал продолжать присматривать за рыбками.
– Фи, как мерзко!
– Почему же?
– Стэн говорит, что тела в воде разлагаются и рыбки их пожирают, так что остаются только косточки. – Дочь морщит носик. – Очень мерзко.
Не могу придумать, как раскрутить свою версию. Ладно, честность – не порок.
– Ну, если так ставить вопрос, то и вправду мерзко.
– А я все равно не боюсь.
Зато боюсь я…
– Что ж, рада за тебя, дочь.
– Когда мы снова сможем покататься на каяке?
– Пока не знаю, дорогая. Ждем, что скажет полиция.
– Бабушка так испугалась, когда пришли детективы…
– Испугалась? С чего бы?
Мое сердце внезапно сбивается с ритма, словно дочь подтвердила мои опасения.
– Ну, она думала, что это ты вернулась. Боялась, что ты нас отчитаешь – я ведь мерила ее одежду, а она еще помогала мне накраситься.
Руби улыбается, припускает вперед по тропинке, и полуденное солнце создает вокруг ее фигурки огненный ореол. Наш разговор снова заставляет меня задуматься: когда же наконец детективы определят возраст утопленницы? Вдруг это и в самом деле Ханна? А если так – что с ней произошло?
К сожалению, прошлое – скользкая субстанция. Пытаешься цепляться за образы, а они неумолимо уплывают вдаль. Странно… Постепенно тускнеют воспоминания о муже, зато поднимаются на поверхность памяти дни моего раннего детства – прекрасное время, которое я провела с Ханной. С тех пор, как мы переехали, думаю о тех днях почти постоянно и все же не могу восстановить их полностью. Никак не получается найти хоть какую-то зацепку, подтверждающую, что в ту ночь, когда исчезла моя няня, случилось нечто зловещее. На этом месте – провал.
– Погляди-ка, – зовет меня Руби и поворачивает ко мне планшет.