Отражение: Разбитое зеркало (СИ) - "Snejik". Страница 9
В тот год, когда Адан был тут первый раз, кабинет Барнса был другим, он решил поменять обстановку год назад, добавить личного, но получилось только перекрасить стены в приятный глазу голубой цвет, который Барнс очень любил. Дизайн был в стиле хай-тек: хром и стекло, минимализм во всем. Только на одной из стеклянных полок сидел плюшевый Зимний Солдат. Коллекционеры за эти игрушки бы отдали все на свете, но Барнс сохранил коллекцию для себя, и сейчас они сидели в его доме, здесь же, на острове, на диване. Напоминание о Себастьяне, прошедшее с ним через три десятилетия.
— Франсуа Адан по вашему приказанию явился! — доложил Адан.
Он бросил несколько быстрых взглядов, оглядывая кабинет. Его брови на секунду взлетели вверх, когда он заметил плюшевого Зимнего Солдата.
— Садись, — предложил Барнс, указывая рукой на стул перед его столом, никак не отреагировав на немое удивление Адана. Этой кукле все удивлялись, Барнс просто привык. — У меня нет подробного досье, только список миссий, в которых ты принимал участие. За четыре года неплохо. Расскажи, чем ты занимался и чему хочешь научиться еще. Ты не выбрал ни одного спецкурса. Почему?
— Воевал в Судане в составе так называемой миротворческой миссии, — принялся перечислять Адан, устроившись на металлическом стуле. — Был в Конго, охранял заповедник от браконьеров. В ЮАР год отпахал на охране бриллиантовых шахт. Был в Саудовской Аравии сержантом в армии шейха Махмуда Одари. Охотился за наркоторговцами в Венесуэле. — Он сел поудобнее. — Спецкурсы я не брал, потому что мне надо подкачать общую подготовку. А вообще я хочу тут остаться, командир, — Адан как-то знакомо улыбнулся.
— Тут, значит… — задумчиво сказал Барнс.
Он ожидал чего-то подобного, многие его щенки в итоге уходили или в “Щит”, созданную ими же частную военную компанию, или хотели остаться на базе. Барнс честно не прикладывал руку к названию этого предпрития, а потом еще очень долго ржал над тем, что вот, похоже, и он создал свой “Щит”. Когда он рассказал об этом во сне Стиву, тот тоже долго смеялся, но был рад за друга.
— Ты летать любишь?
— Люблю, — кивнул Адан. — Но не пассажирскими дископланами. Скучные они.
— Так не про них и речь, — у Барнса созрел план, где достать пилота-инструктора, и очень недорого. — Пройдешь курс, отправлю тебя по обмену, так сказать, в летную школу, получишь сертификат и права на все, что только сможешь, а потом будешь тут летный курс вести. Или у тебя были другие мысли?
— Все отлично, командир! — оскалился Адан.
— Вот и прекрасно, — Барнс отложил ручку, которую вертел в пальцах. — Полгода здесь, еще полгода в летной школе, и следующим летом будешь зачислен в штат, если не передумаешь.
Барнс, чуть прищурившись посмотрел на Адана, словно он неуловимо напоминал ему кого-то, кого он почти не помнил, а значит, тогда он был Солдатом, потому что сейчас он на память совсем не жаловался.
— Не передумаю, командир! — уверенно ответил Адан и облизнулся. И это снова было знакомо.
— Можешь идти, — отпустил Барнс Адана.
Адан обернулся у двери и улыбнулся так, словно что-то знал.
— Вали уже, харе лыбиться, — усмехнулся Барнс, и за будущим летным инструктором закрылась дверь.
Как только Барнс остался один, он сразу написал своему приятелю, владельцу частной летной школы, зарезервировав для Адана место после Рождества, внес предоплату и поставил в календарь напоминалку о том, что нужно будет отправить гоблина туда сразу после окончания курса. И больше Франсуа Адан не занимал мысли Барнса больше, чем другие курсанты.
Хотя Адан старался, иногда казалось, что он пытался прыгнуть выше головы, но он оказался очень хорош, а старался так, словно от этого реально зависела его жизнь.
Полгода пролетели незаметно, новые щенки уже сплотились и научились работать слаженной группой, а все приехавшие на повышение квалификации получили свои сертификаты об окончании курса. Приближалось Рождество, и Барнсу становилось хуже. Боль, притупившаяся за тридцать три года, все равно дергала, особенно в канун Рождества, которое он неизменно проводил на Гавайях, уезжая двадцать второго декабря и возвращаясь через неделю. Никто не знал, куда он уезжает и зачем, а Барнс ездил окунуться в счастливые воспоминания, когда они все — он, Себастьян, Мика с Лексом — приезжали сюда отдохнуть, искупаться с дельфинам, загореть до темно-золотистого цвета, впитать в себя солнце и морскую воду, чтобы было о чем вспоминать зимними вечерами в Нью-Йорке.
Иногда Барнс вспоминал, насколько разнообразна была его жизнь вместе с Себастьяном, не в пример разнообразнее, чем сейчас, ведь он добровольно запер себя на холодном острове, хотя мог бы сделать все то, что хотел: подняться на Эверест, махнуть в кругосветку на своей яхте, да много чего еще. Вот только не к кому ему было возвращаться из кругосветки, некому было рассказать о покорении Эвереста. А без этой немаловажной детали все достижения просто не имели смысла.
Бывали дни, когда Барнс задумывался над тем, что он должен пустить кого-то в свою жизнь, иначе так и будет совершенно один даже там, где полно людей, которым он нужен, но он не знал, как позволить себе полюбить кого-то другого.
Новогодний набор повышающих квалификацию оказался серее и печальнее летнего, троим пришлось пообломать рога, а одного выставить, потому что, хоть тут и не было писаного устава, было одно правило, которое соблюдалось всеми: Барнс — царь и бог на базе. Кто этого не понимал, тех можно было списывать сразу.
Лето пришло незаметно, и вот уже щенки, которые год назад только появились здесь, будучи никому не нужными, озлобленными и защищающими только себя, получали свои сертификаты, став сплоченной командой, многое уже умеющей. Барнс пожелал всем удачи и принялся ждать новый набор, совсем забыв, что у него должен появиться летный инструктор, и тогда у него освободится еще время, зачем только, не очень ясно.
— Я вернулся, командир! — Адан был радостным и загорелым, против обыкновения чисто выбритым и очень, очень довольным.
Эта новость и бодрый голос застали Барнса у административного домика, где у него был кабинет. Обернувшись, он посмотрел на Адана и против воли тоже улыбнулся, такой заразительной была его радость.
— И готов приступить к выполнению своих обязанностей, про которые еще ничего не знаешь? — усмехнулся он. — Пойдем, поговорим.
И приглашающе распахнул дверь администрации.
Адан вошел в здание за Барнсом.
— Хорошо выглядишь, командир, — похвалил Адан.
— Да ты тоже неплохо, — немного удивился Барнс от такого откровения. Ему давно никто не говорил, что он хорошо выглядит, ему вообще подобного не говорили, некому особо было комплиментами разбрасываться, даже такими сомнительными.
Они зашли в кабинет, и Барнс устроился за своим столом, предлагая Адану сесть напротив.
— И чего ты такой радостный, ты же понимаешь, что в том же “Щите” смог бы получать в разы больше, чем тут? — спросил его Барнс. — Поэтому не могу не спросить, какого рожна ты вернулся и хочешь остаться здесь?
Не то чтобы он очень хотел отвратить Адана от работы на него, но понять, что его тут держит, очень хотел. И это не только его касалось, эти вопросы Барнс задавал всем своим работникам, которые решали остаться после курса тренировок.
— Мне не особо нравится убивать людей, — с ходу сказал Адан. — Девять месяцев женщина носит, двадцать лет он растет, а потом одна пуля — и нет человека, только куча вонючего мяса. Я что, бог, чтобы решать, кому жить, а кому сдохнуть? Не хочу относиться к людям как к мясу, и чтобы ко мне как к мясу, тоже не хочу. — Он почесал в коротко стриженом затылке. — И с тобой работать хочу, командир. Правильно мне с тобой.
Выслушав Адана, Барнс серьезно задумался над его словами, по-новому глядя на будущего работника. Такого ему еще никто не говорил. А еще Барнс задумался, а как же он относится к людям? Выходило, что просто как к врагам, которых надо убить, потому что иначе убьют тебя. Во Вторую мировую Барнс даже ненавидел своих врагов, но никогда не рассматривал их кусками мяса.