Феликс убил Лару - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 19
– Браво, рав Фельдман! – подбадривал пан Маркс, пока насыщение в мгновение не настигло маленький желудок гостя, просигналив, что может случиться катастрофа.
– Я – всё! – сообщил Абрам.
– Мы все для вашего удовольствия! – щелкнул каблуком с подковкой Миша, и тандем еврея и официантки-гойки тотчас скрылся в тени гардин.
Не только для души жизнь дана Всевышним, но и для телесной радости, оправдывал себя Фельдман. Всевышний, населив мир животными и растениями, говорил: все для тебя, человек! Разве есть в Торе запреты на кошерную еду, которую можно есть вдоволь? Нет! Пить вино?.. Особенно вино. Это первое, что создал человек! И в праздник Пурим велено евреям хорошенько напиться!.. А он не вкушал еврейской еды, хлеба, кошерного вина, казалось, целую вечность – и конечно же тело радуется, а плотская часть души хочет пуститься в пляс. Вот только дух его остался в нейтралитете.
– Все под присмотром Всевышнего, – прошептал себе под нос Фельдман, снял с подноса проходящего официанта рюмочку беленькой и выпил мелкими глотками. Плоть была насыщена и напита, а в голове не рождалось умных мыслей. Сытость – сестра тупости… Он обернулся к дверям, где чтото происходило. Во всяком случае, охрана была напряжена и закрывала собой нового гостя, к которому даже Янек не мог пробиться. Хозяин клуба «С-4» вернулся к Фельдману, оглядел его снизу доверху, посмотрел в глаза и спросил:
– Знаешь, кто это?
– Я его даже не вижу за спинами моссадовцев, – развел руками Абрам. – И вот еще что: я никогда не пьянею, сколько бы ни выпил, у меня какой-то белок, расщепляющий алкоголь в четыре раза больше нормы! Не пьянею и не страдаю похмельем.
– Мне бы так, – позавидовал Янек. – А кайф ловишь?
– Это да… Очень крутой кайф!
– И у всех евреев так?
– Других я не знаю.
– Это Эли Вольперт! – пояснил Янек. Маленького роста человек в неброском костюме, в вязанной из разноцветной шерсти кипе прошел немного от двери и сел на краешек дивана. – Самый богатый еврей в мире!
– И очень религиозный, – добавил Фельдман. – Мойшу Маркса к нему не посылай. Он здесь есть не станет: просто надо его спросить – хочет ли он чего. Увидишь – откажется…
– Молодец! – похвалил Каминский. – И мне сказали, что он говорит только на иврите или идише?
– Правильно сказали, – подтвердил Абрам. – Хотя он знает минимум шесть языков! – И вдруг до Абрама Моисеевича Фельдмана дошло. – Так ты меня… Ты меня сюда в переводчики заманил?!
– Поможешь?
– А если нет?! – он покраснел от праведного гнева.
– Если нет, – ответил Каминский, продолжая посматривать на самого богатого еврея мира, – тебя через пять минут застрелят в холодильнике для свиных туш… Поможешь?
– Да… Но в следующий раз, повстречайся ты мне на дороге, как утром, носом не отделаешься. Убью!
– А говорят, евреи – самые умные. Я искал тебя утром – и нашел. И под твой удар бабский я тоже нарочно подставился. У меня всегда в кармане маленький винтажный «вальтер», украшенный перламутром. Говорят, пану Гитлеру принадлежал, а пану Гитлеру его подарил доктор Менгеле… Хотел бы – пристрелил бы на месте! Посмотришь пистолет?.. Или еще водочки?
– Сливового коньяка!
– Сколько хочешь…
Янек что-то тихо сказал в пространство – и опять из тени явился Мойша Маркс с официанткой, которая плеснула в хрустальный стакан на три пальца темной жидкости. Фельдман понюхал, попробовал, покатал жидкость во рту языком, виду не подал – но вкус у сливового коньяка был точно таким, как у самогона старухи Нелюдимовой.
Возле дверей опять началась суета, громко говорили, а потом перешли на крик. Охрана клуба не пропускала охрану нового гостя. Махали руками, с жутким акцентом громко ругались на английском: по всему было видно, что моссадовцы не хотят пускать чужую охрану – и не пустили в итоге. Из-за их спин в зал вошел саудовский наследный принц, крайне недовольный. Он коротко взглянул на Эли Вольперта, повернулся к нему спиной и заговорил о чем-то на арабском по мобильному телефону.
«Куда без арабов сегодня? – подумал Фельдман. – Все скупили, весь спорт под себя подогнали, даже с евреями дружат, и не только на дипломатическом уровне. Арабские Эмираты дают огромные преференции держателям израильских паспортов. И в Дубае евреев живет сейчас больше, чем арабов… Сейчас арабы дружат – а завтра все еврейские деньги аннексируют и новую войну устроят. А реально умный ли мы народ?»
Следующим гостем оказался мужчина в белом смокинге, с раскосыми глазами, с длинными, до плеч, наполовину седыми волосами. Он прошел хозяином, остановился на середине зала и, призывно раскинув руки, недобро улыбнулся.
«Китаец, – подумал Абрам. – Или еще какой азиат… Филлипинец?»
К нему сноровисто подбежала официантка, и, пошептав ей что-то на ухо, азиат взял с подноса коньячный бокал и в один глоток осушил его. Затем франтоватый гость достал из кармана черный бархатный мешочек с плетеной веревочкой и, покручивая им, принялся разглядывать все, что находилось вокруг.
Сразу после азиата появился немолодой, но крепкий мужчина со славянским лицом и лысой во вмятинах головой. В приглушенном свете голова казалась луной с ее кратерами. Славянин огляделся и деловито подошел к азиату. Азиат встрече не обрадовался – наоборот, с трудом сдержал гнев.
– Олежа, – сквозь зубы процедил Умей Алымбеков, – ты какими судьбами? Мы же договорились!
– Приглашение получил, – ответил Протасов. – Так же, как и ты, видимо… Мы равные партнеры. Отказать не смог.
– От кого же?
– От Президента Польши.
– Вот говноделы! – выругался Умей. – Чего не сказал, что едешь?
– Думал, ты в курсе…Там, на пасеке, все под контролем.
– Я тебя шесть часов назад видел. Ты где джет взял?
– Так прислали за мной «Фалькон»…
Умей злился. И чем больше он злился, тем быстрее крутил мешочек с топазом «Копакабана»:
– Помни, Протасов. Мы равные партнеры, но мое слово жестче.
– Принял, господин Президент Мира.
– Я говорю – ты молчишь! Это ясно?
– Как божий день…
Прибыл Президент Польши – улыбающийся молодящийся пятидесятилетний красавец, державший под руки двух стариков.
Всех троих Абрам знал. Не лично, конечно. Президента все поляки знают в лицо, да и стариков, Рокфеллера и Дю Понта, Фельдман без труда припомнил. Такое соцветие богатства и влияния – в одном месте!.. Последним в зал вошел также американский гражданин, устроивший в мире технологическую революцию. Как в космосе, так и на Земле почти все поменял. Его обнял польский президент, а за ним к плечу революционера прижался плечом саудовский принц… На нервах Абрам выпил еще сливового коньяка имени старухи Нелюдимовой… Ему было боязно и любопытно одновременно. В какой-такой дикий трындец он попал?!
Прибыли еще несколько VIP-персон, которых Фельдман не знал. Каждый поочередно поздоровался со всеми, даже Янеку охотно руки подавали. Постепенно прибывшие разбрелись по разным частям зала и пили шампанское, пока бархатный мужской голос в динамике не объявил:
– Приглашается пан Президент Польши Якуб Новак!
В зале открылись неприметные двери, в которые и прошел господин Президент. Вслед за следующим объявлением проследовал наследный принц Саудовской Аравии, далее все пошли по старшинству.
Янек быстрым шагом подошел к Фельдману и коротко скомандовал:
– Пошли.
Они оказались в странном офисном помещении, часть которого напоминала Овальный кабинет в Белом доме, другая – апартаменты Кремля, а в третьей стояли мягкие цветастые восточные диваны. На пустой стене висела звезда Давида. В центре переговорной комнаты на тяжелом столе с топом из каррарского мрамора были установлены микрофоны и рядом лежали блокноты для записей с ручками «Монблан».
Все сели в кожаные белые кресла согласно табличкам: Президент Польши с королевской особой по левую руку, далее американские старики-крокодилы, сожравшие за жизнь все, что можно было сожрать, ярый сионист Вольперт, технореволюционер, остальные приглашенные, которых Фельдман не знал… Напротив президента и саудовца оказался типа китаец в белом смокинге, крутящий черный бархатный мешочек, в котором находилось что-то тяжелое, и славянский мужик с подпорченным вмятинами черепом. Абраму казалось, что оба не рады такому соседству. Янек подтолкнул Фельдмана к Вольперту. Для переводчика тут же подкатили офисный стул на колесиках.