Среди овец и козлищ - Кэннон Джоанна. Страница 31
Дороти все еще стояла. Очевидно, она собиралась начать расхаживать по комнате, но места тут, в результате поисков Джона, осталось совсем мало. Тогда она принялась заламывать руки, чтоб дать выход скопившемуся адреналину.
– Маргарет все узнала, – пролепетала она. – И собиралась обратиться в полицию.
Шейла взглянула на Джона.
– Неужели? Даже не поговорив с тобой?
– Не знаю. – Он покачал головой. – Не думаю.
Шейла закрыла глаза и принялась считать вдохи и выдохи. Она чувствовала, как трясутся руки, и сжала их в кулаки, пытаясь унять противную дрожь.
– Мы бы знали, если б она сказала в полиции. – Она пыталась говорить как можно спокойнее и рассудительнее. – Тогда бы они сразу принялись допрашивать нас.
– Если она не пошла в полицию, – начала Дороти, – то куда и почему тогда исчезла?
Джон поднял на нее глаза.
– Может, она все же узнала правду. Может, поспорила с кем-то.
– Но ведь она с каждым успела побеседовать, Шейла. Она знает все наши тайны. – У Дороти даже глаза побелели от страха.
– О, ради бога! – простонала Шейла. – Мы ничего плохого не сделали.
– Как ты можешь так говорить? – Джон ухватился за край стола. – Как можно говорить, что мы не сделали ничего плохого? Мы человека убили!
И вот она опять. Темнота.
Несмотря на жару, несмотря на немилосердно палящие лучи солнца, казалось, что улица тонет в тени. Джон стоял у окна гостиной и наблюдал за тем, как удаляются Шейла и Дороти. Они дошли до середины дороги, когда Дороти вдруг принялась размахивать руками с зажатым в пальцах платком, словно регулировщик движения, демонстрируя тем самым свою тревогу.
Ему не следовало это говорить. Не стоило говорить, что они кого-то убили.
Но ведь это правда. Они убили.
Впрочем, это было непреднамеренное убийство, разве не так? Хотя некоторые поступки бывают столь ужасными, столь подлыми, что уже неважно, намеревался ты совершить их или нет. Если бы не это обстоятельство, тогда каждому могло бы сойти с рук все что угодно, стоило только заявить, что он этого не хотел, ничего такого не планировал.
Он посмотрел на дом номер одиннадцать. Тот своими окнами взирал прямо на него.
Затем Джон снова выглянул на улицу. Шейла Дейкин прижимала пальцы к вискам, Тощий Брайан вынырнул из-за мусорного контейнера, посмотреть, что означает все это махание носовым платком.
Джон был уверен, что они его не видят.
Он спрятался за вазой с цветами, которую Маргарет поставила на подоконник. Маргарет не признавала искусственные цветы. Говорила, что в мире и без того полно подделок, так что в гостиной вполне можно обойтись и без искусственных цветов. Тогда они, конечно, были совсем свежие, но теперь остался лишь запах – сладковатый запах разложения, который всегда прорывался, как бы ты ни старался заглушать его другими, даже сильными ароматами.
Джон следил за тем, как платочек Дороти трепещет в свете полуденного солнца, как Шейла, словно признавая поражение, привалилась спиной к ограде своего сада.
Ограждение вокруг сада Шейлы Дейкин было выложено из сорока семи кирпичей. Он, разумеется, уже знал это, но перепроверить никогда не помешает. Когда в доме была Маргарет, он не ощущал необходимости перепроверять что-либо. Жена умела унять его тревогу, плотно запаковать и убрать подальше. Но после ее исчезновения Джон очень скоро почувствовал, что все тревоги распаковались и вновь вернулись в его жизнь, как старые, хорошо знакомые друзья.
Их было шестьдесят, если считать половинки кирпичей.
Дороти указывала платком в направлении его дома, Брайан смотрел и хмурился.
«Делай что-нибудь, – говорила ему Маргарет. – Не пересчитывай предметы, займись вместо этого чем-то полезным».
Тринадцать половинок кирпичей. Тринадцать. Это внушало беспокойство.
«Нечего стоять здесь, Джон, и проводить весь день в подсчетах».
Возможно, если бы он заговорил в самом скором времени, если бы нашел в себе мужество хотя бы начать, то его жизнь сложилась бы по-другому.
«Действуй, Джон».
Он развернулся, задел рукавом рубашки цветы. Запах тления так и ворвался в ноздри. Новые подходы, вот что ему необходимо. Если изменить поведение, если перестать вести бесконечные подсчеты, то, возможно, Маргарет каким-то образом почувствует это и вернется.
Он грохнул дверью в гостиную, звук эхом разнесся по всему дому. Этот звук отскакивал от стен и потолка, сотрясал столы и стулья, и маленькая вазочка на подоконнике задрожала. Горстка лепестков затрепетала, сорвалась со стебельков, и след разложения просочился даже в краску на подоконнике.
– Ты не торопишься. – Брайан стоял на краю тротуара, засунув руки в карманы. – Я уж подумал, будешь весь день прятаться за этими мертвыми цветами.
Джон обернулся на свой дом. Иногда Брайан проявлял удивительную прозорливость, и Джон никак не мог понять, как же это ему удается.
– А она не на шутку завелась. – Брайан кивком указал на Дороти, которая стояла перед Шейлой и продолжала размахивать руками. Джон всех слов не улавливал, но несколько все же различил: «кончено», «попались» и «все пропало». – Чего это ты им наговорил?
– Просто сказал правду. Порой нужно проявить решительность. Порой это очень важно, заговорить.
Джон немного выпрямился и, памятуя о новом подходе, выпятил нижнюю челюсть.
– Неужели? – Брайан почесал нос и улыбнулся. – А иногда, друг мой, очень важно не говорить вообще ничего.
Джон уставился на свои туфли.
– Только не думай, что вам двоим удастся отвертеться. – Дороти перестала кружить на одном месте и теперь указывала на них. – Полиция явится за нами всеми, как только узнает, что произошло, так что убери эту дурацкую ухмылку с лица, Брайан Рупер!
Брайан кашлянул и тоже уставился на свои туфли.
– Ради бога, Дороти, прекрати эту театральщину. – Шейла отделилась от кирпичной стенки. – Толку от этого ноль. Если полиция захочет приехать за нами, то приедет. Вот только доказать ничего не сможет.
Брайан прикусил нижнюю губу, Шейла начала тереть пальцами виски, Дороти принялась подвывать и снова размахивать платочком. От этого в голове у Джона зазвенело, он заткнул уши и закрыл глаза, желая только одного: не видеть ничего этого и не слышать.
– С вами все в порядке?
Ни один из них не заметил, как появился почтальон. Стоял рядом со своим велосипедом и почесывал голову острым краем конверта.
Шейла подняла глаза и скрестила руки на груди.
– Все в порядке, – ответила она.
– В полном, – добавил Брайан.
– Все просто замечательно, – пробормотала Дороти. Засунула платок за обшлаг рукава кардигана и улыбнулась.
Почтальон нахмурился.
– Вот и ладненько, – сказал он, оседлал велосипед и покатил себе дальше по улице. Колеса поскрипывали от жары, и Джон задумался: выдают им в почтовом отделении по баночке смазки или почтальоны должны покупать ее за свой счет.
Все они наблюдали за тем, как почтальон прислонил велосипед к стене у дома Уолтера Бишопа и скрылся из вида.
– Что-то новенькое, – заметила Дороти, не отрывая глаз от таблички с номером одиннадцать.
Шейла еще плотнее скрестила руки на груди.
– Разве?
– Он не из наших мест, – выдавила Дороти.
– Неужели?
Дороти досадливо прищелкнула языком.
– Да ты только послушай его гласные!
Минуту спустя почтальон появился снова, направился к своему велосипеду. В руке он по-прежнему держал конверт.
– Доставка с уведомлением? – спросила Дороти, когда он поравнялся с ними.
Почтальон кивнул.
– В доме номер одиннадцать никого. Придется вернуть на почту.
Все уставились на конверт. Толстый, из плотной белой бумаги, и Дороти вытянула шею, чтоб увидеть обратный адрес, а Джон почему-то забеспокоился.
– «Кодак»? – спросила она.
– Да, похоже, что фотографии. – Почтальон, щурясь, смотрел на пакет.
Дороти протянула руку.