Перекресток трех дорог - Вилонова Мария. Страница 4

Лишь тьма ночи приносила тревогу. Ферру мерещился временами в полудрёме голос Ярга, и эти сны крали покой Брат звал и просил о помощи. Ферр открывал глаза, и морок исчезал без следа. Много зим минуло с тех пор, как они виделись последний раз: Ярг не вернулся со своего испытания, сгинул без вести, и Ферр не понимал, как такое возможно.

К брату он никогда не питал тёплых чувств. Но отрицать таланта и старания не мог, сколь бы холодными ни выдались их отношения. Даже представить, что Ярг провалил посвящение, не нашёл сэйда, думалось странным и глупым. Кто угодно, только не он. Бросить и сбежать брат тоже не мог – куда ему идти и что делать, если оставить путь жреца? Они умели многое, были искусными охотниками, следопытами, лекарями, но кто поверит в это без спутника из верхнего мира? Да и начинать всё с начала, отречься от легенд и историй, – мысль сомнительная. С Яргом определённо что-то случилось. Только что, и где теперь брат, Ферр не понимал.

Какое-то время он искал следы, даже обошёл окрестные болота. Без великой надежды, ведь минуло слишком много времени – их испытания свершились с разницей в четыре весны. К тому же Ярг не говорил, куда направляется. Может, он и не бывал в этом лесу, решил попытать счастья в иных местах – пути-то открыты многие. Оставалось лишь попробовать расспросить сэйдов, когда те явятся и позволят себя обнаружить. Если Ярг добрался, чародеи могли ведать, куда привели его дороги.

Лёгкие тревоги о судьбе брата несильно омрачали дней Ферра. Он устал от поисков, но не от жизни бродяги. Звон рек и ручьёв чудился музыкой, птичьи трели дарили покой, услаждали слух и рождали новые баллады. Не желай он всем сердцем стать на путь жреца, идти по миру, петь людям легенды и узнавать новое, остался бы здесь навсегда. Но кому нужны истории без слушателей и вопросов? Где-то на грани неги от пьянящей воли Ферр жаждал её завершения. Понимал, что стоит лишь связать себя с одним из народа Сэйд, от одиночества не останется ничего до конца дней. И медленно начинал тяготиться им, временами вновь ловил себя на мыслях о спешке да на том, что внимательно слушает, надеясь различить в ночных шорохах звуки весёлого пляса и приглушённый топот башмаков.

Так завершился второй месяц его двадцатой весны. Лес набрал зелени и влаги, солнце манило теплом, обещало щедрое лето. Глупо говорить о богатом урожае заранее, но разве не хочется в это верить, когда вокруг всё цветёт и живёт, наслаждаясь лаской родной земли?

Дни сменяли друг друга, сливаясь в один. Ферр привык к распорядку забот – утром неспешно брёл на реку, после проверял силки и до сумерек занимался охотой, скромным бытом, приготовлением пищи да сочинением песен. Учился ходить бесшумно по оленьим тропам, выслеживать и наблюдать за повадками зверья. Не оставлять следов или путать их. Временами казалось, что, не напевай он сам себе, и вовсе позабыл бы человеческую речь да её звучание. А после обернулся бы диким оленем, или лучше – вепрем, и вся жизнь срослась бы для него с корнями древних дубов.

Странную фигуру у высокого холма, где оставил прошлым днём силки, он сперва принял за чудно́го зверя. Поднял лук, приготовил стрелу, но нежданный гость выпрямился и оказался юной девой не старше него. Будто пожаром опалило взор алое пламя кос, переплетённых птичьими перьями и костяными бусинами, нежная кожа напомнила серебро лунного света. Замысловатый наряд из дорогих тканей выдавал знатный род, накинутый на плечи плащ из богатого зелёного сукна подтверждал высокое положение. Тем нелепей выглядела дева здесь, в чаще дремучего леса, с искусной работы клёрсом за спиной, без сопровождения или мужчин рода. Ферр медленно опустил лук, вышел из зарослей у векового дуба, с любопытством изучая гостью.

Дева отвлеклась от силков, перевела на юношу глаза цвета верескового мёда, чуть склонила голову, мягко улыбнулась. Указала изящным жестом вокруг:

– Я нашла ловушки и решила проверить. Они твои?

Ферр кивнул, заворожённый голосом, в коем сплетались озорной звон вешних вод и нежность птичьих песен. Но всё же на краю сознания мелькнула мысль, что эти не знавшие труда руки с тонкими пальцами изломали его силки напрочь и теперь предстоит мастерить новые.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он, не сводя глаз с незнакомки. – Не стоит гулять в таком месте одной.

– Ты же гуляешь, – рассмеялась она и подошла ближе, с интересом вглядывалась в его лицо. – Назови мне своё имя.

– Ферриган Ди Ирд. Можешь звать меня Ферр.

– Значит, ты жрец, – заключила дева тоном знатной дамы, не терпящей возражений.

– Ещё не совсем. Я прохожу посвящение – ищу своего сэйда.

В золотых глазах мелькнули лучики хитрой насмешки. Незнакомка опустила ресницы, словно пыталась скрыть это, но Ферр всегда отличался внимательностью.

– Где твой дом? – продолжал выспрашивать он.

– Недалеко. – Она бесшумно зашла за тис, скользнула пальцами по коре и почти за ним скрылась.

– Позволь проводить тебя. Это неспокойное место.

– Потому что здесь бродят сэйды? – Дева выглянула из-за дерева, посмотрела с детским любопытством и весельем.

– Диких зверей стоит бояться больше. – Ферр вздохнул и понял, что устал просить. – Показывай дорогу к своему дому. Я отведу тебя обратно.

Она вышла из-за дерева, с печалью огляделась, пожала плечами и пошла вперёд. Он отправился следом, пытался примечать дорогу, чтобы суметь вернуться после, но мысли расплывались, цеплялись за рыжие косы впереди и думы о случайной знакомой.

– Говорят, сэйды все чародеи, – с лаской заботливой матушки произнесла дева спустя несколько минут. – Что обращаются в животных и могут даже проклясть. Из-за них люди плутают, теряются и гибнут. Или навсегда попадают в шкуры зверья и многие столетия живут, позабыв речь и родных. Разве это враньё?

– Нет, всё так, – отрешённо отозвался Ферр, всеми силами пытаясь не отвлекаться от направления и понять, куда же они идут. – Но разве сами люди или дикие звери менее опасны? Каждый оберегает себя и близких как умеет. Оружием, когтями или колдовством. Никакой разницы.

– А тебе зачем сэйд, Ферр? – поинтересовалась дева, словно это было огромной тайной, а не чем-то, что известно любому дитяти сызмальства.

– Жрецы ходят с ними по деревням и городам, – с удивлением пояснил Ферр. – Мы поём баллады, а они играют для нас. Они же не только чародеи, но и искусные музыканты. Такие, что простым людям с ними никогда не сравниться в мастерстве.

– Так ты ищешь слугу? – В её голосе скользнула печаль. – Того, кто станет играть тебе и другим под твои песни, не заботясь тем, чего желает сам?

– Что за глупости? – возмутился Ферр, раздражённый и вопросом, и тем, что никак не мог осознать ни дороги, ни направления. Казалось, само время замерло и перестало течь. Ничего не осталось, только рыжие косы впереди и её голос, такой убаюкивающий, нежный, сладкий словно добрый сон. – Сэйд, связанный со жрецом, – его друг, спутник. Я видел у них разные отношения, близость и нежность, даже страсть, но никогда не наблюдал сэйда слугой. Такого быть не может. Без их мелодий не станет и наших песен, они дарят нам смысл историй. Они ведут – мы идём, иначе не бывает!

– Забавно, – засмеялась дева. – Но тогда зачем сэйдам вы?

Он задумался и некоторое время шёл в молчании. Кусты и деревья на пути виделись одинаковыми, а солнце будто ни капли не двинулось по небосводу. Когда вновь мелькнул по правую руку тис с причудливо раздвоенным стволом, так похожий на тот, за которым пряталась дева перед началом бесконечной дороги, Ферр остановился. Незнакомка оглянулась, подошла совсем близко, и всё его сознание погрузилось в тёмное золото её медовых глаз.

– Зачем сэйду ты? – требовательно повторила она.

– Разве сравнится танец на крошечном клочке земли у тропы в верхний мир с просторами Ирда? Неужели неинтересно было бы взглянуть на иные места, увидеть людей, узнать жизнь? Как быстро надоедают пляски, раз вокруг не меняется ничего, всё одно, день за днём, год за годом? Где сэйду взять новые мелодии, если он видит и слышит лишь вздохи старых деревьев да плеск давно знакомых вод? И самым могучим чародеям не одолеть силы, держащей их, без связи со жрецом.