Не ходи служить в пехоту! Книга 3. Завели. Сели. Поехали. Там разберёмся. 25-летию начала первой Чеч - Тимофеев Юрий. Страница 8

Опять я вернулся к тем, ещё детским и юношеским размышлениям о Родине. Покидая Прибалтийские страны, я остро почувствовал, что покидаю свою Родину, которая теперь мне и не Родина. Горько и тяжело было на душе.

Осенью в батальоне не осталось ни одного солдата. Боевая подготовка шла только в первом и втором танковых батальонах, да и то второй танковый батальон был не полного состава, а третий танковый батальон имел лишь механиков-водителей.

Впрочем, я, как и остальные офицеры-пехотинцы, со временем вошли во вкус новых условий службы. Размеренная и почти гражданская жизнь начала нравиться. Ностальгии по боевой подготовке было всё меньше. Я занялся подготовкой к академии и личной физподготовкой. Квартира у меня была оплачена до конца года, но были ещё коммунальные расходы, а деньги в полку прекратили платить вообще. Вместе с тем, несмотря на крайне экономный подход к расходованию денег, к ноябрю они закончились полностью.

Чему удивляться? Я всё-таки позволял себе с Ольгой расходы в отпусках. Грузинский запас полностью иссяк.

Всё время я ходил и думал, где достать деньги. На выплату денежного довольствия я не рассчитывал, потому что начфин полка о нём давал мрачные прогнозы. Украсть я тоже ничего не могу. Нет боевой подготовки, нет топлива.

Очередная неприятность пришла, откуда я её ждал. Позвонил Ольге и узнал, когда у неё свадьба. Впрочем, это громко сказано, просто распишутся. Нормально поговорили без слёз и истерик.

– Оля, дорогая моя. От всей души желаю тебе счастья. Поверь мне. От всей души. Если бы я мог жениться на тебе, я бы это сделал. Не могу.

– А почему не можешь, Юра?

– А ты поедешь со мной служить в Дзержинск?

– Нет.

– Вот видишь, ты даже в Дзержинск не поедешь из Калининграда, а это не последний мой гарнизон и, возможно, самый комфортный и лучший.

– Юра, увольняйся! Я прошу тебя: уволься и приезжай в Калининград. Здесь у нас связи, мой отец тебя в свою фирму в конце концов возьмёт, построим дом на берегу моря и будем спокойно жить.

– Нет, Оля. Нет. Я женат на Русской армии, – эти слова я произнёс неожиданно для себя впервые в жизни. Раньше не слышал их ни от кого. Поразился точности сказанных мною слов и глубокому смыслу.

Надо запомнить эту фразу. Получается, это мой девиз. Надо же было мне влюбиться в эту дуру: Российская армия. Некрасивая, бедная, неухоженная, бездушная и очень дурная, прямо совсем дура-дурой. А ведь я в неё влюбился. Точно говорят: любовь зла.

Грустно. Очень тяжело на душе. Я простился с очень хорошим и надежным человеком. На автомате пришёл домой. Опять вспомнил Лену. Похоже, я её любил и люблю, скорее, не саму Лену, а её образ. Перебрал в памяти всех своих женщин. Всех вспомнил с благодарностью и добротой.

Я опять один. Всё-таки неприятная вещь одиночество.

А как там Игорь? Ничего не знаем друг о друге, потому что чёрствые мы с ним душой и эгоисты.

В полку так ни с кем и не подружился, не хочется душу свою открывать. Со всеми нормальные отношения, но дружбы нет.

Достал бутылку вина, открыл и под эти мысли напился в одиночестве. Легче не стало, но смог спокойно уснуть.

Однажды утром я позавтракал только слабо заваренным чаем без сахара. В этот же день не было чем пообедать. Пойти в солдатскую столовую и поесть я, конечно, мог, но мои принципы не позволяли это сделать. Обжирать солдат считалось у нас «заподло», очень низким поступком.

Другое дело официально встать на довольствие, но делать это я очень не хотел. Оставался один выход – получать продукты, положенные по продовольственному пайку на складе. С этим вопросом я подошел к начальнику продовольственной службы полка и на удивление быстро решил его. Вечером, разгрузив продукты из машины в квартиру, я устроил маленький пир с первым и вторым блюдом.

Но вопрос денег продолжал меня мучить. Отчаянно перебирал все возможные варианты подработки. Съездил однажды на сортировочную станцию железной дороги, хотел подрядиться на разгрузку товарных вагонов. Какой я наивный! Там была уже своя мафия, и никого чужого мужики не пускают – самим жрать нечего, а у них ещё и семьи.

Начал таксовать, «бомбить» по вечерам и ночам. Клиентов совсем мало, едва отбиваю расходы на бензин, но всё-таки я свою машину заправляю ворованным в полку бензином.

В самом начале службы в полку я помог командиру ремонтной роты полка, старшему лейтенанту, провести выверку всего стрелкового оружия его роты перед стрельбами, за что он пообещал снабжать меня бензином для машины. Дело в том, что в его роте был очень драгоценный (без шуток) экземпляр техники: автокран Урал-375Д. Техника легендарная и в то время уже очень дефицитная. Из почти двух сотен единиц автомобильной техники полка – единственная такая машина. Главной ценностью этой машины было то, что расход топлива автомобиля «Урал-375Д» на 100 километров по паспортным данным составлял 48 литров АИ‑93. В тяжёлых условиях расход мог достигать 100 литров на 100 километров. Естественно, эта машина никогда и никуда не выезжала, но, как я понял, по документам она постоянно якобы ездила по бездорожью полигона нашей дивизии. Ещё один автокран, но уже в инженерно-сапёрной роте нашего полка, был уже на базе дизельного Урала-4320, разумеется, он и выполнял все необходимые в полку работы по предназначению.

Благодаря дружеской помощи командира ремонтной роты полка, я выходил на прибыль как «бомбила». Но это были мизерные деньги в резко обнищавшем городе.

Однажды отвез сильно выпившую женщину, а она выскочила из машины и заскочила в подъезд, не рассчитавшись со мной. Я даже не попытался её догнать. Разозлился, конечно. Плюнул и … пожалел эту пьяную дуру. Понимал, что однажды она нарвётся не на такого, как я, и ей мало не покажется, ведь нравы в тот момент у сильно обозлённого населения были далеко не гусарские и сильно не гуманные. Так меня будут «кидать» постоянно. Бессмысленно так «бомбить». Коммерсант…

Торговля? Я не смогу. Не смогу и всё. Хоть стреляй! И всё же пошёл на рынок. Осмотрел всё не спеша. Лучше бы я этого не делал. Меня накрыла сильнейшая волна национализма. Теперь от этих экстремистских мыслей избавиться не могу. Вот они, хозяева новой жизни в исконно русском городе. Наглость у них уже просто зашкаливает…

Не могу! Чёрт! Что делать?! Перед глазами пулемёт ПКМ и … От этой сладостной мысли становится легче на душе. Что делать? Что же мне делать?!

Шли дни, и я не находил никакой идеи, где заработать деньги. Кого бы грабануть? Это должен быть только преступник. Так мне будет легче на это пойти.

Сходил к единственному в городе в то время ночному клубу. Со стороны изучил крутившихся там бандитов, заметил, что в городе появились чеченцы и вспомнил ходившие в городе слухи о том, что чеченцы пытаются все бандитские дела в городе взять в свои руки. За одной машиной даже проследил, посмотрел, куда и зачем они поехали. Потом на следующий день продолжил слежку. Понял, что они ещё и овощную базу контролируют вместе с азербайджанцами.

Они все хорошо вооружены, и ограбить их можно, только вступив с ними в самый настоящий ближний огневой бой. Нет. Мне в одиночку это не провернуть.

Попробовал поговорить на тему денег с одним командиром танковой роты – дерзким и очень боевым. Он, конечно, крайне возмущён тем, что нам не платят деньги, но, как я его понял, он не доведён до отчаяния. Ему тесть и тёща возят из Казани продукты регулярно, они там, вроде бы, устроены, так что получают что-то, и дача им помогает тоже.

Потом поговорил с одним командиром взвода из батареи ЗПРК «Тунгуска». Оказывается, он написал рапорт на увольнение и поедет к себе в Полтаву, на Украину, там отец открыл автосервис и в целом вполне прилично выживает, хоть и платит бандитам непомерные деньги.

Как-то так получилось, что не видел я больше в полку никого, кому мог бы доверить свои тайные мысли. Опасно.

Последний платёж за квартиру я уже сделал не за год, а до конца этого календарного года – настолько хватило тогда денег. У меня оставалось очень мало времени до очередного платежа, и даже если перевести расчёты из годовых в ежемесячные, то проблема всё равно не решается, так как у меня и на месяц нет, и начфин не обещает начать сокращать долг по денежному довольствию.