Феликс убил Лару - Липскеров Дмитрий Михайлович. Страница 21
– Я привез пять килограммов меда, что в сто раз дороже пяти килограммов лучшей иранской черной икры по пятьдесят тысяч. На пять миллионов долларов! А у нас собрана уже тонна… – похвастался Умей Алымбеков.
– Сейчас речь пойдет о таких деньгах, сынок, – обернулся к Фридману Эли Вольперт, – о такой сумме, которую даже на бумаге написать сложно.
– Это будет самый большой гуманитарный вклад за всю историю человечества! – возвестил Новак. – Гип-гип…
Остальные были слишком умны, чтобы ответить на «гип-гип». Президент выполнил, по их мнению, свою миссию. Он не мавр, он может остаться.
Киргиз подождал пока все отдышатся, успокоятся, и тихо, с триумфальным драматизмом произнес:
– Американский военный бюджет за три года. И человечество будет жить столько, сколько захочет!
– Я думал, – прошептал самый богатый еврей мира, – пять попросит, – и засмеялся.
Все затихли, вместе с медом переваривая услышанное. Эти люди были грандиозно богаты всегда, а потому в такого масштаба благотворительность, конечно, не верили. Они умели мыслить логически и изначально понимали, что если их позвали куда-либо в таком составе – значит, будут продавать что-то немыслимо огромное. За очень дорого!
После продолжительной паузы Президент Польши на правах хозяина предложил взять недельный перерыв, чтобы каждый мог обдумать увиденное, посоветоваться с главами своих государств, а на следующем съезде решить, как продвигать это благородное, спасающее человечество дело.
Это были последние официальные слова, сказанные в этом зале. Гости быстро расходились, у дверей их встречала многочисленная охрана, выводя миллиардеров друг за другом и усаживая их в лимузины, которые спешно увозили джентльменов к их частным самолетам. Через час все разлетелись.
Прежде чем сесть в свой «Роллс-Ройс», Вольперт вытащил из кармана визитку, на которой были напечатаны всего две буквы – EV, без телефонного номера. Эли написал цифры личного номера обычной шариковой ручкой «Big» и отдал бумажку Фельдману.
– Понадоблюсь, сынок, звони, – сказал он на прощание. – Все равно делать не хера! А так хоть новости местные будешь мне рассказывать. Я родился неподалеку отсюда, в кагале… – И дверь автомобиля закрылась…
В клубе «С-4» из участников «Пчелагейт» – таким запечатлеется в истории название прошедшего события – остались лишь киргизский авторитет, Протасов, Фельдман и Янек Каминский.
– Молодец! – похвалил Абрама польский аристократ. – Мне кажется, что старик был доволен тобой… Сегодня я тебя точно не убью. Иди гуляй в клубе сколько хочешь. Все бесплатно! Абсолютно все!
И Фельдман пошел. Он находился в приподнятом настроении оттого, что был среди первых посвященных в дело по спасению человечества, и счастлив, что подружился с Эли Вольпертом. Скажите пожалуйста – этот великий человек из здешних мест, да еще из деревни; этот финансовый великан, знаменитый сионист дал ему номер личного телефона!..
В клубе притормозил и Умей. Здесь было такое количество красивых женщин, что все его существо жаждало бурного общения с ними. Он обратился к Каминскому, попросив, чтобы тот выделил ему отдельный зал с шестом и позвал туда только блондинок. Умей залез в свой бархатный мешочек, вынул из него стеклянный бокс с пчелиной маткой и предложил Янеку:
– Хочешь? На память?.. Да, и пожрать там собери! Все тащи!
Пан Каминский, сам не ожидая от себя, поклонился киргизу словно королю и, забирая пчелиную матку, четко ответил:
– Будет сделано.
Чуть позже Янек хотел было расстроиться, обнаружив в себе готовность быть коленопреклоненным перед узкоглазым выскочкой, но тотчас преодолел высокомерие, понимая, что перед ним стоял человек, который в ближайшем будущем купит весь мир. А еще Янек немного удивился, заметив в руке удаляющегося Умея бархатный мешочек, в котором явно находилось что-то тяжелое. Но ему надо было спешить, чтобы раздать указания по ублажению самого высокого гостя…
Фельдман щелкнул пальцами – и перед ним тотчас предстал Мойша Маркс со своими официанточками.
– Пан Маркс, – попросил Фельдман. – Мне бы еще сливового коньяка!
– Понравился?
– Еще бы…
Абрам глотал самогон и за это слушал, как растут Мишины дети, какая заноза его жена Ривка, хорошо хоть работа прибыльная, хотя ужасно сапоги натирают и кепку Шагала Миша ненавидит… А еще он коротко вспомнил Ваньку и Нюрку, соседей своих. Что их нет на свете, а потому он посмотрел вниз на свои черные ботинки.
Фельдман откланялся и решил спуститься в стриптиз. Он столько сегодня сотворил грешного, что необходимо совершать омовение в тысячелитровой микве8. А если еще одним грехом больше, то сто хороших дел он совершит за него в ответ.
В стриптизе сладко пахло, с арабским душком распутства. Гостей кроме него не было, но девицы танцевали сразу на трех пилонах. Уже топлес, они грациозно взлетали на шестах под потолок, оформленный под звездное небо, а потом медленно соскальзывали головой вниз. Абрам хотел было изобразить завсегдатая, но его тело почти парализовало, а конечности, горячие словно раскаленный металл, подгибались от мощности впечатления. Его подхватили нежные руки юных стриптизерок и отвели в ложу, на мягкие диваны, к богато накрытому столу. Девочки усадили гостя, налили водки и положили в тарелку всякого. После чего, выпрямившись в полный рост, они вытянули губки в блестках и задышали глубоко, чтобы небольшие голые грудки задвигались, а потом оттянули резинки крошечных трусиков. Фельдман чуть было не умер. Его спас менеджер стриптиза, цыкнув на подчиненных, которые будто стрекозы, сверкая блестками на тонких ручках-крылышках, скрылись в полумраке. Менеджер принялся оправдываться, что всем им было строго-настрого запрещено сегодня клянчить чаевые – но что с них, блудливых, возьмешь…
– Мы вам на столик поставим табличку «Не беспокоить» – и радуйтесь без напряжения себе в удовольствие.
Фельдман кивнул, менеджер скрылся, и Абрам влил в себя три рюмки водки подряд, чтобы охладить члены, но они почему-то не остывали.
Он заставил себя съесть котлету, густо намазав ее икрой, выпил еще водки – и только после этого немного успокоился.
Он стал различать разные земные шумы вокруг и услышал знакомый мужской голос, который сегодня объявлял имена гостей.
На этот раз бархатным тембром ведущий сообщил, что благодарит Снежану, Ольгу и Сьюзен за столь изысканные выступления. Стриптизерки покинули пилоны и почти побежали к ложе Фридмана за чаевыми, но, увидев табличку «Не беспокоить», в мгновение ока ретировались, хорошо зная, что если нарушить правило, то, во-первых, будет больно, а во-вторых, их передадут вокзальным сутенерам навеки.
– Нинон, Хельга и великолепная Лолита! – объявил ведущий модно, будто нараспев. – Встречайте!
Фельдман зааплодировал, дожевывая кусок фаршированной щуки. Еврейское сознание покинуло его, и теперь он, простой обыватель, улыбался во весь рот, приняв облик немного нездорового эротомана.
Первой закрутилась вокруг шеста Нинон. Рыжая бестия вытворяла что-то невероятное. Крутилась вокруг пилона, удерживаясь только ногами, взмахивала руками будто раненая птица, взлетала к звездному небу – и оттуда срывалась прямо в ад.
И опять Фельдман аплодировал, отбивая ладони.
– Холодная Хельга! – возвестил ведущий. – Специально для охлаждения нашего дорогого гостя!
Волосы, брови и ресницы финской девушки были выкрашены в радикально белый цвет. Она прибыла словно из другого мира, иной цивилизации, ее выступление стало не столь акробатическим, как у Хельги, зато рукотворная альбиноска поразила Абрама балетной плавностью движений и не такими мускулистыми ногами. Она понравилась ему больше, чем гимнастка Нинон, и Фельдман выпил немного джина чтобы расслабить напрягшиеся ягодицы, пока он дожидался выступления следующей девицы. Чуть привстал, сел… Каменная задница, будто свело… Выжал в рот поллимона – жопа стала чуть мягче.
– Несравненная Лолита! – возвестил голос порока, и к центральному шесту выпорхнула небольшого роста девушка с кудрявыми волосами до плеч.