Шпион, вернувшийся с холода - ле Карре Джон. Страница 19
– Сколько?
– Десять тысяч долларов в Копенгагене и сорок тысяч западногерманских марок в Хельсинки.
Петерс положил карандаш на стол.
– Для кого?
– Откуда я знаю. Мы работали в «Роллинг Стоун» на принципе вкладов на депозит. Мне выдавали фальшивый британский паспорт, я обращался в Королевский скандинавский банк в Копенгагене и в Национальный банк в Хельсинки и получал банковскую книжку на два лица – на себя под фальшивым именем и на кого-то другого, – очевидно, на агента под фальшивым именем. Я оставлял в банке образец своей и его подписи (его подпись предоставлял мне Цирк). Затем агент получал банковскую книжку и поддельный паспорт, который он предъявлял в банке, снимая деньги со счета. Мне известен только его псевдоним. – Он слышал собственные слова, и они казались ему чудовищно неправдоподобными.
– Это общепринятая процедура?
– Нет. Это особая форма платежа. Только по определенному списку. Со специальной пометкой.
– А что это такое?
– В ней было кодовое название, известное очень немногим.
– Какое название?
– Я же говорил вам – «Роллинг Стоун». Операция по выплате сумм в тысячу долларов каждая в разных валютах и в разных столицах.
– Всегда только в столицах?
– Насколько мне известно, всегда. Кажется, припоминаю, я видел в досье упоминание о выплатах, проводившихся до того, как я поступил в отдел. В тех случаях проведение операции поручалось местному резиденту.
– А те платежи, до вашего поступления, где они осуществлялись?
– Один – в Осло. А другие – не помню.
– Псевдоним агента всегда был одним и тем же?
– Нет. Тут тоже проявляли осторожность. Потом я узнал от кого-то, что мы слизали всю эту процедуру у русских. Это была самая надежная и подстрахованная со всех сторон операция, с какими мне вообще приходилось иметь дело. Я, кстати, тоже выступал под разными именами и, соответственно, получал разные паспорта. – Это должно было понравиться Петерсу, тут было за что ухватиться.
– А эти поддельные паспорта, которые вручались агенту для получения денег, – вы что-нибудь о них знаете? Как их изготовляли, где регистрировали?
– Нет, не знаю. Ах да, вот только помню, что на каждом была въездная виза страны, где находился банк, и штамп о въезде.
– Штамп о въезде? Вот как!
– Да. Мне кажется, эти паспорта никогда не предъявлялись на границе, а только в банке для получения денег. Агент, должно быть, въезжал в страну под собственным именем, совершенно законно прибывал в страну, где его дожидались деньги, а затем использовал в банке поддельный паспорт. Во всяком случае, так мне это представляется.
– А вам известно, почему сначала выплаты осуществлялись через резидента, а в дальнейшем через человека, привозившего деньги из Лондона?
– Известно. Я спрашивал об этом у своих бабенок в расчетном отделе. Дело в том, что Контролер боялся…
– Контролер? Вы хотите сказать, что эти выплаты курировал сам Контролер?
– Да, он. Он боялся, что местного резидента могут опознать в банке, поэтому решил посылать почтальона и выбрал для этой цели меня.
– Когда состоялись ваши поездки?
– В Копенгаген – пятнадцатого июня. В тот же вечер я улетел обратно. А в Хельсинки – в конце сентября. Там я пробыл два дня. – Он ухмыльнулся, но Петерс не обратил на это ни малейшего внимания.
– А другие выплаты? Как производились они?
– Вот этого, прошу прощения, не помню.
– Но одна совершенно наверняка в Осло?
– Да, в Осло.
– С каким интервалом производились две первые выплаты через резидентов?
– Точно не знаю. Думаю, с небольшим. Месяц или вроде того. Может, чуть больше.
– Как вы думаете, работал этот агент до того, как была произведена первая выплата? Не было ли это указано в досье?
– Нет, в досье были только даты выплат. Первая – в начале пятьдесят девятого. И никаких других сведений. Все операции со специальной страховкой проводятся по этому принципу. В разных досье хранятся сведения по одному и тому же делу. Только тот, у кого главный ключ, может сложить все фрагменты воедино.
Петерс теперь писал, не переставая. Лимас был уверен, что где-то в комнате работает и магнитофон. Но расшифровка магнитограммы потребует определенного времени. То, что Петерс записывает сейчас, ляжет в основу телеграммы, которая уже сегодня вечером уйдет в Москву, а тем временем шифровальщики в советском посольстве в Гааге проведут ночь за передачей дословного текста их многочасовой беседы.
– Скажите-ка, – начал Петерс, – ведь речь идет о крупных суммах. И метод их передачи очень непростой и дорогостоящий. Что вы сами думаете по этому поводу?
Лимас пожал плечами.
– А что мне думать? Должно быть, у Контролера появился чертовски ценный агент, но я не видел материалов и ни о чем не могу сказать наверняка. Мне не нравилось, как все это делалось – слишком уж сложно, слишком хитро и изобретательно. Почему бы просто не встретиться и не передать наличными? Зачем заставлять агента пересекать границу с настоящим паспортом, держа в кармане поддельный? Все это как-то странно.
Лимас чувствовал, что рыбка клюнула, теперь нужно было набраться терпения.
– Что вы имеете в виду?
– А то, что, насколько мне известно, деньги из банка ни разу не забирались. Возможно, это был какой-то высокопоставленный агент из страны за «железным занавесом» – значит, деньги должны были быть у него под рукой на случай необходимости. Так мне кажется, но я об этом не очень-то задумывался. Зачем мне это? В том-то суть нашего ремесла: знать только фрагменты общей картины. А стоит сунуть нос куда не следует, тебе же и не поздоровится.
– Если деньги, как вы предполагаете, не были востребованы, то к чему все эти предосторожности с паспортами?
– Когда я работал в Берлине, мы разработали определенный механизм для Карла Римека на случай, если ему придется бежать и он не сможет вступить с нами в контакт. Мы держали для него поддельный западногерманский паспорт на явочной квартире в Дюссельдорфе. Он мог его получить в любую минуту при соблюдении определенной процедуры. Паспорт ни разу не был просрочен – отдел специальных поездок возобновлял паспорт и визу, как только их срок истекал. Возможно, Контролер использовал ту же методику и с этим агентом. Правда, это всего лишь мое предположение.
– А откуда вам известно, что паспорта продлевались?
– Есть соответствующие пометки в досье, циркулирующих между расчетным отделом и отделом спецпоездок. Отдел спецпоездок как раз и ведает поддельными паспортами и визами.
– Понятно. – Петерс задумался на минуту, а потом спросил:
– Под каким именем вы бывали в Копенгагене и Хельсинки?
– Роберт Ланг, инженер из Дерби. Так меня звали в Копенгагене.
– Какого числа вы были в Копенгагене?
– Я уже говорил вам – пятнадцатого июня. Я прибыл туда в половине двенадцатого. – И в какой банк вы обратились?
– Боже мой, Петерс, – наливаясь гневом, сказал Лимас, – в Королевский скандинавский. У вас это уже записано.
– Просто хотелось удостовериться, – спокойно ответил Петерс. – А как вас звали в Хельсинки?
– Стефен Беннет, инженер-кораблестроитель из Плимута. А там я был в конце сентября, – с сарказмом добавил он.
– Вы побывали в банке в день прибытия?
– Да, двадцать четвертого или двадцать пятого, точно не помню, это я тоже говорил вам.
– Вы привезли деньги с собой из Англии?
– Разумеется, нет. В обоих случаях мы переводили их на счет местного резидента. Резидент снимал их, встречал меня в аэропорту и передавал сумку с деньгами, а я отвозил их в банк.
– Кто сейчас резидент в Копенгагене?
– Петер Йенсен, книготорговец из университетской книжной лавки.
– А какие псевдонимы использовал агент?
– Хорст Карлсдорф в Копенгагене. Кажется, так. Да, точно: Карлсдорф. Помню, мне все время хотелось сказать: «Карлхорст».
– Профессия?
– Менеджер из Клагенфурта, Австрия.
– А другой псевдоним? Для Хельсинки?