Техану. Последняя книга Земноморья - Ле Гуин Урсула Кребер. Страница 12

Мосс ответила так же осторожно, понизив голос до шепота:

– Не знаю, дорогуша. Я думала над этим. Частенько думала. И вот что надумала. Понимаешь, мужчина похож на орех в скорлупе. – Мосс развела свои длинные, кривые, влажные пальцы, словно держала в них грецкий орех. – Его скорлупа тверда и прочна, она наполнена им до отказа. Наполнена плотью мужчины, а также его личностью, его «я». И это все. Он весь там, внутри. Наружу ничто не высовывается.

Тенар поразмыслила над ее словами и, наконец, сказала:

– Но если он чародей…

– То вся его сила там же, внутри. Понимаешь ли, мужчина и его Сила – это единое целое. Она постоянно с ним. И когда Сила покидает его, он абсолютно опустошен и умирает.

Мосс раздавила воображаемый орех и выкинула скорлупки.

– Не остается ничего.

– Ну, а женщина?

– Эх, дорогуша, женщина слеплена из другого теста. Кто знает, где начинается и где кончается женщина? Знаешь, госпожа, у меня есть корни, что уходят глубоко в недра этого острова, ниже дна морского. Они старше, чем сам Архипелаг. Я веду отсчет от первозданного мрака!

Испещренные красными прожилками глаза Мосс горели странным огнем, ее голос звенел, как натянутая струна.

– Я веду отсчет от первозданного мрака. Я старше, чем Луна. Никто не знает, никто не может сказать, кто я, что есть женщина, обладающая Силой; что есть женская Сила, чьи корни уходят в лоно земли глубже, чем корни островов; она существовала до Сотворения, она старше Луны. Кто осмелится задавать вопросы мраку? Кто испросит у мрака его Имя?

Старуха долго тряслась и бормотала что-то себе под нос, завороженная собственными речами. Тенар сидела прямо, как струна, и ногтем большого пальца расщепляла точно посередине одну тростинку за другой.

– Я осмелюсь, – сказала, наконец, она и, расщепив еще один стебель, добавила: – Я много лет прожила во мраке.

Время от времени Тенар заглядывала в дом, дабы убедиться, что Сокол по-прежнему спит. Сделав это в очередной раз, она вновь уселась рядом с Мосс и, поскольку настроение у той явно ухудшилось, Тенар решила сменить тему разговора.

– Когда я проснулась сегодня утром, – сказала она, – у меня было такое чувство, будто в воздухе повеяло свежестью. Произошла некая перемена. Возможно, все дело лишь в погоде. Ты что-нибудь почувствовала?

Но Мосс ответила уклончиво.

– Мало ли какие ветры дуют над Обрывом. Среди них есть и благие, и недобрые. Одни несут с собой тучи, другие – ясную погоду; на крыльях третьих прилетают новости, которые расслышат, однако, лишь избранные, те, кто умеет слушать. Разве я, темная старуха, никогда не учившаяся искусству магии, вхожу в их число? Мое знание питают корни, скрытые в мрачных глубинах земли, которую попирают ногами гордые маги и вельможи. К чему им, ученым людям, смотреть себе под ноги? Что может знать старая колдунья?

Дружить с ней непросто, подумала Тенар, но враждовать – еще хуже, в гневе она страшна.

– Тетушка, – мягко сказала она, беря в руки очередной стебель. – Я родилась и выросла на Атуане – далеком острове, принадлежащем Каргадской Империи. Маленькой девочкой меня забрали у родителей и привезли в некое священное место посреди пустыни, которое не имело собственного названия и на тамошнем языке именовалось просто «Место». Я стала жрицей. Словом, с раннего детства меня окружали исключительно женщины. Там, были, правда, солдаты-стражники, но они никогда не заходили внутрь Места. А нам, горстке девочек и женщин, запрещено было выходить наружу, за священные стены. Так мы и жили под присмотром евнухов, не имея возможности видеть мужчин даже издалека.

– Кто вас стерег?

– Евнухи. – Тенар по привычке, сама того не заметив, использовала каргадское слово. – Кастрированные мужчины, – пояснила она.

Ведьма недоуменно уставилась на нее, затем возмущенно фыркнула и сделала рукой жест, отвращавший зло. Она не скрывала своего негодования.

– Один из них заменил мне мать… В общем, тетушка, мужчину я впервые увидела уже в довольно зрелом по каргадским меркам возрасте. Раньше меня окружали лишь девочки и взрослые женщины. Но тогда меня это нисколько не смущало, потому что кроме женщин я там не видела никого. То же самое происходит с мужчинами, которые живут в ограниченном, исключительно мужском мирке – например, с солдатами, с моряками, с магами на Рокке. Что они знают о женщинах, если практически не видят их?

– Они что, хватают их и кастрируют, словно баранов или козлов, особым ножом? – спросила Мосс.

Ужас с оттенком мстительного удовлетворения взял в ней верх над гневом и здравым смыслом. Теперь Мосс не могла говорить ни о чем другом, кроме евнухов.

Тенар трудно было просветить ее, поскольку она никогда особо не задумывалась над этим вопросом. Девочкой, на Атуане, она имела дело с евнухами. Один из них был добр к ней, и она отвечала сну взаимностью. Он пытался помешать ей бежать, и Тенар убила его. Живя на Гонте, где не было евнухов, она постепенно забыла об их существовании, похоронив их во тьме вместе с телом Манана.

– Я могу предположить, – сказала Тенар, пытаясь удовлетворить болезненное любопытство Мосс, – что они берут маленьких мальчиков и… – Она смолкла и прекратила работать.

– Совсем как Ферру… – продолжила Тенар после долгой паузы. – Как только люди могут так обращаться с детьми? Использовать их. Насиловать, кастрировать… Слушай, Мосс. Люди поступали так в полных мрака местах, где я жила раньше. Но когда я попала сюда, то думала, что, наконец, вырвалась на волю, к свету. Я выучила язык, нашла себе мужчину, родила детей. Я жила, не зная забот, в царстве света. И вдруг, средь бела дня, кто-то сделал такое… с ребенком. На лугу у реки – той самой реки, у истоков которой Огион дал Имя моей дочери. Средь бела дня! Я хочу отыскать место, где я смогу жить спокойно. Ты понимаешь меня, Мосс? Понимаешь, что я хочу этим сказать?

– Дорогуша, – ответила ее старшая подруга, – мир полон страданий и отчаянья, куда не пойди – от них не скрыться.

И увидев, что руки Тенар дрожат, когда та пытается расщепить стебель тростника, Мосс добавила:

– Смотри, не порежь пальцы, дорогуша.

На следующий день Гед впервые пришел в себя. Мосс, которая была превосходной, хотя и неряшливой сиделкой, удалось скормить ему несколько ложек мясного бульона.

– Исхудал до крайности, – сказала она, – а лихорадка высосала из него всю воду. Откуда бы он ни явился, ему там нечасто удавалось нормально поесть и попить.

Окинув его оценивающим взглядом, она добавила:

– Мне кажется, он не выживет. Человек в таком состоянии не в силах даже пить, хотя вода – спасение для него. Я видела, как высокие, сильные мужчины сгорали, словно свечки, всего за несколько дней превращаясь в бледные тени самих себя.

Но, благодаря своему бесконечному терпению, Мосс все же заставила его проглотить несколько ложек своего мясного бульона, сдобренного целебными травами.

– Теперь поглядим, что из этого выйдет, – сказала она. – Боюсь, что дело зашло слишком далеко. Он угасает.

В ее голосе сквозило нескрываемое удовлетворение. Жалости она не испытывала. Этот мужчина не значил для нее ничего, а его смерть – какое-никакое, а все же событие. Раз ей не позволили похоронить Огиона, так хоть этого мага она, быть может, предаст земле.

Когда на следующий день Тенар перевязывала Геда, он вдруг пришел в себя. Во время долгого полета на спине Калессина он так крепко сжимал стальные чешуи, что содрал всю кожу с ладоней и до кости изрезал пальцы. Даже во время сна Гед не ослабил хватки, словно по-прежнему держался за воображаемого дракона. Тенар пришлось силой разжать ему пальцы, дабы промыть и смазать его раны. Когда она разжала его пальцы, Гед закричал и начал хватать воздух руками, словно ему почудилось, будто он падает, а потом открыл глаза. Тенар тихо позвала его. Он посмотрел на нее.

– Тенар, – прошептал он без тени радости в голосе, просто констатируя факт. Произнесенное вслух Имя доставило ей не меньшее удовольствие, чем сладкий аромат цветка, ибо после смерти ее мужа, из всех мужчин только Гед знал ее Настоящее Имя.