Ищущий во мраке (СИ) - Костяной Богдан. Страница 50

– Но… но… – я взялся за голову. – На руднике меня ожидает смерть! Вы это прекрасно осознаёте, господин коронер! Мне нельзя…

Стоявший у двери офицер подошёл ко мне спереди, и пока коронер вглядывался в документы, ударил меня в солнечное сплетение. Глотая ртом воздух, я упал со стула, содрогаясь на полу.

– Мне без разницы, что с вами будет, мистер Радский. Вы убили человека, пусть и не специально. Возможно, будь сейчас мирное время, к Вам отнеслись бы благосклонней, – ответил коронер, не отрывая глаз от бумаг.

– С-сволочь… – прохрипел я.

– Можете злиться сколько угодно. Война всё спишет. Уведи его, – бросил он полицмейстеру и тот, подняв меня за шкирку, выволок из кабинета.

Спустя три дня, так и не позволив мне увидится с Рутой и Олли, приказом коронера я был отправлен на рудники, примерно в двух неделях езды от Бригга.

В них я и провёл следующие шесть лет…

Жил в грязном бараке. Из одежды была только пара валенок на зиму и какое-то тряпьё. Работали кирками, прорывая километровые туннели в поисках железа. Всё это время, я только и думал, что о Руте, да Олли. «Как они? Им есть, где жить? Они могут позволить себе горячий обед?»

Потому, как я этого себе позволить не мог. Кормили нас, дай Господь, два раза в сутки. Утром – перловая каша без масла и стакан молока, вечером – пара сухарей и кружка чая. Слава Богу, хотя бы воду можно было пить неограниченно из колодца, но только в перерывы.

Пайка не хватало на то, чтобы просто поддерживать жизнедеятельность организма. Те, кто, как и я, понимали это – искали другие источники пропитания. Например, ловили змей и грызунов, живущих в шахтах. Кроме того, из различного рода насекомых можно было слепить и поджарить нечто вроде белковых котлеток. Многие новоприбывшие, падая духом, только и делали, что работали, да жрали паёк. В итоге, рано истощались и погибали от усталости.

Вторым секретом успеха – была лень. Чем меньше ты делал взмахов, чем чаще отдыхал, тем больше сил у тебя оставалось и больше жировых запасов откладывалось в теле. Каждая капля пота – стоила жизненно необходимой энергии. Главным было – не попасться на глаза надзирателям в моменты бездействия. Те могли отпинать так, что потом и не встанешь. У организма попросту не наберётся столько ресурсов, чтобы восстановиться.

Поскольку я был врачом, и разбирался в травах, то периодически находил съедобные грибы, растущие на стенках пещер. Я старался не срывать их полностью, оставляя мицелий в почве, дабы через пару недель, на том же самом месте, собрать новый урожай.

«Что тобой движет, Эд?» – спрашивали меня из раза в раз прибывавшие на рудник воры, убийцы и дезертиры. И я отвечал: «Семья. Я должен вернуться к ним!»

Многие горько смеялись, услышав мой ответ: «Отсюда мы уже некуда не денемся. Тут нас и похоронят», – говорили они.

Иногда, я даже думал, что они правы. Но никогда не опускал руки. «Я должен жить! Ради призрачной надежды, но должен!»

Моё тело покрылось шрамами от ударов хлыстом, иногда, я резался об острые камни в узких проходах. Я сильно исхудал, под глазами и на лбу появились глубокие морщины, губы потрескались и стали синевато-серого оттенка. На левом мизинце не хватало верхней фаланги – её отдавило обвалившимся камнем.

Частенько мне доставалось от надзирателей за то, что я не слышал их приказы, которые они выкрикивали с дальнего конца рудника. Ведь я был глух на левое ухо. Впрочем, для них – это не было оправданием.

Новости из внешнего мира до нас доходили крайне смутные и мы не могли знать точно: очередные ли это байки или сухие факты.

Вроде как, потери в Мировой войне, как её все уже называли, превысили пять миллионов человек. Обычно, столько же умирало своей смертью ежегодно, но рождалось в разы больше. Но теперь…

Согласно другим слухам, Бритонское королевство кидало на фронт всех подряд, даже тех, кто считался негоден к воинской службе в начале конфликта. Панцири стали неотъемлемой частью каждого сражения. Республика Родиния, в ответ на изобретение аналогов наземных бронемашин, начала использовал аэростаты, загруженные бомбами, которые сбрасывались экипажем на головы пехоте.

Мир определённо катился в пропасть. На пятом году моего заключения, прошли слухи о том, что по всей линии соприкосновения начала бесноваться неведомая зараза. Самые горячие точки стали холодными, ибо солдаты бежали от таинственной проказы, сводившей людей с ума, превращавшей их в чудовищ.

Многие, и надзиратели в их числе, со скепсисом отнеслись к данной новости. Да и я, по правде говоря, куда больше боялся воспаления лёгких, чем бешенства.

Однако, довольно скоро мы убедились, что слухи лишь преуменьшали масштабы эпидемии. И проказа, буйствовавшая по всему континенту на протяжении четырнадцатого века, оказалась простудой в сравнении с заразой, получившей имя «серая гниль».

Я ложился спать поближе к двери, чтобы слышать то, о чём говорят солдаты, стерегущие казармы от побега. С каждым днём, панические настроения и страх перед серой гнилью нарастали.

«Поговаривают, что серая гниль эта распространяется быстрее ветра. Мол, ещё вчера ты был на безопасном расстоянии от неё, а уже к утру следующего дня – в эпицентре заражения!»

«Да ну быть такого не может!»

«Может, ещё как может! Говорят ещё, что водоёмы теперь тоже заражены, воду кипятить надо перед питьём».

«Где её тут кипятить? У нас, что, лес тут рядом есть?»

«Да не знаю я! Но страшно это всё…»

От таких новостей, моё сердце начинало биться чаще: «А вдруг Рута или Олли заразятся?!»

Война полностью исчезла из словесного обихода солдат. Через неделю после этого, комендант лагеря приказал завалить колодец камнями. Несколько рабочих, в ярости, попытались наброситься на него за такое, но были застрелены из винтовок.

Воду приходилось ждать из ближайшего к нам города Блитспит, и количества её были строго ограниченные. Вопрос истощения вновь пришлось решать. И, честно говоря, я уже даже не знал, каким образом. Как бы старательно ты не ленился, но под палящим светом О вода испарялась из тела просто от того, что ты дышал.

С утра нам всем давали по два стакана воды, в обед, когда жара становилась не такой сильной – один. Большую часть дня горло раздирало, словно стекла наелся. К вечеру, в карьере хоть и становилось прохладно, но в глазах темнело от жажды.

Я стал задумываться о побеге, ибо до конца моего заключения оставалось ещё два года, которые я бы точно не пережил. К тому моменту, я перестал даже отдалённо походить на холёного юношу.

Тело стало сухим, мышцы проглядывались через кожу в своём естественном виде, ибо у меня практически не осталось жира. Щёки впали, вокруг глаз образовались чёрные круги. Волосы отросли до плеч, но под постоянным светом О просто выцвели. Их цвет напоминал мне зубной налёт.

К слову, о здоровье полости рта – я самостоятельно вырвал себе зубы мудрости. Пусть я и не был стоматологом, но кое-чего умел. За плату в виде чужой пайки, я вырывал зубы, разрезая воспалённые дёсны гвоздём. И это устраивало «клиентов», ибо боли были невыносимыми, в чём я сам убедился.

Подготовка к побегу шла несколько недель. Не буду вдаваться в подробности – у меня ничего не вышло. Серая гниль вмешалась раньше.

Однажды, посреди ночи, нас разбудили выстрелы и крики солдат. Вдруг, один из них вбежал в барак и принялся убивать топориком всех, кто попадался ему на глаза.

В кромешной тьме, я свалился со второго этажа кровати и набросился на служивого, удерживая руку с топором. Тогда, я впервые увидел лицо прокажённого: серое, перекошенное безумной улыбкой, от которой трещали мышцы лица; по краям рта пенилась слюна, глаза были выпучены, и, казалось, вот-вот вывалятся из орбит. Солдат кричал вещи настолько непристойные, что остроте его языка позавидовали бы даже бывалые матросы, вроде Ростмаха.

Я понял, что передо мной уже не человек в тот момент, когда прокажённый схватил меня за горло и швырнул метра на три. В следующую секунду, он метнул топор мне в голову, но лишь чудом тот вонзился в сантиметре от правой щеки.