Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Маркел Ховард. Страница 46
Французский микробиолог и генетик Франсуа Жакоб, в 1965 г. получивший Нобелевскую премию по физиологии и медицине [49], описал, как вел себя молодой Уотсон на собраниях примерно в то время. Джеймс, войдя в аудиторию, высматривал наиболее важных среди присутствовавших ученых и садился рядом с кем-нибудь из них. Одет он был обычно небрежно: «Полы рубахи развеваются, брюки на коленях пузырем, сползшие носки болтаются на щиколотках». Манера говорить отличалась короткими отрывистыми фразами. Жакоб увидел «странное сочетание нелепости и проницательности… детскости в том, что касалось жизни, и зрелости в вопросах науки» {585}.
На коллоквиуме 21 ноября присутствовало около пятнадцати ученых, но имеется лишь три письменных свидетельства о содержании доклада Розалинд Франклин: мемуары Уотсона 1968 г., мемуары Уилкинса 2003 г. (дополненные интервью, которые он время от времени давал позже) и записи самой Франклин, сделанные в 1951 г. при подготовке к этому выступлению. Наиболее известна версия Уотсона, что очень печально, поскольку то, что он писал о Франклин, весьма субъективно. По замечанию Хораса Джадсона, рассказ Уотсона краток и уклончив, записей он не делал и, по его собственному признанию, мало что понимал в речи Франклин и плохо запомнил ее содержание {586}.
Вечером во вторник, 20 ноября, Уотсон побывал на вечеринке в доме Брэгга в Кембридже, после чего послал письмо родителям, в котором упомянул предстоящее событие: «Завтра я поеду в Лондон слушать о нуклеиновых кислотах в Королевском колледже, а затем в пятницу, наверное, отправлюсь в Оксфорд, поскольку другие из нашей лаборатории едут» {587}.
Уотсон был мало уместен на коллоквиуме по более важной причине, чем присущая ему чудаковатость: по свидетельству Крика, тогда Джеймс еще едва знал кристаллографию {588}. Хотя он уверял родителей, что быстро постигает эту премудрость, но на деле изучал ее лишь несколько недель, так что слабо разбирался в сложных математических методах интерпретации рентгенограмм и путался в терминологии. Неудивительно, что в докладе Франклин его многое озадачило. Вот каковы его воспоминания об этом:
Перед аудиторией человек в пятнадцать она говорила быстро и нервно под стать обстановке ничем не украшенного старого лектория, где мы сидели. В ее речи не было ни следа теплоты или легкости. В то же время она не казалась мне совершенно неинтересной. В какой-то момент я задумался, как бы она выглядела без очков и с более современной прической. Тогда, однако, меня больше всего занимало ее описание картины рентгеновской дифракции на кристаллах {589}.
Далее Уотсон рассказывает, как Франклин настаивала, что единственный путь к установлению структуры ДНК – кристаллографический анализ. Ему такой подход казался слабым, потому что не включал построение моделей. Розалинд не упомянула открытие α-спирали Полингом и не высказала намерения действовать подобным образом {590}. Франклин была права: определяющую роль в открытии структуры ДНК сыграло накопление точных данных рентгеноструктурного анализа. Однако Уотсон не собирался тратить свое драгоценное время на такую постепенную кропотливую работу {591}.
В итоге Уотсон утверждал: «Рози не сказала ни слова о спиральной структуре… потому что, по ее мнению, нет никаких признаков спиральности ДНК» {592}. После доклада только Уилкинс задал несколько вопросов, и то сугубо технического характера, и краткость обсуждения разочаровала Уотсона. Он понял это так, что остальные слушатели не хотели навлечь на себя критику Франклин: «Это, конечно, не скрашивало предстоящего сырого и туманного ноябрьского вечера, – услышать, как женщина велит тебе не рассуждать о предмете, в котором ты не смыслишь, прямо как в школе» {593}.
Воспоминания Уилкинса более многогранны и загадочны. В конце жизни он признал, что доклад Франклин был первоклассным описанием различных вероятных аспектов структуры ДНК и она представила убедительные причины расположения фосфатных групп на внешней стороне молекулы и важной роли воды в структуре А- и В-форм ДНК {594}. А до этого Уилкинс пятьдесят лет повторял, будто Франклин выступала против теории спиральной структуры {595}. В 1970 г. Уилкинс сказал Энн Сейр: «Если бы Франклин не была настроена против спирали, то решение, несомненно, было бы получено раньше Крика и Уотсона {596}.
В 1972 г. году, когда Уилкинсу показали записи Франклин к докладу 21 ноября, в которых определенно говорилось о возможности спиральной структуры ДНК, он слукавил: «Лично мне помнится, что Франклин ничего не сказала о спиралях, но утверждать я не могу. Мне кажется, не в ее характере было представлять в устном докладе мысли из черновиков» {597}. В 1976 г. Уилкинс оправдывался так: «В то время было мало возможностей для обмена информацией. К сожалению, Розалинд не ставила нас в известность о своих успехах, помимо свидетельств того, что ДНК не может быть спиральной» {598}.
В конце концов на страницах его воспоминаний, изданных в 2003 г., сложился успокоительный для него самого вариант: «Совершенно не помню, чтобы она говорила о спиральных структурах, и Джим Уотсон тоже». Он бездоказательно предположил, что Франклин возражала против спирали, чтобы избежать сотрудничества – и соавторства – с Уилкинсом и Стоуксом: «Чтобы обеспечить себе независимость, она в докладе исключила те свои материалы, которые имели отношение к спиральной структуре» {599}.
Видеозаписи коллоквиума не существует, и никто из присутствовавших на нем не смог точно вспомнить, что говорилось в тот вечер. Однако представляется весьма вероятным, что Розалинд Франклин, как всякий ученый, готовящийся докладывать о своем исследовании на важной конференции, в своем выступлении использовала заготовленные записи. В 1976 г. Александр Стоукс, который сам смутно помнил тот вечер, согласился с тем, что она озвучила написанное в заметках {600}. Неужели Франклин, в высшей степени ответственно относящаяся к фактам, могла умолчать о ключевых и притом ценой большого труда полученных экспериментальных данных, тем более выступая перед своим начальником и мужчинами, которых она считала настроенными враждебно? Итак, что же такое было в докладе Франклин, что, произнесенное вслух, вызвало сумятицу?
К счастью, архивариусы Черчилль-колледжа Кембриджского университета сохранили и оцифровали все ее тетради и отдельные листы бумаги с записями, документирующими протоколы экспериментов, аналитические данные, вычисления и сделанные по ходу дела умозаключения за каждый день ее работы в Королевском колледже. В архиве имеется несколько пожелтевших листов, озаглавленных «Коллоквиум ноябрь 1951», они скреплены с еще шестью страницами набросков и математических формул, сделанных ею для себя. Эти записи, наряду с отчетом Франклин о ходе работ за 1951/52 год, раскрывают совершенно другую историю, нежели рассказы Уотсона и Уилкинса об отрицании ею спиральной структуры.