Объект 11 (СИ) - Аннушкина Евгения. Страница 29

– О чем ты говоришь? Какие следующие поколения? Мы вершина научной мысли Пхенга!

Я бы засмеялась, если бы не было так горько.

– Сотни инкубаторов, Альфар. Сотни. Выживаемость эмбрионов в среднем составляет не более десяти процентов, так что мы лишь первые робкие поделки, не слишком удачные. На Ц189 растет настоящее «Новое поколение». А теперь, когда в их руках нергиты, исследователи получат новую кровь. Вас утилизируют как морально устаревшую технику, Альфар. А вы будете славить Пхенг даже перед открытой заслонкой мусоросжигателя.

– Новые объекты? – Если бы я не знала Альфара так хорошо, то не заметила бы, как дрогнул его голос.

– Когда я была там в последний раз, пару лет назад, новая группа уже приступила к первому этапу обучения.

Мои ноги коснулись пола. То ли Альфар устал, то ли усилие, требовавшееся для удержания объекта в воздухе, мешало сосредоточиться на разговоре. Однако двинуться я все еще не могла.

Альфар молчал. Стоял с непроницаемым лицом и разглядывал меня, словно на моем лице можно было прочесть ответы.

– Ты поэтому ушла? – он все не торопился возвращать меня в изолятор. А на мой быстрый взгляд в сторону камер без выражения пояснил: – Не работают. Сбой во время прыжка, какая жалость.

А меня словно обожгло. Он знал, что я попытаюсь сбежать на шаттле! Знал, что смогу выбраться из изолятора. И специально отключил камеры, чтобы поговорить без всевидящего ока Пхенга.

И я решилась. Преодолеть въевшуюся в кровь привычку замалчивать и придерживать информацию, держать все в себе, никому не доверять. Они уже привели меня сюда, обратно в когти Пхенга. Но, быть может, откровенность поможет спасти кого-то еще от этой участи?

– Я привезла на Ц189 материалы последней экспедиции. Заглянула к Седьмому. Он мне обрадовался… А потом я очнулась в лаборатории. Прикованная по рукам и ногам. Седьмой был рядом. Он сказал, что давно хотел исследовать именно мою мутацию. Что глупо использовать меня там, где справится любой агент, в то время как я могу послужить процветанию Пхенга иначе.

– Идеальное здоровье, – понял Альфар. Я кивнула –­ столько свободы он мне оставил.

– Иммунитет. Ускоренная регенерация. Абсолютная память. Да у меня единственной сохранена фертильность!

Альфар прерывисто вздохнул, и я знала, о чем он подумал. Точнее, о ком. Увы идеальные объекты, выведенные с помощью генной инженерии, имели один существенный недостаток – они все были стерильны. Воспитатели пытались преподнести это как благо, ведь такие солдаты не отвлекались на «глупости» и с полной отдачей трудились на благо Пхенга. Большей частью мы относились к этому если не равнодушно, то достаточно спокойно. Все, кроме Твины, которая остро переживала отсутствие возможности иметь детей. Ее даже с Ц189 выпустили позже остальных. Боялись срывов, которые в исполнении пироманта могли быть смертельно опасны для окружающих.

Альфар молча слушал и ничего не требовал. Невидимые объятия его силы сейчас ощущались скорее поддержкой, а не тисками.

– Он сказал, что я могу послужить Пхенгу, как никто другой. Что абсолютное здоровье и вечная молодость могут стать достоянием всей Империи. Если он расшифрует тайну моего генома… Но сначала нужно испытать истинные пределы моего организма.

Я прикрыла глаза. Как живого видела Седьмого, нездоровый блеск его глаз и нервные, дерганые движения. И не могла понять: как?! Как мы пропустили, не увидели, что один из нас безумен. Как это упустили Воспитатели, продолжавшие курировать проект?

Или… Они знали и их все устраивало?

– Он мог бы проверить скорость регенерации иначе. Скальпелей в лаборатории достаточно…

Альфар изменился в лице, но я уже не следила за ним, погруженная в болезненные воспоминания. Действительно болезненные – боль я чувствовала, как обычный человек.

– Он начал с крыс. Хорошо, что он начал с крыс…

Я вдруг покачнулась, оставшись без невидимых пут. Альфар отпустил меня, но говорить я не перестала. Продолжила сухим, безразличным голосом, словно рассказывала о каком-то другом человеке, совершенно мне чужом и безразличном:

– Я дождалась, пока они объедят достаточно плоти, чтобы кисть пролезла сквозь наруч. Освободилась. А когда прибежал Седьмой… Он был один. Он не рассказал никому о своем эксперименте. Хотел, чтобы все лавры достались ему.

Я замолчала, переводя дух. Альфар тоже ничего не говорил, и в тишине этой отчетливо вибрировала невидимая нить, что связывала всех нас, детей проекта «Новое поколение». Я сказала уже достаточно. Можно дать отвести себя в изолятор, но те события жгли язык, рвались из меня. Я слишком долго носила их в себе, боль и страх, гнев и сожаление.

А кто меня поймет лучше?

36

– Ты помнишь, он всегда уделял больше вниманию умственному развитию, чем физическому… Я… Я убила его. Свернула шею, а тело растворила в кислоте. Не хочу знать, зачем ему в лаборатории столько кислоты…

Время утекало сквозь пальцы. Альфару стоило давно схватить меня, и запереть, а лучше – усыпить до конца пути. Мне – попытаться сбежать или хотя бы дорого продать свою свободу. Мы же стояли друг против друга, близко, протяни руку и коснешься.

– Я никого больше там не встретила. Андроиды меня не тронули, я все еще была в списках допущенных на планету лиц. А из живых – никого. Седьмой жил там один. Один среди андроидов, пробирок и инкубаторов. Их там сотни, Альфар! Сотни эмбрионов… На разных стадиях развития. Седьмой сказал, что большая часть не выживает. Планета убивает девяносто процентов. А тех, кто выжил, постепенно сводит с ума…

– Так было с ним, да? – тихо спросил Альфар. Я не заметила, как он подошел и легко коснулся пальцами моей щеки. Видела перед собой знакомые серые глаза и не чувствовала ничего, кроме сожаления. О том, что с нами случилось и о том, чего не случится. О том, что глазам этим недостает нечеловеческой синевы.

– Так будет со всеми, – ответила с болезненной уверенностью. – Там еще как минимум три группы детей. Я видела, когда бежала. Надо было бы взорвать этот рассадник к черной дыре…

– Но не взорвала. Пожалела… – Он взял меня за руку. Ту самую, которой я когда-то пожертвовала. Ласково погладил костяшки. И отступил, отпуская. – Камеры скоро починят. Тебе лучше к этому моменту быть подальше отсюда.

Я вскинулась, не веря в то, что слышу.

– Отпустишь? После всего?

Альфар насмешливо улыбнулся.

– Кто может удержать Одиннадцатую, которая сломала даже статистику? – Он наклонился и в самое ухо едва слышно шепнул: – Сломай систему, Эль.

***

Корвет Черного крыла отдалялся. Гнаться за мной никто не собирался, орудия не разогревали, и зашкаливающий пульс медленно успокаивался. Альфар выполнил обещание, дал уйти, хотя теперь неприятности будут уже у него.

Ничего, выкрутится, я в него верю. Не в первый раз.

Корвет пропал с радаров, но радоваться я не спешила. У спасательного шаттла аппаратура и вполовину не такая мощная, как на корабле, и я у них все еще, как на ладони.

Внутренние часы отсчитывали время, и я словно наяву видела, как маленькая мигающая точка медленно движется к краю экрана, чтобы скрыться с глаз.

Тесный шаттл обнимал бескрайний космос, холодный и равнодушный. Я летела вникуда на чахлом суденышке, не предназначенном для дальних полетов, без прыжковых двигателей, без значительного запаса пищевого концентрата и кислорода. Только “мерцалка”, чтобы шаттл скорее заметили и подобрали. Ее я отключила в первую очередь.

Я устало откинулась на спинку единственного кресла. Места для второго пилота здесь не было. Перед глазами на экране разворачивался незнакомый участок галактики. А у меня – ни денег, ни очередных фальшивых документов. Личина Джоан Кроу теперь известна Пхенгу, использовать ее нельзя. Дора Салливан засветилась на Кнасте. Чтобы раздобыть новую, нужно добраться до “Солянки”, что невозможно на маленьком шаттле.

Впереди – пустота и неизвестность. Позади – Пхенг и Альфар, который предложил мне сломать систему.