Тайна жизни: Как Розалинд Франклин, Джеймс Уотсон и Фрэнсис Крик открыли структуру ДНК - Маркел Ховард. Страница 54
В молекулярной модели Фрейзера был ряд структурных проблем, в первую очередь – трехцепочечность молекулы. В этой модели три цепи находились на равном расстоянии друг от друга, что не соответствовало ни дифракционным картинам, ни соотношению пуринов и пиримидинов 1:1, установленному биохимиком Эрвином Чаргаффом из Колумбийского университета в Нью-Йорке. В итоге Фрейзер и Уилкинс оказались в тупике {693}.
Будучи враждебно настроенным к Франклин, Уилкинс приписывал ей неприятие спиральной структуры и предположение о трехцепочечности ДНК {694}. В действительности же Розалинд в материалах к своему докладу и в отчете о проделанной работе предполагала «2, 3 или 4 коаксиальные полинуклеотидные цепи в спиральной структуре» {695}. В конечном счете Уилкинсу пришлось согласиться с Франклин, настаивавшей на том, что нет никакого смысла строить новые модели, пока не появится больше данных, чтобы на них опираться. Однако он продолжал обвинять ее в том, что она сбила его с верного пути: «Утверждение, что цепей три, совершенно не давало нам двигаться вперед. Нашей главной ошибкой было то, что мы придавали слишком большое значение экспериментальным данным» {696}.
Через считаные минуты после телефонного звонка Крика Уилкинс уже сообщил всем о приглашении в Кембридж. Призвав свои войска к оружию, он уведомил Фрэнсиса, что прибудет в среду 27 ноября на поезде отправлением в 10:10 и что Франклин с Гослингом будут тем же поездом, а также Фрейзер и Уилли Сидз. Уотсон отметил этот коллективный энтузиазм, объяснив его их заинтересованностью {697}.
На следующее утро пятеро ученых из Королевского колледжа встретились на огромном вокзале Кингз-Кросс. По пути Уилкинс делал неуклюжие попытки вести беседу, но Франклин это никак не поддерживала, уставившись в окно, за которым проносились сельские просторы с фермами, пастбищами, стогами сена и сонными коровами. Все пятеро были взволнованы и напряжены. «Мы знали, что Фрэнсис и Джим очень талантливы, – сказал Уилкинс, описывая эту часовую поездку, – и гадали, к чему же они пришли» {698}.
Когда поезд прибыл в Кембридж, коллегам пришлось решать, как добираться несколько миль до Кавендишской лаборатории. Уилкинс предложил взять такси, поделив стоимость проезда. Франклин настаивала на автобусе. Нетрудно себе представить, как неловко ей было бы тесниться на заднем сиденье такси с четырьмя мужчинами.
Так или иначе, все в итоге очутились на Фри-Скул-лейн и, ведомые Уилкинсом, проследовали в Остиновское крыло Кавендишской лаборатории. Уилкинс ненужной болтовней пытался поддержать дух своей команды – ведь, судя по всему, их вот-вот обойдет пара конкурентов, которые даже не экспериментаторы. Игнорируя его оживление, Франклин сосредоточила внимание на Гослинге, а тот чувствовал себя все более неуютно между ними {699}.
По воспоминаниям Уотсона, Уилкинс, войдя со всей компанией в помещение № 103, полагал, что поначалу несколько минут пройдут без научных разговоров, но Франклин хотела сразу же узнать, как обстоят дела {700}. Макс Перуц и Джон Кендрю поприветствовали прибывших и откланялись, так что Фрэнсис Крик оказался в центре внимания. Уотсон и Крик собирались сначала рассказать о теории дифракции на спиралях и о применении функций Бесселя, затем обрисовать свою модель, после чего настал бы черед дружеской трапезы в пабе Eagle. Наконец, все вернулись бы в лабораторию и вместе обсудили бы дальнейшие шаги {701}. Действительно, началось с того, что Крик стал говорить о дифракции на спиральных структурах, но Уилкинс его прервал, заявив: «Стоукс решил задачу в поезде, возвращаясь однажды вечером домой, и на следующее утро создал теорию на маленьком листке бумаги» {702}.
Согласно авторам модели, Франклин, изучив конструкцию, высмеяла эту жалкую попытку и точными замечаниями разгромила их работу. Уотсон приписывает ей восклицание: «Смотрите-ка, вы вывернули ее наизнанку!» {703} Гослинг описал эту сцену так: «Когда мы оказались в лаборатории перед их моделью, наше облегчение, должно быть, было физически ощутимым. Розалинд в своем наилучшем формально строгом, но по сути поучительном стиле начала с "вы ошибаетесь по следующим причинам…" и перечислила их немало, напрочь сокрушив сделанное ими. ‹…› Это также подтвердило позицию Розалинд, согласно которой молекулярные модели можно строить, пока рак на горе не свистнет, но невозможно будет сказать, какая из них ближе к истине. Если бы Морис отстал и дал нам (ей и мне) возможность толком измерить интенсивности рефлексов и провести необходимые вычисления, что, разумеется, долго и трудоемко, тогда в конечном счете данные все сказали бы сами за себя» {704}.
По словам Уотсона, Франклин совершенно не интересовал приоритет в теории дифракции на спиралях, и, пока Крик пускался в подробности, она демонстрировала растущее раздражение, потому что нет смысла обсуждать спиральность, если она не доказана фактами. Разглядывание самой модели лишь усилило ее недовольство. Когда Крик и Уотсон перешли к вопросу о двухвалентных ионах магния, которые, как они считали, удерживали вместе цепи тройной спирали, Франклин возразила, что ионы Mg2+ должны быть окружены плотными оболочками из молекул воды и не могут обеспечить прочность структуры {705}. Франклин, как ученый, оперирующий только фактами, восприняла несовершенную модель Уотсона и Крика примерно так же, как опытный музыкант – исполнение симфонии с фальшивыми нотами.
После того как Розалинд указала на факторы, делающие трехцепочечную модель невозможной, обстановка в помещении № 103 стала невыносимой. Крик уже не чувствовал себя уверенным в себе хозяином, а надежда объединить усилия рассеялась: стало ясно, что никакого сотрудничества с группой из Королевского колледжа возникнуть не могло {706}. Историк Роберт Олби так охарактеризовал ситуацию: «Франклин и Гослинг, естественно, не собирались рассматривать подобное предложение. Перед ними предстали два клоуна с дурацким розыгрышем. С чего бы им оправдывать их выходки, объединяясь с ними?» {707} Уотсон и Крик проиграли, очевидным победителем стала Франклин {708}. Крик и сам видел, что они выставили себя на посмешище {709}.
Остаток дня для всех участников прошел малоприятно – особенно для Уотсона, понявшего, что возражения Франклин не были лишь проявлением упрямства. Помимо прочего, в ходе дискуссии выяснилось – к стыду авторов модели, – что в нее заложено неверное содержание воды, не соответствующее тому, которое было в полученных Розалинд образцах ДНК. Содержание воды в модели было занижено в десять раз, потому что Уотсон невнимательно слушал доклад Франклин. «Невозможно было уйти от вывода, – признал он, – что наша аргументация была рыхлой. Когда оказалось, что воды в ДНК гораздо больше, число потенциальных структурных моделей пугающе увеличилось» {710}.