Чудовища, рожденные и созданные - Берва Танви. Страница 7

– К слову об этом, я иду на базу. Нам нужны деньги.

На чёрном рынке базы можно найти что угодно. В частности того, кто займёт вам денег. Даже запасы медикаментов – их всегда можно пронести контрабандой на борт парома до острова Чандрабад, где медицинский центр университета породил целый мир нелегальных препаратов.

Чтобы попасть туда, я должна пройти через Террафорт, не вызывая подозрений, и мне нужно, чтобы Крейн прикрыла меня.

На лицо подруги падают не знакомые мне тени.

– Ты не обязана ничего делать.

– Аптекарь сказал, что взыщет долг через неделю. Не думаю, что земельщик оставил тебе столько серебра, что ты можешь погасить нашу задолженность и позаботиться о себе.

– Недалёк тот день, когда Варману придётся решать проблемы самому. Или когда Эмрик начнёт лучше думать головой. Но этого не произойдёт, если ты не перестанешь подтирать за ними.

Я уязвлена. В отличие от некоторых, у меня нет благодетеля, который, несмотря на совершённые ошибки, следит за тем, чтобы я была сыта, не проработав за всю жизнь и дня, или расплачивается с фармацевтами.

– Неважно, чья это вина, – огрызаюсь я. – Беда в том, что мама с Лирией будут страдать.

– Если продолжишь жить ради всех, кроме себя, никогда не покинешь остров.

Паточная сладость апельсина во рту превращается в песок. Я пришла сюда за помощью Крейн, не нравоучениями.

Так ли легко покинуть мир, в котором только вода да десять участков земли на тысячи миль во всех направлениях? Есть только два способа выбраться отсюда: выйти замуж, как сказал папа, или сбежать.

Учитывая то, что происходит с мамой, я скорее прыгну в кишащий рапторами океан, чем стану чьей-то женой. А побег? Ха. Этот способ вообще не в счёт.

На меня откроют охоту.

И, скажем, мне удастся сбежать: как я буду жить без мамы с Лирией? Мамы, жизнь которой вращается вокруг нас, которая терпит нашего никудышного отца ради нас. И Лирии, младшенькой, которая напоминает нам каждый день, что мы всё ещё люди и способны любить.

Как Эмрик будет без меня? Посмотрите, что случилось вчера.

– Корал, – раздаётся пронзительный голос Агаты, попечительницы Крейн. Она стоит в дверях, голова и лицо замотаны шарфом, хотя она в помещении. Должно быть, Агата заметила повисшее между мной и Крейн напряжение, поэтому пытается сменить тему. – Ты пойдёшь регистрироваться на гонку славы позже, дитя?

– Я здесь как раз для этого, Агата, – вру я с улыбкой. Регистрация – последнее, о чём я думаю, но я скажу что угодно, чтобы вытащить Крейн на улицу. Я поворачиваюсь к ней. – Ну же, присоединяйся. А не то я пойду одна. – Пусть теперь скажет «нет». Сейчас посмотрим, как Агата воспримет её отказ. Наверное, решит, что мы поссорились, что лишь вызовет у неё подозрение, что Крейн вместо этого проводит время с мятежниками. А это никому не нужно.

Крейн ещё не открыла рот, а её хмурый взгляд уже говорит то, что мне нужно знать.

– Ладно, иду.

Солония сужается посередине, к юго-западу от нашего жилища. Западная сторона острова представляет собой отвесную скалу, возвышающуюся изолированным пиком. Внутри находится лощина, которую земельщики превратили в свой дом, Террафорт.

Вход в Террафорт наполовину уходит под землю. По обе стороны большие башни, увенчанные сиренами, чтобы приглядывать за океаном. Откидная дверь, выполненная целиком и полностью из заргинина и дважды упрочнённая, поднята, словно навес. Приди однажды Панталасса взыскать свой долг с человечества за то, что оно всё ещё не покинуло сушу, дверь выдержала бы её силу, защитив всё, что внутри.

Вход ведёт на площадь с высокими сводами. На острове нет такого места, где бы вы не ощущали на себе всевидящий взор вершины, хотя Террафорт на девяносто процентов расположен под землёй; уровень за уровнем вырублены в грунте, давая кров всему населению земельщиков Солонии.

Съёмщики, оказывающие услуги и приторговывающие, несут свои товары под землю.

Террафорт как обычно заставляет меня почувствовать себя маленькой. Я больше не вижу небо, каким бы жестоким оно ни было без скайи. Обзор на внешний мир открывается только с западной стороны: панорамное окно с толстым защитным стеклом, предназначение которого – пропускать свет в сумерках. В то время как жилища съёмщиков незатейливы, просты и убоги, те, что предназначены земельщикам, кажутся мягче, более подходящими для людей.

Площадь переполнена в ожидании регистрации на гонку славы. Я замечаю туристов и претендентов на участие в состязании с других островов. И всюду, куда ни глянь, возница-фаворит этого года ухмыляется с глянцевых рекламных плакатов.

Дориан Акаян – сын именитого земельщика, потомок одного из основателей острова.

Одетый в серебристо-малиновую куртку, он выглядит так, словно тонет в собственном тщеславии, как будто он спас этот мир, а мы, все остальные, здесь гости.

Впервые за долгое время не хочется думать о нём плохо, но, полагаю, родившемуся земельщиком веры нет.

Я слишком увлечена испепелением рекламного плаката взглядом, когда оказываюсь в толчее земельщиков. Не могу не заметить, как сильно отличаются от нас те, кто живёт и умирает под поверхностью. Они сияют независимо от цвета кожи. Кости у них либо слишком острые, либо чересчур гладкие, что свидетельствует об отсутствии повреждений от пребывания на солнце. Нет признаков сломанных и затем неправильно сросшихся костей, кое-как зашитых после ранения глаз, и никаких татуировок. Вместо этого у них терпкие духи, нанесённые поверх ярких туник и платьев, распущенные волосы, шёлковые ленты и украшения из бисера. Море лиц расхаживает с высоко поднятыми подбородками. А как же: чудовищные создания не прокрадываются в Террафорт и не сжирают целые семьи. Никто не пикирует и не улетает, крепко ухватив жертву когтями. Сборище посмеивается. Их не заботит, преграждают ли они кому-нибудь путь. Съёмщики уступают им дорогу, даже если тащат тележку, нагруженную товаром.

Так мы сохраняем мир.

Никто не желает повторения первых войн. Уже сейчас лекарства Лирии стоят слишком дорого, но никто из нас не дожил бы до болезни, вернись сообщество к истокам: измученным людям, борющимся с голодом и изоляцией, которые в одном шаге от завершения истории человечества на этом острове ещё до того, как она началась.

Площадь – отдельный остров. Улицы расходятся во всех направлениях, вдоль выстроились магазины и трактиры. Скрип колёс тележек в городе внизу гремит у нас под ногами, почти заглушая шипение паровых турбин в задней части площади. В разрежённом воздухе витают конфликтующие запахи морепродуктов и выпечки.

Снаружи съёмщики и земельщики находятся в такой непосредственной близости только во время гонки славы. Вот почему стражники (в металлических масках с широкими забралами и чёрной униформе) сливаются с тенями в каждом переулке. Несколько туннелей ведут с площади в подземелье. У входов возвышаются тесные постройки, в которых живут торговцы-съёмщики.

– Хорош таращиться, – говорит Крейн. Она берёт меня под руку и, отказываясь извиняться перед земельщиками, в которых врезается, тащит меня через площадь.

Серебристый уличный указатель рядом со стеной-окном мерцает над Агорской площадью узорчатыми лампочками. Вдоль задней части террасы, окружённые высокими колоннадами, выстроились в ряд мастерские, ремесленные, лавки старьёвщиков, продуктовые киоски. Год назад, когда жизнь казалась более сносной, мы с Крейн объединили наши сбережения, чтобы купить небольшую торговую точку. Сделка была выгодной, потому что предыдущая владелица, земельщица, покончила с собой и помещение никто не хотел брать.

Предприятие рискованное. Крейн продаёт наши товары – синие гончарные изделия и стеклянные лампы – в лавке. Мы с Эмриком берём на себя управление только в базарные дни, когда у детей земельщиков каникулы и публику легче надуть. Притворяемся, что помогаем подруге. Это приносит не больше пятнадцати железных в месяц или около того. Но нам с Эмриком больше некуда девать вещи, которые мы мастерим. Даже если в итоге это пустая трата времени и денег… Дело хорошо помогает отвлечься, и нам не приходится сидеть в четырёх стенах с папой.