Перекресток трех дорог - Вилонова Мария. Страница 6

– Я обещал твоей дочери срединный мир от края до края. – Упорства Ферру было не занимать. – И она его получит.

– Последний раз повторяю добром – уходи! – В голосе сэйда зазвенел гнев.

«Ласкою станут просить – не слушай. Пред оскорбленьем смири свою гордость. В ярость не верь, не сердись, не мешкай. Трижды ответь, и откроют тебе дорогу». Простенький напев из тех, что учил любой жрец в раннем детстве, успокоил мысли и чувства. Ферр мягко улыбнулся и без колебаний повторил:

– Я уйду только с ней.

– Будь по-твоему, – махнул рукой хозяин. – В середине священной рощи живёт белый олень с рогами цвета крови. Добудь его мне, и я благословлю твой союз с моей дочерью.

Ферр поклонился, развернулся и направился к выходу. Чародейка со свитой собралась за ним, но отец окликнул её:

– Эйдре, чтобы ноги твоей не ступало по тем землям, пока жрец не вернётся с добычей.

Ферр отправился один. Вышел со двора, окунулся в липкий туман, прислушался. Пелена расступалась перед ним, но далеко видно не было. Он бесшумно шагал по мокрому мху, брёл наугад, крепко сжимая лук ради своего спокойствия. Сколько Ферр шёл сквозь наваждение, он не ведал. Дорогу обратно запомнить оказалось невозможно. Он решил полагаться на умение читать следы да на то, что те не сгинут в мороке прежде, чем он отыщет оленя.

Вдалеке почудился крик ястреба. Молодой жрец помешкал мгновение, затем решительно отправился на звук. Белая птица сидела на ветке старого тиса, а в янтаре глаз мерещилась озорная улыбка.

– А тебе, я погляжу, запретить ещё надо суметь? – улыбнулся Ферр, подставляя руку.

Эйдре слетела на предплечье, постаралась не слишком сильно сжимать могучие когти, а в ястребином клёкоте ему почудился звонкий смех.

– Знаешь, куда идти? – Жрец и не сомневался в ответе.

Ястреб крикнул, взлетел и исчез в пелене тумана. Ферр уверенно зашагал вперёд, понимал, что Эйдре поведёт его голосом. Глаза здесь и верно не помогали ничуть.

Ферр долгое время пробирался сквозь наваждение и чащу – от дерева до дерева, влекомый звуком. Сколько прошло с момента, как отправился на испытание, он представить не брался. Голодный и продрогший, он заставлял себя двигаться, не останавливаться, запрещал мыслям возвращаться в большой зал дома Эйдре, где потрескивал очаг и запекался на вертеле чудесный поросёнок. Раз за разом осекал усталость, вспоминал глаза цвета мёда, рыжие косы с вплетёнными костяными бусинами, тёплую ладонь на своей щеке и нежный голос. Думы о чародейке согревали и придавали сил. Он нашёл своего сэйда, так что теперь точно отступать не намерен. Ферр с удовольствием ждал мига, когда представит деву верхнего мира наставнику и его спутнику, воображал её игру под свои стихи, их дороги по землям и деревням Ирда. Тоски с такой не сыскать, скуки не вспомнить. Она не позволит сидеть на месте, не даст собой командовать, не станет смиренно исполнять его слово. Будет сама тащить вперёд, дальше и дальше, с задором да любопытством. Такую сэйд поди переупрямь и покори, но жизнь с ней обещает веселья от вершины гор до морского дна. Пусть Ферр и подозревал, что станет временами с печалью вспоминать спокойную жизнь отшельника, уже не сомневался: без Эйдре покоя ему не сыскать отныне вовсе. Странная вещь – союз между жрецом и его сэйдом, колдовская. Но, единожды её коснувшись, не согласишься променять ни на что вовеки.

В какой-то миг крик ястреба замолк. Ферр осторожно вперёд, уже различая под ногами оленью тропу. Туман расступился у большого озера, а на его берегу пил воду дивный зверь. Куда крупнее обычных оленей, с белой шкурой и чёрными ногами, алыми ветвистыми рогами. Его красота завораживала, но жрец поднял лук, приготовил стрелу. Следил и целился из укрытия в кустах несколько долгих мгновений. Затем вздохнул, тихо позвал:

– Эйдре. – Опустил оружие, поднял руку для ястреба.

Чародейка села на предплечье, посмотрела с волнением и тревогой.

– Отвлеки его. Только не напугай. Сможешь?

Дева перекинулась лесным жаворонком, слетела ближе к оленю, запела. Зверь поднял голову от воды, заслушавшись птичьей трелью. Эйдре подобралась ближе и села ему на рога. Он снова опустил морду в озеро, но теперь звон голоса жаворонка отвлекал от лёгких шагов Ферра.

Жрец крался к оленю, на ходу напевая стих-заклинание смирения нрава диких животных. Чародейка уловила ритм, подхватила песней. Зверь заметил юношу, напрягся, но не убежал.

– Тише… – шепнул Ферр, накинул на шею оленю веревку и обвязал, а после нежно потрепал у белого уха: – Вот так. Молодец. Пойдём.

Птица спорхнула с рогов, закружила рядом, указывая дорогу. Он шёл, продолжал напевать зверю, но уже чтобы успокоить, подбодрить и его, и себя. Смерти такой красе он не хотел. Пусть отец Эйдре делает с живым оленем что пожелает, но Ферр твёрдо решил, что сам его крови не прольёт.

Спустя время, когда вновь послышался впереди шум двора дома сэйд, чародейка села на плечо Ферру, перекинулась белой змеёй и свернулась кольцом вокруг шеи.

– Устала? – с сочувствием спросил жрец. – Смотри, заметят тебя.

Змея повернула к нему треугольную голову и глянула с таким безразличием, что большего не смог бы показать и настоящий полоз. Ферр успокоился, решив, что отсутствие девы давно обнаружили, а куда она направилась, – догадались без труда.

Отец Эйдре ждал у крыльца. Тёмные глаза искрились смехом, в бороде пряталась весёлая улыбка. Жрец передал оленя растерянным слугам, а после поклонился хозяину:

– Ты велел добыть тебе зверя, но не сказал, жив он должен быть или мёртв. Я решил сам.

– А ещё я велел одной своевольнице не ступать на те земли, но не упомянул воздуха. – Сэйд гулко расхохотался. – Ты не силач, уж прости, но хитрец. Весь под стать ей. Идём, я скреплю ваш союз в верхнем мире.

Эйдре вновь обернулась человеком, и они отправились в общий зал. Их руки обвязали изящной серебряной цепочкой, укрыли красно-белой тканью. Хозяин нараспев читал заклинание, трое сэйд играли ему на клёрсах. Когда песня закончилась, ткань сняли, и цепочка скользнула, обвила предплечья крошечной змейкой, а после растворилась обрывками тумана. Отец Эйдре взял большой рог и полил их руки водой. На запястье Ферра остался узорный ястреб, у Эйдре – белый горностай.

– Ёрку, – шепнула чародейка, рассматривая свою руку. – Имя той из нас, чья кровь течёт в тебе.

– Того, – поправил Ферр и усмехнулся краешком губ, вспоминая такую же отметку на запястье наставника. – Это имя моего отца.

Эйдре глянула с любопытством, но выспрашивать не стала. А может, поняла всё сама.

Девы из свиты поднесли им два рога доброго мёда, а после пригласили к столу, где Эйдре должна была проститься с домом, а сэйды поприветствовать нового брата из мира Ирд.

– Ты не серчай, – добродушно попросил Ферра хозяин на пиру. – Не хотел я на тебя рычать, но правила, будь они неладны. Ум да смекалка любы мне больше силы, сам видишь, какая дочь выросла. Друг с другом не пропадёте.

– В обиду я её тоже не дам, – пообещал жрец.

Эйдре выглянула из-за плеча Гратту, посмотрела с насмешкой и вызовом.

– И она меня, – добавил Ферр со вздохом.

Чародейка и её отец рассмеялись.

– Скажи, – осторожно произнёс Ферр. – Не встречался ли вам в верхнем мире мужчина по имени Ярг?

– Не припомню такого, – задумчиво ответил хозяин. – Тоже жрец?

Ферр кивнул и рассказал о брате. Они нахмурились.

– Странная история, – сказал, наконец, Гратту. – В туманах верхнего мира сгинули многие из вас, но тогда о них знаем мы. Если он не напал и не попытался забрать сэйда силой, должен был прийти сюда. А стало быть, кто-то из нас должен был о нём слышать. Этот дом теперь и твой тоже, так что я поспрашиваю соседей и друзей. Если чего узнаю, – отправлю весть.

После пира их проводили в Ирд. На крыльце отцу Эйдре поднесли узорчатый сундук. Он поднял крышку, достал искусной работы тисовый лук, укрепленный роговыми пластинами с вырезанными на них заклинаниями, и подал Ферру: