Ищущий во мраке (СИ) - Костяной Богдан. Страница 51

Солдат не обратил внимания на выбегающих из барака рабочих. Его заинтересовал я.

Вырвав топорик из опоры двухэтажной кровати, я взмахнул им перед собой в тот момент, когда солдат попытался разорвать моё горло ногтями. Пальцы прокажённого отправились в полёт. Воспользовавшись его заминкой, я нанёс удар в лицо. Лезвие вошло в левую щёку солдата и раздробило кость, отчего нижняя челюсть обвисла на одну сторону.

Но мой противник не закричал от боли, не заплакал. Это лишь ещё сильнее его раззадорило. И покрывая самыми грязными словами меня и мою покойную матушку, он попытался схватить беспалой рукой моё лицо.

Я среагировал раньше. Вырвав топор вместе с куском лица прокажённого, я раскрошил его череп обухом.

Солдат перестал дышать, и мне довелось осмотреться. Тогда я понял, что остался в бараке один, а на улице по-прежнему доносились выстрелы. Криков стало больше. Схватив чью-то тёмную от пота простынь, я вытер ей руки и грудь, на которые попала чёрная кровь.

«Надо бежать, да поскорее! Найти повозку или коня, добраться до Бригга!»

Выбежав на улицу, я стал свидетелем наступившего хаоса. Одни солдаты, под аккомпанемент безумного хохота, стреляли в ещё не заразившихся сослуживцев и удирающих рабочих. Другие, бросались в рукопашную и кусали своих жертв.

Буквально через тридцать-сорок секунд, те присоединялись к бойне на стороне прокажённых.

Я рванул в сторону конюшен, по дороге, огрев двоих ударами топора, правда, не насмерть. Когда я нёсся между зданиями арсенала и столовой для военнослужащих, мне выстрелили несколько раз под ноги. Спасибо О, что мимо.

Метнув топор в грудь прокажённому солдату, я набросился на него и, вырвав винтовку, вышиб мозги.

Добравшись до конюшен, я увидел, как последнюю кобылу уводит один из солдат.

– Стой! Не оборачивайся или пристрелю! – рявкнул я осевшим от жажды голосом.

Парень лет двадцати замер.

– Брось винтовку подальше.

Как только он послушался, я быстро закрыл за собой ворота конюшни и взял солдата на прицел. И только повесив его оружие на спину, опустил ствол.

– Слушай, я не хочу тебя убивать. Но я никогда не катался верхом. Довези меня до Блитспита и разойдёмся мирно. Договорились?

– Хорошо, – вздохнув с облегчением, ответил парень. – Я всё равно сюда попал не по своей воле. И срать я хотел на этот рудник…

– Убивал людей, когда-нибудь? – спросил я его.

– Нет… Только сегодня застрелил одного из этих… короче, не сказать, чтобы они на людей уже были похожи, – сплюнул солдат. – Я конюхом был и до призыва.

– Значит, если я верну тебе винтовку, ты не наделаешь глупостей, верно? – холодно произнёс я.

– И в мыслях не было, – резко замотал головой парень.

– Смотри мне… Потому, что я уже убил достаточно, – мой голос звучал, наверно, очень жутко. Я и сам удивился тому, как легко произнёс эту фразу. Наверно, чувствовал, что мир переступил через точку невозврата.

«Теперь нужно добраться до Бригга! Надеюсь, Рута и Олли никуда не переезжали!» – подумал я, взбираясь на коня.

Выскочив наружу, мы с Брэндоном (так звали парня), обнаружили, что большинство зданий объяты пламенем. Военные или разбежались, или были убиты. Выстрелы ушли в сторону леса, по-видимому, заражённые догоняли разбежавшихся узников.

Брэндон дёрнул поводья направо и вырулил в сторону подъёма. Наконец, карьер оказался внизу. Впереди виднелась неосвещённая дорога на Блитспит.

Моё сердце забилось пуще прежнего: «Вот она свобода!» – подумал я. И в тоже время, испытал жуткий страх: «Как я в таком виде покажусь близким?! Господи, а если их нет в живых?!» – в который раз за ночь, промелькнула эта мысль.

Девятнадцатое воспоминание

Меня вырубило посреди рассказа. Тёплая баня одержала победу над пятидесяти шестилетним стариком, не спавшим несколько дней. После недели, проведённой над землёй, в тесной корзине, под несмолкающий рёв ветра, оказаться в тёплом помещении в одном банном полотенце – было высшей степенью блаженства, казавшейся невозможной в этом мире.

Я бы мог сравнить это только с тем, что мы делали в постели с Рутой. «Рута…»

Если бы я всё ещё мог видеть сны – я бы хотел, чтобы она мне приснилась. Хотя бы раз. Ещё раз увидеть её.

«Увидишь, – подумал я. – Тебе недолго осталось, Эдгар. Просто поживи ещё какое-то время, убедись, что с детьми точно всё в порядке…»

Проснулся я в тёплой постели в чьём-то доме. Из-под двери виднелись колыхания языков пламени в камине. Проверив ощущения, я понял, что хочу поспать ещё немного. Так и сделал.

Второе пробуждение было вызвано голосами из-за двери. Хрустнув шейными суставами, я приподнялся на кровати и посмотрел по сторонам.

Рядом на столе стояла потухшая масляная лампа. После того, как свет загорелся, я смог увидеть чистую одежду на углу кровати: серые штаны, рубашка, пара кожаных сапог собственного производства, плащ, в котором я прилетел, и неизменная, слегка потрёпанная, но такая родная шляпа.

В доме было достаточно тепло и уютно, чтобы я оставил верхнюю одежду лежать на кровати и вышел в зал. Глазам предстала очаровательная картина обеда семьи крестьян: муж с женой лет тридцати и двое деток лет шести-семи.

– Гость проснулся, дети, поприветствуйте! – произнёс отце семейства.

– Здравствуйте, мистер Эдгар! – обернулись мальчик с девочкой.

– Доброе утро… или день? Который час?

– Полдень, Эдгар! – ответила жизнерадостная хозяйка и кивнула в сторону маятника.

– Ох, давно я таких не видел! – вид работающих часов поразил меня, хоть я уже и был в курсе об их наличии. – Лет пятнадцать точно…

– Не желаете с нами отобедать? – предложил мужчина.

– А разве вы не едите все в общей столовой? – спросил я.

– Общая столовая для тех, кто не работает в поле. На фермерах висит самая большая ответственность в Эдеме! Ну, окромя отца Севастьяна, конечно! Он больше всех трудится!

– Чем он занимается, позвольте спросить?

– Он разговаривает с О, и каждый день вымаливает прощение всем жителям Эдмеа! А ещё, отец Севастьян рассказал нам, по секрету, что через несколько лет свершится чудо и Земля, очищенная от всякого греха, снова будет озарена светом О!

– Хм, интересно... – сказанное слегка выбило меня из колеи.

«Если это правда… Впрочем, то, что Эдем сохранился спустя тридцать лет – действительно можно назвать Божьим промыслом. Нужно будет поговорить с Севастьяном».

– Сейчас я не голоден, пойду прогуляюсь, если вы не против, – сказал я главе семьи.

– Что вы, мы не собирались вас тут запирать, ха-ха! – улыбнулся мужчина. – Вы можете вернуться сюда в любой момент. Отец Севастьян наказал нам дать Вам кров до тех пор, пока не будет возведён новый дом.

– Новый дом? – удивился я.

– Ну да! Для вас и для двоих ребят! – кивнул он.

– Неожиданно… приятно, – хмыкнул я. – Ладно… Приятного вам всем аппетита.

Накинув плащ и шляпу, я вышел из дома.

На улице почти никого не было, кроме стариков, почивающих на крыльце. Все или обедали, или уже вернулись к работе. Мне стало интересно, где находятся Этна и Марко, поэтому первым делом я отправился в церковь, где обосновался отец Севастьян.

Храм был построен, по всей видимости, незадолго до конца света. Белый мрамор за годы стал серым, покрылся плесенью и лозами, но в целом, строение держалось крепко. Трещин или отваливающихся кирпичей я снаружи не заметил.

Дубовые двери также были сделаны на славу и не прогнили. На шпиле церкви красовался тот же символ, что и на груди священника – двенадцатиконечная звезда, только из золота.

Постучавшись, я толкнул массивную дверь и вошёл внутрь. Пахло ладаном и маслом. Слева и справа выстроились несколько рядов скамеек. На небольшом помосте стоял алтарь, а рядом – столы со свечами.

Внутри было убрано, хотя и сложно было оценить при слабом свете нескольких масляных ламп. Единственная икона, «Восхождение О», висела позади алтаря.