Минута после полуночи - Марич Лиза. Страница 4
Комната с высоким потолком…
Комната с высоким потолком и двумя большими окнами была обставлена самой необходимой мебелью, расчетливо и функционально. К окну боком приткнулся письменный стол, на котором в идеальном порядке сложены папки, журналы, газеты. Два кресла – одно для хозяина, другое для посетителя – стоят по обе стороны столешницы. Вдоль левой стены тянется сборный стеллаж из «Икеа», в углу справа от входа скромно притаился небольшой диванчик. Никаких милых пустячков, украшающих интерьер, и ни одного зеркала.
Красовский, хромая, подошел к своему креслу. Прислонил палку к стене и неловко уселся, вытянув под столом хромую ногу.
Вадим Александрович немного поерзал на своем месте, но понял, что устроиться поудобнее не получится. Кресло с жестким сиденьем и прямой спинкой не предназначалось для долгих задушевных бесед. Хозяин кабинета хотел, чтобы посетители излагали дело и убирались к черту.
– Вадим Александрович, вы любите оперу?
Алимов с удивлением взглянул на своего визави, освещенного ярким солнечным светом.
Никита Красовский был красив какой-то глянцевой эмалированной красотой. Гладкое неподвижное лицо без признаков морщин, – если доверять Интернету, меценату было сорок восемь лет! – наводило на мысль о пластической операции, ботоксе, латексе и подтяжках. Лица после подобных хирургических вмешательств становятся похожи на картины плохих художников, украшающие конфетные коробки: пропорции соблюдены, а жизни нет.
– Оперу? – переспросил Алимов озадаченно. – Люблю отдельные арии, но сам жанр… – Он пожал плечами. – У меня не хватает терпения дослушать до конца.
Красовский взял карандаш и начал постукивать по столу. Алимов заметил, что меценат не любит смотреть собеседнику в лицо. А может, не любит, когда смотрят в лицо ему самому.
– Вы что-нибудь знаете о нашем театре?
– Да, конечно! – обрадовался Алимов, похвалив себя за предусмотрительность, и вывалил ворох информации, собранной помощниками в Интернете.
Красовский выкупил здание четыре года назад и сразу произвел капитальный ремонт и перепланировку. Дело оказалось рентабельным. Больших денег театр не приносил, однако окупал свое существование. Помимо оперных спектаклей, Красовский ориентировался на репертуарную экзотику и приглашал малоизвестные в России коллективы: например, японский театр кукол для взрослых – бунчуки. Или танцевальную группу африканского племени «тарак», демонстрировавшую некоторые экзотические свадебные обряды. Или колдунов с острова Гаити с довольно пугающей программой ритуалов по наведению смертельной порчи на любого желающего. Представление шло с аншлагом целый месяц, хотя желающих испытать на собственной шкуре туземное искусство вуду в зале не нашлось.
Билеты на представления стоили очень дорого не потому, что Красовский выплачивал гастролерам хорошие гонорары. Гостей требовалось размещать в приличных гостиницах, кормить в приличных ресторанах и обеспечивать им хорошую охрану. Особенно в этом смысле пришлось повозиться с колдунами вуду, против которых ополчились сразу три силы: движение «Патриоты России», общество защиты животных (ритуалы предусматривали жертвоприношения птиц) и анархическое сборище скинхедов. Так что чистая прибыль театра составляла очень скромную, можно сказать, символическую цифру. Но уже то, что искусство стало самоокупаемым, можно было считать чудом.
Красовский едва заметно кивал, слушая гостя. Алимов вдруг ощутил себя студентом на экзамене и замолчал.
– Ну что же, вы хорошо поработали, если учесть, что мой секретарь позвонил вам вчера утром, – одобрил Красовский. – Теперь мое соло. Вы родились в Германии, но еще ребенком попали в Москву. Ваш отец был военным, мать – библиотекарем. Вы работали в институте системного анализа, где считались крепким аналитиком, и хорошо зарабатывали. Все отложенные деньги пустили на создание частного детективного агентства. Начинали с разводов, сейчас специализируетесь на корпоративных тайнах и семейных неурядицах в тех случаях, когда не хочется выметать сор из избы. Можно сказать, вы преуспеваете. У ваших работников репутация дисциплинированных и надежных профессионалов. К своей работе вы относитесь серьезно и среди клиентов пользуетесь уважением.
Красовский взглянул на Алимова. Он сидел не шевелясь. Кажется, это было еще не все.
– Ваш бывший начальник, – продолжал он, – говорит, что у вас хорошая голова и вы способны на большее. Ваши клиенты говорят, что вы берете солидный гонорар, но никто не пожалел о потраченных деньгах. А ваш последний клиент сказал, что у вас твердые принципы относительно женщин и он не побоялся бы оставить вас наедине со своей дочерью, хотя вы… э-э-э… довольно привлекательный мужчина.
– И какие вы сделали выводы? – спросил Алимов, уже вполне успокоившись и держа себя в руках.
– Что вы зануда, работяга и педант, – с удовольствием договорил Красовский.
Алимов рассмеялся. В глазах мецената засверкали искры сдержанного удовольствия.
– Я потрясен. Что же, вы совершенно правы.
– С другой стороны, – продолжал Красовский, – все говорят, что если вы беретесь за что-то, то обязательно доводите дело до конца. Вы не конфликтны и можете сработаться с кем угодно, даже со старой девой. И самое главное, что вы умеете держать язык за зубами. Одним словом, – закончил он, – вы тот человек, который мне нужен. – С этими словами Красовский выдвинул ящик стола, достал четыре сложенных листа бумаги и перебросил их через стол. – Ознакомьтесь.
Алимов по очереди развернул листы, не торопясь, прочитал неровные строчки, сложенные из газетных букв.
С анонимками Вадиму Александровичу приходилось иметь дело часто. Эти ничем не выделялись из общей массы. Цветные буквы, скорее всего, вырезаны из газеты бесплатных рекламных объявлений, которая распространяется во всех округах столицы. Автор называл неизвестную даму «сукой» и обещал облить кислотой, если она еще раз выйдет на сцену. Послания составлены с душой, похоже, что автор тоже женщина.
– И кому это адресовано? – поинтересовался Алимов, возвращая бумагу на стол.
– В том-то и дело, – ответил Красовский. – Ирине Извольской. – Поймал выражение недоумения на лице гостя и удивился сам: – Вы не знаете, кто такая Извольская?
Алимов неловко пожал плечами.
Красовский от устных комментариев воздержался, только слегка приподнял брови. «Ну и дитя природы!» – читалось между строк.
Ирина Витальевна Извольская оказалась оперной звездой мирового масштаба. Ее гастрольный график расписан на год вперед, и театру неслыханно повезло, что она согласилась участвовать в открытии оперного сезона. Благодаря этому билеты были проданы до самого Нового года, причем многие поклонники примадонны собирались прилететь из-за границы. Так что срыв спектакля будет равносилен катастрофе.
– А чего вы хотите от меня? – спросил Алимов, терпеливо слушавший краткую лекцию.
– Найдите мне его, – потребовал Красовский, кивнув на анонимки. – Я хочу знать, кто пытается запугать нашу приму.
– Никита Сергеевич, найти анонимщика не так просто, как вам кажется. Ирина Витальевна – публичная персона, эти бумажки ей мог отправить любой свихнувшийся поклонник, а таких в Москве миллион по вашим собственным словам. Кстати, – Алимов поворошил сложенные листы, – а где конверты?
– Конвертов нет, – ответил Красовский. – Анонимки пришли не по почте. Ирина нашла их в своей сумочке, в гримерной.
Алимов откинулся на неудобную спинку кресла.
– Та-а-к, – протянул он озадаченно.
Красовский, не отрываясь, следил за ним светлыми поблескивавшими глазами.
– Теперь вы меня понимаете?
– Думаю, да. Работает кто-то свой.
– Свой, – повторил Красовский. – Этим занимается человек, имеющий свободный доступ в театр.
– И много таких людей?
Красовский ответил не сразу. Прищурился на яркое майское солнце за окном, побарабанил пальцами по столу. Руки у владельца театра были красивые: сильные, словно вылепленные из гипса пальцы с твердыми отполированными ногтями.