Слово и дело (СИ) - Черемис Игорь. Страница 29

В отделе я представил новенького, сдал его на руки Сухонину и уже собрался уходить, когда мою голову посетила гениальная идея. Уже у дверей я повернулся и сказал:

— Рудольф, два часа тебе на обустройство, потом я тебя заберу, у нас будет очень важное задание.

— Какое? — спросил он.

— Узнаешь, — уклонился я от прямого ответа.

Незачем огорчать подчиненных раньше времени, пусть немного помучаются.

Глава 11

«При свете утренней звезды»

— Перед вами выступает хор мальчиков-зайчиков! — торжественно сказал Петрович, надевший по случаю свою майорскую форму и исполнявший роль конферансье.

Конечно, представлял он нас совершенно иначе — до выхода пятнадцатого выпуска «Ну, погоди!», в котором впервые появились эти «мальчики-зайчики», оставалось много лет. Но смысл был точно такой же, да и сам Петрович напоминал Зайца, только с голосом не Клары Румяновой, а героя Анатолия Папанова из «Берегись автомобиля» со всеми этими «посодют», «турма» и прочим.

Презентация программы художественной самодеятельности управления КГБ по Сумской области проходила в нашей Ленинской комнате — единственном, не считая кабинета полковника Чепака, помещении, которое способно вместить два десятка человек. Ещё во время подготовки — на неё нам выделили ровно час — я понял, что был в корне неправ, потому что репетиции на сцене драмтеатра избаловали нас большим пространством и хорошей акустикой. Здесь же нам пришлось составить столы в штабеля у дальней стены — разумеется, не закрывая портреты основоположников марксизма-ленинизма, — три стола для комиссии придвинуть вплотную и молиться, чтобы эта городильня не обрушилась в самый неподходящий момент.

В остальном мы были готовы — насколько может быть готовым выйти на сцену человек, который несколько дней назад получил приказ стать артистом.

Чернышев постарался от души. Послушав наше с Савой музицирование, он задумчиво покивал головой, потом куда-то сходил и вернулся с аккордеоном, после чего начал подыгрывать прямо из зрительского зала. Это придало песне нужный маршевый окрас, под который набранная с бору по сосенке труппа изобразила сценку задержания коварного шпиона, что очень расстроило режиссера — полчаса из выделенных нам двух он бегал по сцене и натуральным образом истерил, заламывая руки. Но надо отдать ему должное — истерику он прекратил ровно в тот момент, когда я уже был готов дать ему в глаз, после чего всё вошло в рабочее русло.

Впрочем, наши артисты оказались ребятами сообразительными. Даже племянник товарища Макухина не стал ломаться, а с серьезным видом исполнял свою роль — для этого ему пришлось сменить форменный китель на черно-белую «парижскую» матроску и черную маску а ля Зорро. В итоге за четыре дня, уложившиеся в восемь часов чистого времени, все выучили свои перемещения по сцене, и я мог надеяться, что они не забудут их перед начальством — насколько я помнил, в сериале ментов спасла только сентиментальность представителя главка. К нам с Савой у Чернышова претензий не было, он даже поинтересовался, что это за песня — и совершенно не удовлетворился уклончивым ответом «где-то слышали».

Правда, затащить Чернышова на прогон перед комиссией из Киева не удалось — театр для него был на первом месте не на словах, а на деле, и намного опережал в глазах этого человека всяких генералов и других ответственных товарищей, будь они хоть сто раз из республиканской столицы.

Ещё меня беспокоил Сава, который попал в управление по специально выписанному пропуску и под мою ответственность. Но и он проникся торжественностью момента, переоделся в менее вызывающую одежду, слегка изменил прическу и уже не выглядел внебрачным отпрыском Джона Леннона.

Впрочем, мандраж меня бил серьезный. Про состав комиссии мне никто, разумеется, не сказал, я втайне надеялся на пару немузыкальных майоров из республиканского управления, но был готов к чему угодно. Правда, когда к нашему зданию по улице Кирова подъехал серьезный кортеж из трех черных «Волг», я решил, что сбылись мои худшие опасения. И лишь когда в Ленинскую комнату вслед за нашим полковником вошел бывший председатель КГБ СССР Владимир Семичастный, я подумал, что у нашего перформанса есть какой-то шанс.

* * *

Судьбу этого «комсомольца» я узнал вскоре после прибытия в Сумы — по привычке полез смотреть, кто есть кто в местном политическом бомонде и наткнулся на знакомую фамилию. Семичастного отставили из Комитета в 1967-м — и тогда же он уехал в Киев, чтобы стать первым заместителем председателя Совета министров УССР; назначение не слишком почетное, поскольку в то время у украинского премьер-министра уже было два первых зама. В прошлом году структуру правительства сделали более разумной, и Семичастный превратился в одного из зампредов. Ходили неясные слухи, что его хотят сделать секретарем какого-то из областных комитетов партии — всё на той же Украине, — но никакой конкретики эти слухи не содержали.

Фактически это была ссылка — почти как у меня, только на более высоком уровне; Украину Брежнев со товарищи выбрали лишь потому, что карьера Семичастного начиналась на Донбассе, а по линии комсомола он дорос до должности первого секретаря ЦК ЛКСМ УССР — это было почти 22 года назад, но именно на то время пришлась история с «Молодой гвардией», так что дальнейший взлет этого человека с точки зрения современников был понятен и обоснован.

В остальном властный украинский олимп представлял собой набор каких-то людей, про которых я знал очень мало. Я что-то слышал про Петра Шелеста, который сейчас был первым секретарем ЦК КПУ и членом Политбюро ЦК КПСС, а также про Владимира Щербицкого — он возглавлял правительство УССР, а в будущем должен был сменить Шелеста и выйти на союзный уровень.

В любом случае, сейчас Семичастный был в десятке самых влиятельных украинских политиков — если брать по должности. Фактически же он занимался второстепенными направлениями и к ЦК КПУ, где и начиналась настоящая карьера советского чиновника, его никто на пушечный выстрел не собирался пускать. Видимо, одним из участков, которыми он вынужден был заниматься, стал и смотр художественной самодеятельности украинского управления КГБ — но я не мог сказать, было ли это насмешкой над прошлой работой Семичастного или же ему это поручили лишь потому, что Комитет работал при здешнем Совете министров.

Впрочем, в комиссию вошел и один из заместителей Федорчука — некий Мякушко, явно гордившийся новенькими погонами генерал-майора. Довеском к ним был безымянный полковник и ещё более безымянный штатский — их нам представлять не стали, но я подумал, что это что-то типа референтов. Семичастный и Мякушко приехали на разных машинах, а вот их спутникам пришлось делить один автомобиль на двоих.

* * *

Комиссия расселась по ранжиру — в центре Семичастный, слева от него — Мякушко, полковник и штатский, а наш Чепак — справа. Мой начальник сильно волновался, обильно потел и ежеминутно вытирал лоб и шею большим носовым платком, а лицо у него раскраснелось. Чепак вообще выглядел так, словно сейчас решалась не судьба странного номера никому не нужной художественной самодеятельности, которая давно превратилась в один из обязательных ритуалов социалистической действительности, а будущее одной шестой земного шара.