Путь к себе: 6 уютных книг от Ольги Савельевой - Савельева Ольга Васильевна. Страница 21

Я не знаю, зачем мне это. Зов крови?

– Я буду его любить, – отвечаю я мужу.

– Тебе есть кого любить, – напоминает муж.

Черт побери, он прав. Но в этом вопросе нам с мужем не найти понимания: он вырос в идеальной многодетной семье, где всем есть до всех дело: мама, папа, два сыночка и лапочка дочка. Их можно фотографировать на постеры для рекламы йогуртов, новостроек и гипермаркетов.

Как ему понять брошенную девочку Олечку с кульком подтаявших разноцветных жвачек в потной ладошке, которой очень нужен брат, потому что его доля любви заморожена в глубине ее маленького сердечка?

«Ты как про пачку пельменей говоришь», – хмурится муж.

Нет, все-таки он не может меня понять, муж может просто принять и поддержать. Поэтому он дает денег на дорогущего экстрасенса, к которому я иду на прием с фотографией брата. Сердце колотится. Экстрасенс смотрит на меня без интереса. К нему приходят люди и хотят чуда, но он не волшебник, он просто интуит. И у него усталый вид. Возможно, он поссорился с женой из-за некупленного списка продуктов или у него болит живот.

Я протягиваю фотографию.

– Мне кажется или у него что-то с глазом? – уточняет экстрасенс.

– Вам не кажется, – отвечаю я, а сама думаю: «Переживал».

Экстрасенс держит руку над фотографией.

– Я чувствую холод, – говорит он.

– Что это значит? – спрашиваю я, хотя знаю, что это значит.

Вместо ответа он берет тяжелую иглу на нитке. «Если игла будет крутиться, ходить качелями, значит, человек жив, если застынет, остановится, значит, нет», – говорит экстрасенс.

Он подвешивает иглу над фото. Игла застывает как вкопанная.

– До свидания, – говорю я. К черту экстрасенсов. Что он может знать о человеке, о котором ничего не знает даже его родная сестра?

Мама говорила, что брат пропал, выйдя на лестничную клетку в тапочках и спортивных штанах вынести мусор. Как такое может быть в многомиллионном городе? Объясните мне! Это же не деревенский дом на окраине, а огромная панельная двадцатидвухэтажка в спальном районе Москвы! Как?

Я чувствую подвох. Я чего-то не знаю. Мне чего-то не говорят. Подозреваю, что мама хоронила в этой недосказанности свои педагогические промахи.

Зачем? Я же тоже ее дочь, и все эти промахи мне очевидны.

Ну да не суди. Не дай Бог никому на свете пережить такое. Я смотрю на своего сына, и у меня холодеют руки от мысли, что он может вырасти, надеть тапки и спортивные штаны, взять мусор, выйти на лестничную клетку и…

Нет! Я бегу к иконам и долго и часто крещусь. Господи, не оставляй своим благословением…

Я смотрю на сына и истово хочу научиться замечать. Замечать, если он будет переживать. Даже из-за каких-то незначительных на первый взгляд вещей, из-за ерунды.

Однажды сын попросил у меня пятьдесят рублей.

Мы с мужем как раз пытались внедрить в его сознание ценность денег, объясняли, как сложно их зарабатывать, и, приучая к самостоятельности, периодически просили шестилетнего сына самого купить себе батон или мороженое. Я не увидела в просьбе ничего страшного и дала деньги.

Утром я вела сына в сад. Мы опаздывали. Точнее, я – на совещание.

– Мам, а сложно тебе было заработать пятьдесят рублей? – озадаченно и чуть напряженно спросил сын.

Мы были уже на территории сада, я спешила, мне совсем некстати был этот разговор, и я скомкано ответила что-то невнятное про то, что деньги вообще достаются не просто. Потом я попросила его больше не драться (вчера он подрался с Аркашей, но так и не смог мне объяснить, почему) и отправила переодеваться.

Оставив сына воспитателю, я заспешила к машине и… остановилась.

Я заметила(!), что это был вопрос, продиктованный не просто праздным любопытством.

Надо вернуться. Обязательно надо.

Я вбежала в группу и позвала сына. Мы вышли в коридор.

– Что случилось, Дась? Почему ты спросил про пятьдесят рублей?

– Потому что… Потому что… Я их сегодня потрачу, но ничего не куплю.

– А на что ты их потратишь? В садике-то? – удивилась я.

– Аркаша украл моего любимого зайца. Того, с которым я сплю. Вчера во время тихого часа. И сказал, что вернет за пятьдесят рублей. Мне очень нужен мой заяц, потому что я без него не засну, но, когда я отдам Аркаше деньги, получится, что я ничего не куплю, а просто верну своего зайца. А ты работала за эти деньги, и они тебе тяжело достались. И мне жа-а-алко-о-о…

Я обняла моего плачущего сына, стала гладить его по спинке и успокаивать. Я поняла, что все делаю правильно.

– Сынок, спасибо, что ты рассказал мне эту историю. Аркаша поступил плохо, неправильно. Он украл.

– Я знаю, мы дрались вчера, но без толку. Он спрятал зайца, и я не знаю, где он.

– Дась, давай так. Если ты отдашь денежку Аркаше, то он победит. И подумает, что воровать – это хорошо, потому что он своровал – и заработал на мороженое. Драться с ним тоже бесполезно. Можно решить ситуацию хитростью. Поступить как Аркаша.

– Как? У Аркаши нет зайца! Он вообще спит без игрушек.

– Зато у Аркаши есть кроссовочки, в которых он гуляет.

Сын посмотрел на меня очень внимательно. Он понял, к чему я клоню.

– Я не забираю у тебя деньги, Дась. Ты можешь просто выкупить у Аркаши своего зайца, а можешь проучить и показать ему, как обидно, когда у тебя воруют вещи.

– Я спрячу его кроссовки в подвал. Я знаю, какие они – зеленые. И скажу ему: отдам кроссовки в обмен на зайца, иначе тебе не в чем будет идти гулять! – сказал мой ликующий сын.

Я обняла его, поцеловала в макушку и сказала: «Дай пять!» – и, совершенно вдохновленная, побежала на работу.

Замечать очень важно. Спасибо, мама, за урок.

Замечать нужно даже не ради детей, а ради себя. Чтобы ребенку никогда не захотелось уйти.

Перед родами мама просила меня назвать будущего сына Димой. В честь брата.

Но я где-то читала, что в этом случае у моего сына возрастают шансы повторить судьбу брата. Поэтому я резко отказала.

Мама, конечно, обиделась, но я осталась непреклонна. Моего сына зовут Данила. Точка.

В день рождения брата, а также в день, когда он ушел, мама обычно зажигала свечи, ставила его фотографии рядом с иконами и плакала.

Она его ждала.

При этом мама злилась на меня, что я в такой день живу обычной жизнью: хожу в магазин, готовлю еду, гуляю с ребенком. Мама ждала моей скорби и обвиняла меня в бесчувственности.

Я же не хотела лицемерить, не желала подыгрывать таким ее желаниям, потому что я не могу плакать по заказу. Да, я потеряла человека, которого никогда не знала, но это лишь факты, а не эмоции.

Тем не менее я очень хочу его обрести. Внезапно так найти брата.

Когда не стало мамы, спустя полгода я должна была вступить в права наследства. Я пришла к нотариусу.

– Есть другие наследники? Вы единственный ребенок? – уточнил нотариус.

– Нет, – сказала я.

– Что нет? Нет наследников или не единственный? – нахмурился нотариус.

– У меня был брат, который пропал без вести. Он признан умершим.

– Есть документы?

Я стала искать документы, но не нашла и удивилась. Как же так? У любого умершего человека должно быть свидетельство о смерти.

Я стала рыться в маминых документах, читала все подряд и вдруг обнаружила письмо, адресованное маме, из отдела уголовного розыска МВД. В письме было написано, что в 1999 году дело по розыску моего брата было прекращено «в связи с установлением местонахождения разыскиваемого».

Я прочла и замерла. Значит, жив. Получается, застывшая над фотографией нитка ничего не значит. Значит… Во мне всколыхнулась надежда.