Только ты можешь спасти человечество - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 4
– Нет, – процедила она.
Канонир посинел (верный признак ужаса). Но ему хватило мужества прошипеть:
– Вы не посмеете!
Это игра, подумал Джонни. На том корабле никого нет. Просто кто-то сидит за компьютером. Все это игра. Все это происходит где-то на чьем-то экране…
Нет.
Фигушки – да.
Но…
…в то же время…
…все это происходит здесь…
Истребитель Джонни рванулся вперед.
И оказалось, что легче легкого совместить кружочки на экране, бинка-бинка-бинка, и давить на кнопку «Огонь», пока не расстреляешь весь боезапас. Он уже не раз проделывал это.
Чужак его даже не заметил. Он выпустил несколько ракет – и взрыв раздробил его на множество прекрасных образчиков компьютерной графики.
«Понял, что это?» – сказал себе Джонни. Картинки на экране. Никаких рук и ног, которые, крутясь, разлетались бы от места катастрофы вперемешку с обломками. Все это игра.
И тут его настигли ракеты убитого врага.
Рубку залил ослепительный белый свет.
В следующий миг Джонни понял, что вокруг ледяной космос, а в нем какие-то предметы…
Книжный шкаф. Стул. Кровать.
Он сидел перед пустым экраном компьютера. И стискивал джойстик так крепко, что разжать пальцы удалось не сразу.
Часы у кровати – неисправные – показывали 6: 3≡. Это означало, что вставать только через час.
Завернувшись в одеяло, Джонни смотрел телевизор, пока не зазвонил будильник.
Опять показывали ракеты и пули, свистевшие над городом. Они очень напоминали те, что он видел накануне вечером, – вероятно, по просьбам телезрителей стреляли на «бис».
Джонни было тошно.
Он решил: ему поможет Ноу Йоу.
Обычно они с Холодцом и Бигмаком коротали переменки на стене за школьной библиотекой. Строго говоря, их троицу нельзя было назвать компанией — ведь если взять большой пакет чипсов и встряхнуть, все крошки тоже ссыплются в один угол.
Ноу Йоу прозвали Ноу Йоу за то, что он никогда не говорил «Йоу!», и он уже перестал бороться с кличкой. Все-таки Ноу Йоу звучало лучше, чем Полный Улет (до того) или Эм Си Спаннер (еще раньше). Главным генератором прозвищ был Джонни.
Ноу Йоу утверждал, что словом «улет» не пользуется. Вот Джонни, заметил он, белый и никогда не говорит ни «И чё? Ничё? Ну и всё!», ни «братан». И вообще, расовые стереотипы – не предмет для хиханек.
Вдаваться в излишние подробности Джонни не стал. Он просто пересказал свой сон, умолчав о сообщениях, которые появлялись на экране наяву. Ноу Йоу внимательно слушал. Ноу Йоу всегда слушал внимательно. Так внимательно, что совершенно выбивал учителей из колеи: у них неизменно возникало подозрение, будто он хочет их на чем-то подловить.
Наконец Ноу Йоу сказал:
– Обычная проекция психологического конфликта, вот и все. Хочешь сырное колечко?
– А что это?
– Такая хрустящая штучка со вкусом сыра…
– Нет, я не про то.
Ноу Йоу передал пакетик Бигмаку.
– Ну… твои мама с папой расходятся, так? Все знают.
– Типа того. Времена такие… трудные.
– Угу. И ты ничего не можешь с этим поделать.
– Типа того, – опять сказал Джонни.
– И это на тебе определенно сказывается, – продолжал Ноу Йоу.
– Типа того, – в третий раз осторожно сказал Джонни. – Жрачку часто приходится готовить самому…
– Вот-вот. Поэтому ты проецируешь свои… э… подавленные эмоции на компьютерную игру. Дело житейское, – пояснил Ноу Йоу. Его мать работала медсестрой, а сам он собирался стать врачом. – Ты не можешь решить реальные проблемы и превращаешь их в проблемы, которые можешь легко решить. Лет тридцать назад ты, наверное, воображал бы, как бьешься, например, с драконами. Фантазии-проекции.
– Мне не кажется, что спасти несколько сот разумных тритонов легко, – заметил Джонни.
– Да раз плюнуть, – радостно заявил Бигмак. – Трра-та-та-блямс! И никаких проб-лем. – Бигмак не вылезал из десантных ботинок и камуфляжных штанов. По этим штанам его можно было опознать за милю.
– Штука в том, – продолжал Ноу Йоу, – что все это не по правде. Реальное реально. А то, что на экране, нет.
– Кстати, я расколол «Костоломов-межпланетников», – сообщил Холодец. – Возьми, если хочешь. Все говорят, классная игра.
– Н-не-ет, – протянул Джонни, – я, пожалуй, еще поковыряюсь с той. Погляжу, смогу ли пройти на двадцать первый уровень.
– Когда дойдешь до двадцать первого уровня и уничтожишь весь флот, на экране появится специальный номер, и тогда, если ты напишешь в «Гоби Софт», получишь приз – пять фунтов, – сказал Холодец. – В «Компьютерном еженедельнике» писали.
Джонни вспомнилась Капитан.
– Целых пять фунтов? – сказал он. – Не хило.
После большой переменки были подвижные игры. Участвовал только Бигмак. С тех пор как ввели хоккей, он стал заядлым игроком и объяснял свое рвение тем, что клюшкой-де классно долбать по кумполу.
Ноу Йоу не ходил на спортчас из-за интеллектуальной несовместимости с подвижными играми. Холодец не ходил на спортчас потому, что физрук сам просил его об этом. Джонни не ходил на спортчас потому, что у него была бессрочная записка от родителей. К тому же никто всерьез не настаивал на его присутствии. Поэтому он рано вернулся домой и посвятил послеобеденные часы чтению руководства к игре.
К компьютеру он не подходил до чая.
Показали расширенный выпуск новостей («Закадычных друзей» соответственно перенесли на более позднее время). Над городом, который Джонни уже видел накануне, опять летали ракеты, причем поголовье увлеченно рассказывающих о происходящем репортеров в светло-бежевых рубашках с уймой разнокалиберных карманов заметно увеличилось.
Внизу мама Джонни выразила недовольство тем, что «Закадычных друзей» покажут позднее, и по излишне громким голосам стало ясно: Трудные Времена вышли на новый виток.
На дом задали историю Христофора Колумба. Джонни слазил в энциклопедию и списал необходимые четыреста слов (это обычно срабатывало). Еще он нарисовал Колумба и раскрасил его.
Чуть погодя он понял, что мучительно тянет время – ему не хочется включать компьютер. Да, подумал Джонни, когда добровольно садишься за уроки, вместо того чтобы рубиться в игрушку, это не к добру…
Но если запустить что-нибудь вроде «Пэкмэна», ничего страшного не произойдет. Беда в том, что призраки наверняка прочно окопаются посреди экрана и наотрез откажутся выходить на съедение. Только этого не хватало. И без того хлопот полон рот.
В довершение всего к Джонни в комнату поднялся отец – исполнить родительский долг. Это случалось примерно раз в две недели, и тут уж ничего нельзя было поделать. Приходилось мириться с тем, что добрых двадцать минут тебя будут допрашивать об успехах в школе и задумывался ли ты всерьез над тем, кем хочешь стать, когда вырастешь.
Главное было – не поощрять. Но по возможности вежливо.
Отец уселся на край кровати и внимательно оглядел комнату, словно видел ее впервые.
После обычных расспросов об учителях (тех, с которыми Джонни расстался еще во втором классе) отец ненадолго засмотрелся в пустоту, а потом сказал:
– Что-то мне в последнее время не везет. Да ты, наверное, и сам заметил.
– Не-а.
– С работой не очень. Не лучшее время начинать новое дело.
– Угу.
– У тебя все в порядке?
– Угу.
– Ты ни о чем не хочешь поговорить?
– Не-а. Пожалуй, нет.
Отец снова оглядел комнату. Потом он сказал:
– Помнишь, в прошлом году мы втроем ездили на неделю в Фолмут?
– Угу.
– Тебе ведь понравилось, правда?
Джонни тогда сгорел на солнце, подвернул на каких-то камнях ногу, и каждый день его поднимали в половине девятого утра, хотя считалось, что это каникулы. А перед единственным на всю гостиницу телевизором засела какая-то старушенция, которая ни на секунду не выпускала пульт из рук.
– Угу.
– Надо бы опять съездить.
Отец смотрел на него в упор.