Убийца (ЛП) - Белл Тед. Страница 37
«Нет… совсем… пока, мы этого не сделали», — сказал Хоук. Играя двумя педалями руля направления, как какой-нибудь мастер воздушного пианизма, он нейтрализовал вращение, выровнял крылья, и, ей-богу, у него еще оставалось добрых пятьсот футов воздуха, прежде чем они упадут в воду на скорости в сто узлов и упадут в воду. распадаться.
«Упси-маргаритка», — услышал Конгрив бодро произнес Хоука, готовясь к собственной неминуемой гибели.
Теперь Хоук одним легким плавным движением потянул руль назад. Нос поднялся, понтоны скользнули по вершинам волн Нантакет-Саунд, и Киттихок снова поднялся в синеву.
«Теперь вы можете открыть глаза, констебль», — сказал Алекс Хоук, улыбаясь своему огорченному другу. «Кажется, снова увернулся от пули».
Глава девятнадцатая
ФРАНЧЕСКА, СТОЯ В ТУМНОМ РОЗОВОМ СВЕТЕ крошечного туалета, схватила таз из нержавеющей стали и наклонилась к зеркалу, изучая карминный блеск, который она только что нанесла на губы. Когда поезд проходил поворот, послышались покачивание и визг. Экспресс Париж-Симплон катился сейчас через Швейцарию, высоко в Альпах, и на нижней полке залитого лунным светом купе за дверью ее ждал красивый мужчина.
Она подняла тонкие бледные руки и провела пальцами по густым светлым волосам, вдыхая аромат Шанель 19, поднимающийся из тепла расщелины между ее приподнятыми грудями. На ней было черное неглиже Гальяно, и оно прижималось к ней, как любовник. Она улыбнулась себе и на мгновение закрыла глаза, ее губы приоткрылись, ее длинные ресницы коснулись пухлых щек, пока она собиралась с силами для сцены, которую собиралась разыграть.
«Каро?» — тихо сказала она, остановившись в дверном проеме, чтобы он мог видеть ее тело, освещенное бледно-розовым светом позади нее.
— Иди сюда, — просто сказал он, и его хриплый шепот был едва слышен среди металлического стука колес по рельсам.
Небольшое, обшитое деревянными панелями купе спального вагона «Вагонс-Лит» освещалось только темно-фиолетовым светом ночника над дверью. Ник Хичкок, ее американский любовник, лежал на животе, подперев подбородок поднятыми ладонями, и смотрел в окно, как проносился мимо голубой лунный пейзаж с заснеженными вершинами. Он перевернулся на спину и уставился на невероятно красивую фигуру в дверном проеме.
— Ты скучал по мне, Ники?
Она провела руками по бедрам, поправляя драпировку из черного шелка.
«Боже», — прошептал он. Даже звук шепота шелка по ее телу сводил его с ума.
«Почему ты носишь пижаму, Ники?» — спросила Франческа.
«Мне было холодно.»
«Но здесь так тепло».
— Будет, — сказал Ник, откидывая одеяло и освобождая для нее место.
Она прошлепала по застеленному ковром купе, сделав всего три или четыре маленьких шага, прежде чем добралась до него. Она села на край откидной койки и погладила его по щеке. В голубовато-фиолетовом свете небольшой полумесяц шрама на скуле казался светящимся.
«Так много шрамов, Кэро, для доктора. Твои пациенты порезали тебя, Дотторе?»
Он улыбнулся и погладил покрытую шелком грудь, подложив под нее руку, чувствуя ее вес.
«Это врач, дорогая», — сказал Ник. «Я физик. Доктор физики».
— Но ты тоже шпион, не так ли?
«Мы оба шпионы. Мы просто еще не знаем, кто за кем шпионит. Вот почему этот медовый месяц будет таким интересным».
«Ники, дорогая, это путешествие не для медового месяца. Non sposato, mi amore, мы не женаты».
«Сначала у нас будет медовый месяц. Гораздо разумнее».
Франческа засмеялась, наклонившись, чтобы поцеловать его в губы, ее тяжелая грудь мягко прижалась к его груди. Это был крепкий, краткий поцелуй, и когда она почувствовала его щупающий язык, она села прямо и перевела взгляд на окно.
«Ты никогда не выйдешь замуж за такого, как я. Но, va bene, это не имеет значения. Я все равно тебя люблю. И я люблю этот старый поезд. Он не идет на Восток, это не экспресс, он не идет». Это не имеет значения. Тем не менее, они называют это Восточным экспрессом.
«Давным-давно он шел в Белград и Стамбул. Это был самый быстрый способ добраться туда из Парижа».
«Он знает все, мой дорогой dottore pericoloso», — сказала она, наклоняясь, чтобы снова его поцеловать, — «Когда-нибудь, Доктор Опасный, когда мы состаримся и поседеем и займемся всей любовью, на которую способны, ты расскажешь мне секреты Вселенная?»
«Сейчас я тебе расскажу», — сказал он, улыбаясь ей. «Здесь гораздо больше любви, чем мы можем когда-либо создать. Но это не значит, что мы не можем попытаться».
Его рука скользнула под край ее пеньюара, провела пальцами по теплой коже ее внутренней поверхности бедра, отчаянно пытаясь прикоснуться к ней. Она неожиданно крепко сжала его запястье и отдернула руку. — Нет, дорогая, еще нет, — сказала она.
Он потянулся, чтобы притянуть ее к себе, но она отстранилась, смеясь. «Нет, Ники, ты должен подождать. Я хочу увидеть все эти шрамы, которые ты хочешь скрыть от меня. Я хочу поцеловать каждый из них и узнать его секрет. Тогда мы займемся любовью».
Она расстегнула его синий шелковый пижамный верх и провела руками по толстым связкам его мускулистой груди, ее пальцы остановились, чтобы переплестись с копной вьющихся темных волос, начинавшихся у основания его шеи. Затем ее руки скользнули вниз по его тугому животу, быстро развязывая веревки и стягивая шелк с его бедер до колен.
«Теперь», сказала она, осматривая бледную кожу, «больше никаких секретов, Ники».
«Никаких секретов», — сказал он, когда она прижалась губами к длинной ране, которая начиналась у его левого плеча и заканчивалась чуть ниже левого соска.
«Расскажи мне об этом», — сказала она, ее губы скользили по сердитому шраму.
«Ну, это был плохой случай, я вам скажу. В меня попала стрела», — сказал Ник Хичкок. «Ковбои и индейцы, Сент-Луис, Миссури. Девятнадцать семьдесят пятый год. Мне было всего десять лет, когда этот храбрый апач подкрался и напал на меня».
«А этот», — сказала она, ее губы скользнули вниз по его твердому плоскому животу.
«Нанесён самому себе. Я играл на чердаке в «Доктора» со своей кузиной, и она поспорила, что я не смогу удалить собственный аппендикс».
«Лжец», — сказала она. Она протянула руку между его ног и крепко сжала его в кулаке. Она наклонила к нему голову, и ее язык заметался, заставляя его застонать и непроизвольно выгнуться вверх. «А как насчет этого? Прямо здесь, на кончике? Непослушная старая подружка укусила моего Ники?»
«Детеныши-разведчики», — сказал Хичкок, дыша часто и поверхностно. «Я опоздал надевать форму на встречу со стаей детенышей и поймал себя на молнии. И это, дорогая, правда. А теперь хватит!»
«Нет, дорогая, недостаточно. Молчи, я должен что-то сделать».
Он увидел, как ее рука исчезла между ее бедер, и дыхание застряло у него в горле.
«У меня есть кое-что для тебя», — сказала она.
— Да, — сказал он, закрывая глаза.
«Это не то, что ты думаешь», — сказала она, и он услышал отчетливый металлический щелчок между ее ногами. Что за...
Она подняла маленький серебряный нож, блестевший в фиолетовом свете. «Я держу это внутри себя, Ники, только на такие случаи».
«Что? Это шутка, да? Какая-то дурацкая игра?»
Он резко вырвался, но она все еще держала его в тисках кулака и теперь сжимала достаточно жестоко, чтобы заставить его вскрикнуть.
«Ники?» — сказала она, ее голос все еще был теплым и соблазнительным.
Он почувствовал холодный острый край лезвия у основания мошонки. Она растянула кожу мешочка еще дальше.
«Никаких секретов, Каро, — сказала она, — никаких больше секретов…»
«Боже мой, ты злишься? Что это?»
«Вы когда-нибудь видели человеческое яичко?» — тихо спросила она. «Они очень легко вынимаются, все блестящие и розовые. Прикрепляются всего к одной тонкой белой трубке. Достаточно одного кусочка моего маленького кольтелло».
«Ты сумасшедший! Прекрати это! Чего ты хочешь?» — вскричал Хичкок, его голос был сиплым от страха, сдерживая тошноту, подступавшую к его горлу.