Колодец и бабочка - Михалкова Елена Ивановна. Страница 16

– Непреднамеренным, да. Теоретически – вполне.

– А почему кот должен быть у меня?

– В день смерти Габричевский украл кота, который жил при магазине.

– И непонятно куда дел, – прогудел Сергей.

Эльза озадаченно похлопала ресницами.

– Есть предположения, зачем ему мог понадобиться кот? – спросил Макар, не сводивший взгляда с ее лица.

– Ни малейших, – медленно протянула она. – И вообще, это вам лучше спросить у Горбенко.

– Кто такой Горбенко?

– Такая. Ее сегодня не было. Она единственная из всех по-настоящему тесно общалась с Ильей. Вы говорите: мой телефон записан у Габричевского в контактах… Он мне писал только для того, чтобы огорошить какой-нибудь новой противной идейкой. Любил провоцировать. Я ему выдала в качестве аватара внешне распутную, но в душе стыдливую девственницу… – Эльза застенчиво улыбнулась Бабкину, и тот едва не перекрестился: ну, ведьма! – Илья считал, что очень меня смущает, когда зачитывает про щупальца, похотливых демонов, силой овладевающих ангелицами, и тому подобную бредятину. На самом деле он был скованный и довольно анахроничный. Все эти щупальца и демоны уже лет десять как неактуальны. А с Горбенко они выглядели как два воркующих голубка. Хотя она старше лет на десять. Подруга нашей Любови Андреевны.

Макар и Бабкин переглянулись. Интересные новости.

– А Любовь Андреевна ни словом не упомянула о своей подруге… – уронил Макар.

– Вы можете спросить об этом у нее самой. Яровая всегда после семинара ужинает в кафе напротив. Наверняка и сейчас там сидит.

Что-то она определенно недоговаривала, эта любительница странных ролевых игр. Но Сергей понимал, что им ее не расколоть. Илюшин и так немало из нее вытянул.

– Если не секрет, почему вы взяли именно такой псевдоним? – уже в дверях спросил Макар.

Девушка мило улыбнулась.

– Псевдоним – это Катя Парфенова. А мое паспортное имя – Эльза Страут.

– Что, хорошие стихи? – благоговейно спросил Сергей, когда они вышли на улицу.

– Стихи? – непонимающе переспросил Илюшин. – А, про кита! Бездарные. Попробуй вслух повтори: сквозь-створки, сквозь-створки… Какое-то шипение защемленного моллюска. Ерунда на постном масле.

Бабкин опешил:

– А почему же ты тогда…

– Нет, ну как же… – Илюшин приостановился и удивленно взглянул на него. – «Кит мог бы проглотить Иова…» Про кита – это из Ветхого Завета. – Лицо Бабкина не отразило абсолютно ничего при этом известии, и Макар, испустив тяжкий вздох, продолжал: – Пророк Иона, вместо того чтобы отправиться проповедовать в Ниневию, как ему было приказано Господом, решил сесть на корабль и уплыть подальше от назначенного пункта. В пути разыгралась буря, Иона понял, что так проявляется Божий гнев, и предложил капитану выбросить его в море. Буря тут же унялась, а Иону слопал кит. Трое суток возил по морю, как в батискафе, пока не выплюнул. А Иов – это невинный богобоязненный страдалец, на которого обрушились кары небесные вследствие сложного спора между Богом и дьяволом. Невежественные люди часто путают Иону и Иова.

Бабкин, который в глубине души смутно предполагал, что это вообще один персонаж, согласно угукнул.

– Дальше поехали: над ним жемчужная корова вздымала белые рога. Откуда корова?

– Да, откуда корова? – заинтересовался Бабкин. – Чего ее в океан понесло?

– Серёжа, это Ио, – с жалостью сказал Макар. – Девушка, в которую влюбился Зевс и превратил ее в корову, чтобы спасти от гнева своей ревнивой жены Геры. Ио кусал овод, и она, бедная, бросилась от него в море. Сюжет стихотворения, как мы видим, построен на сходстве имен: Иона-Иов-Ио…

– У Фридриха Незнанского есть роман «Исполняющий обязанности», сокращенно – «ИО», – ляпнул Бабкин, сам не зная зачем.

Небольшой наградой ему послужило то, что Илюшин на секунду сбился.

– Что получается? – продолжал Макар, проигнорировав этот протуберанец эрудиции. – В трех строфах девица с интеллектом аксолотля ненавязчиво демонстрирует знание Ветхого Завета, заодно вплетая в них древнегреческую легенду. Она могла стащить эти стихи у какого-нибудь поэта, но я ничего подобного не помню. Да и слишком они слабенькие… Но дело не в бездарности, дело в том, что человек, который способен оперировать образами библейских пророков и праведников, не может изъясняться междометиями и при этом высказываться, что любит все поэтическое. Так, вон сидит Яровая…

Окна кофейни выходили на площадь. Подсветка внутри была аквариумная: посетителей, застывших среди диффенбахий и спатифиллумов, можно было хорошо рассмотреть с улицы.

Бабкин с удовольствием подставил лицо ветру. Вечер был теплый, и люди по тротуарам шли вполне понятные, привычные, и если хорошенько поискать, наверняка можно найти в каком-нибудь кинотеатре «Людей в черном» и даже сводить на него Машу… Старый фильм! Глупость какая-то.

– Добрый вечер, – холодно сказала Яровая, как будто они не расстались полчаса назад.

– Вы позволите, Любовь Андреевна? – Илюшин вопросительно замер возле ее столика, за ним возвышался Бабкин.

Она страдальчески сдвинула брови.

– В чем дело? Послушайте, я очень устала после семинара, у меня болит голова, и при всем желании…

Яровая замолчала, давая им самим возможность догадаться, что, при всем желании, она ничем не может им помочь и они злоупотребляют ее терпением.

– Почему вы соврали? – доброжелательно спросил Макар. – На семинаре сегодня не присутствовала ваша подруга Горбенко. А они с Габричевским, как нам рассказали, были довольно близки.

Яровая усмехнулась и покачала головой:

– Какими вы бросаетесь обвинениями! «Соврала»… Не соврала, а ошиблась. Если бы вы так готовились к занятиям, как я, вы бы имя собственное забыли. На этой неделе я была на трех семинарах у других писателей. На трех! И все для того, чтобы лучшим образом подавать материал своим ученикам… Учиться, беспрестанно учиться самой – вот в чем секрет успеха хорошего педагога. – Она потерла затылок и болезненно поморщилась. – Садитесь, у меня шея болит. Знаю я, кто вам рассказал. Катя выдумывает все подряд. Выдумала себя, выдумывает себе жизнь, какие-то события… Выдумывает, что она одаренная личность, только все не может определиться, в поэзии или в прозе ей проявить свой уникальный дар.

– То есть не было никакой Горбенко?

Илюшин сел, и Бабкин последовал его примеру.

– Наташа – моя школьная подруга, – устало сказала Яровая. – Она хороший человек. Хороший, честное слово… – Она как будто убеждала то ли их, то ли себя. – Но очень невезучий. Ей не повезло с семьей, не очень повезло с работой, еще и муж оказался законченным скотом. Она одна растит двоих детей. Ей тяжело, и я пыталась в меру своих малых сил как-то помочь, облегчить… Вот придумала приглашать ее на свои семинары, чтобы она могла как-то, не знаю, отвлечься. Посмотреть на других людей, окунуться в творческую атмосферу. Бесплатно, разумеется. Мой семинар ей не по карману.

– Они познакомились с Габричевским на занятиях?

– Да. Не знаю, почему Катя решила, что они подружились… Подумайте сами: что общего у независимого молодого парня и замученной располневшей тетки, которой уже под сорок? Но Наташа – мягкая, она не осаживала его, в отличие от остальных, и Илья этим беззастенчиво пользовался.

– Например?

– Да боже мой! Например, излагал ей замысел своего великого романа, передранного с «Моби Дика», между прочим. Наташа не читала Мелвилла и не в состоянии была оценить степень заимствования. Попросту говоря, она единственная, кому Илья мог невозбранно присесть на уши. Дважды я пыталась пристыдить его за это… Илья только смеялся. Он не понимал или не хотел понимать, что Наташа выслушивает его не только по доброте душевной… Что он подает ей определенные надежды…

– У них были романтические отношения? – спросил Макар.

– Да что вы! – Яровая рассмеялась. – Нет, у них ничего не было и быть не могло. Илья клеился к таким, как Катя Парфенова. Без всякой надежды, замечу в скобках, Катя его просто не замечала, она полностью сосредоточена на себе. Кого бы она ни описывала, она всегда описывает себя. У нее в голове не вмещается, что люди могут отличаться, могут иметь другие стремления, иное наполнение…