Трофей некроманта - "Гоблин - MeXXanik". Страница 32

Мужчина указал на строение чуть поодаль, из трубы которого поднимался дымок.

— Новички любят портить общественные вещи. Они ломают стулья, лавки, разбивают двери. И спустя время сами все это чинят. Пусть не совсем умело, но старательно. Потому что никто за ними тут ничего делать не станет.

— И у них получается? — спросил я.

— Не сразу. И не все. Но когда проведешь ночь в доме без двери, когда в столовой приходится моститься на сломанной лавке и вместо целой посуды тебе подают черепки, то волей-неволей захочешь починить эти вещи.

— Логично, — кивнул я.

— Когда у них не получается, мои работники намекают, что о помощи можно попросить. Гордецы не сразу решаются на подобное. Но немного погодя все же понимают, что сделать это придется. И новичку помогают. Причем охотно. Делают это не только мои люди, но и соседи. Они хорошо помнят, как сами оказались здесь. И потому понимают, какие эмоции обуревают избалованных парней. Еще у нас принято хвалить друг друга за заслуги. Тут каждое достижение замечают. И неважно — пришил ли гость пуговицу или вынес мусор из своего дома.

Мы остановились у небольших мостков, которые уходили в воду. На них расположилась пара молодых людей с удочками.

— Клюет? — негромко уточнил Михаил Сергеевич.

— Не особенно, — признался один из рыбаков и внимательно посмотрел на меня. — У нас новенький?

— Это посетитель, — сообщил Сосновцев. — Павел Филиппович Чехов.

— В самом деле? — оживился парень и встал на ноги. Стряхнул с коленей песчинки, поправил ворот рубахи и подошел ближе.

— Неужто нас почтил своим присутствием сам некромант? — весело спросил он и взглянул на хозяина поселка. — Михаил Сергеевич, может все же уговорите его пожить с нами? Я бы послушал истории про мертвых и иной мир.

— В этих историях нет ничего интересного, — ответил я, невольно улыбнувшись. — А вот научиться удить мне и впрямь не помешало бы. Однажды я встречал рыбака, который очень захватывающе рассказывал о ловле рыбы.

— И почему вы не научились у него? — живо осведомился гость и потер обгоревший на солнце нос.

— Он оказался убийцей, и мне пришлось помочь отправить его в острог, — честно ответил я.

— А говорите, что ваши истории неинтересны! — восхитился парень. — Меня зовут Леонид.

— Просто Леонид? — удивился я.

— Здесь мы с гостями обходимся без отчеств, — пояснил Сосновцев. — Общаемся по-свойски.

— Но когда мы встретимся в Петрограде, я представлюсь вам как положено, Павел Филиппович, — улыбнулся парень.

— Вам тут нравится? — спросил я, повинуясь порыву.

— Здесь хорошо. Спокойно. Никто от меня ничего не ждет. Разве только надо в свою смену отработать на ферме и наколоть дров в пятницу.

— Мой отец любит колоть дрова, — поделился я. — Понимаю, странное занятие для князя…

— Ничего странного, — возразил Леонид. — Махать топором полезно. Из головы улетучиваются все дурные мысли. Хорошо сделанная работа не только утомляет, то и вызывает удовлетворение.

— Вы правда так думаете? — удивился я.

Парень понимающе улыбнулся и пригладил растрепавшиеся волосы.

— Вам, наверно, кажется, что мы тут отбываем наказание. Быть может, в самом начале так оно и есть. Но потом жизнь расцветает иными красками. Я только здесь впервые услышал, как поют соловьи. Хотя в загородном доме моего отца они тоже наверняка есть. Но там окна всегда закрывали на ночь, чтобы в них не дуло. Еще я именно тут понял, что многое умею и могу. Что я вовсе не бестолковый…

Парень замолчал и покосился на Михаила Сергеевича.

— Ты можешь оставаться тут сколько захочешь после того, как договор будет завершен, — по-доброму заявил мужчина.

— Нельзя всю жизнь прятаться, — с неожиданной горечью ответил парень. — И отсюда я не смогу исправить все, что натворил там, за границей лодочного клуба.

Леонид развернулся и пошел прочь, не попрощавшись.

— Он пробудет тут до осени, — проговорил Сосновцев, когда наш собеседник ушел достаточно далеко. — Быть может еще вернется сюда. Но хотелось бы верить, что ему это не понадобится.

Мы пошли дальше и вскоре увидели моих спутников, которые устроились на самодельной лавке под старой яблоней и наблюдали за пасущимися овцами. Животные прядали ушами и подозрительно косились на Фому с Ариной Родионовной. Но не убегали прочь. Пастух же подошел к Яблоковой и о чем-то с ней беседовал.

— Ваша знакомая, Людмила Федоровна, на самом деле не актриса? — вновь поинтересовался Сосновцев.

— Нет, вы ее с кем-то перепутали, — легко отмахнулся я.

— У меня обычно хорошая память на лица, — задумчиво проговорил мужчина. — Но я уже очень давно не выбирался в свет. Потому и впрямь могу ошибаться.

— Спасибо вам за беседу и откровенность, — сказал я, меняя тему. — Извините, что побеспокоили вас. И надеюсь, что снадобье Нечаева вам поможет.

Михаил Сергеевич нахмурился, словно я сказал что-то лишнее, а потом рассеянно улыбнулся

— Мне было приятно с вами встретиться, Павел Филиппович. Я смог сам убедиться, что порой слухи бывают правдивы, и в Петрограде живет человек, который и светлый и темный одновременно.

— Теперь вы меня смутили, — я пожал плечами.

— Если все пойдет как надо, то, быть может, мы сможем чаще видеться, — воодушевленно произнес мужчина. — Как я понял, вы дружны с дочкой Белова. И если все сложится между ней и Антоном, то вы познакомитесь с моим сыном. Ему будет полезно общаться с порядочным человеком.

Я не стал ничего говорить, понимая, что мое мнение не понравится Сосновцеву. Он привык общаться с сыновьями важных людей, а дочерей, видимо, считал пустышками, которым кроме цветочков и платьев ничего не нужно. Я знавал таких людей и понимал, что мужчина не поменяет своего мнения. Как говорит моя бабушка: старого пса не научить новым трюкам.

В этот момент Яблокова засмеялась, и ее смех прокатился по поляне, заставив овец поволноваться. Молодой барашек встрепенулся и рванул в сторону женщины. В тот же самый момент Фома легко сорвался с места и в несколько прыжков оказался между Людмилой Федоровной и животным. Барашек сбился с шага и попятился. Неподалеку грозно зарычал крупный белоголовый пес. Питерский резко обернулся к собаке и зашипел, заставив четырехногого охранника жалобно заскулить.

После произошедшего Фома поправил полы пиджака и подошел к опешившему пастуху.

— Вы хорошо знаете этого парня? — сдавленным голосом уточнил Сосновцев.

— Он будет заведовать особым отделом охранки, — твердо сказал я. — По рекомендации самого Морозова.

Михаил осенил себя священным знаком и пробормотал что-то о путях Искупителя. А потом доверительно сообщил мне, понизив голос:

— Хорошо, что таких гостей у нас не бывает. Иначе мне пришлось бы закрыть лодочный клуб…

Я не стал спорить и дал знак своим спутникам, что пора нам отправляться восвояси. На этот раз Михаил Сергеевич уже не просил нас задержаться — он уважительно попрощался с Фомой, поклонился Арине Родионовне, но все же не сдержался и вновь взял ладонь Яблоковой в свою, чтобы слегка коснуться губами ее пальцев.

— Было очень приятно познакомиться с вами, Людмила Федоровна. И простите мне мою дерзость, но я хотел бы узнать, не знаком ли вам Федор Карамазов?

Женщина не дрогнула. Ее губы продолжали улыбаться, но я заметил, как в глазах соседки полыхнуло пламя.

— Не знаю, о ком вы, — ответила она беспечно и кокетливо повела плечами. — Это кто-то из героев Смуты?

— Можно и так сказать, — пробормотал Сосновцев смущенно. — Извините старика. Я вас утомил. А ведь вам еще предстоит дальняя дорога.

Мы дошли до парковки, заняли свои места в салоне, и машина тронулась в путь. Я заметил, что Яблокова нервно посмотрела в боковое зеркало, в котором маячил хозяин поселка.

— Я могу вернуться сюда ночью и перегрызть ему горло, — в шутливой форме предложил Фома, обращаясь к соседке.

— Не стоит, — не улыбаясь, ответила женщина.

— Что вас так разозлило? — спросил я.