Сингл и Сингл - ле Карре Джон. Страница 13

Но маленький Поуд, который имеет большой вес в банке, слишком увлечен записями в блокноте, чтобы отвечать. Он нашел другой подход и перехватывает инициативу у Ланксона, вскинув на Оливера глаза, прикрытые бифокальными линзами. В свете настольной лампы, стоящей у его плеча, сквозь редкие волосы проблескивает кожа.

— Олли, — голос у Поуда тонкий и пронзительный, рапира в сравнении с топором Ланксона.

— Что?

— Давайте вернемся к самому началу, хорошо?

— Началу чего?

— Пока слушайте, хорошо? Я бы хотел начать со дня учреждения фонда и двинуться вперед, к настоящему времени, если вы не возражаете, Олли. Меня интересуют исключительно технические детали. Прошлые дела и modus operandi. Вы следите за ходом моих мыслей? — Пожатие плеч Олли можно истолковать и как положительный ответ. — Согласно нашим документам, вы пришли в этот самый кабинет, предварительно договорившись с Артуром о встрече, восемнадцать месяцев тому назад, ровно через неделю после рождения Кармен. Правильно?

— Правильно, — тупо и без эмоций.

— К тому времени вы уже шесть месяцев были клиентом банка. А незадолго до этого приехали в эти места из-за границы. Откуда, напомните?

«Никогда не был в Австралии?» — спрашивает Брок. «Никогда», — отвечает Оливер. «Хорошо. Потому что именно там ты жил последние четыре года».

— Из Австралии.

— И где вы там жили… что делали?

— Колесил по стране. Работал на овечьих ранчо. Подавал жареную курятину в кафе. Какая работа подворачивалась, за ту и брался.

— Фокусы, значит, не показывали? В те дни?

— Нет.

— Как долго вы не были резидентом Великобритании и не платили налоги? К моменту вашего возвращения.

«Всю информацию, касающуюся тебя, из архивов налогового управления мы изъяли. Теперь ты Хоторн, резидент, вернувшийся из Австралии».

— Три года. Четыре, — поправил себя Оливер, в очередкой раз демонстрируя собственную тупость. — Скорее четыре.

— То есть к моменту прихода к Артуру ваши доходы подлежали налогообложению в Великобритании, но вы не работали по найму. Уже показывали фокусы. И успели жениться.

— Да.

— И Артур, полагаю, угостил вас чашкой чая, не так ли, Артур?

Взрыв веселья, чтобы напомнить нам, что банкиры ценят человеческие отношения, пусть иной раз и вынуждены принимать жесткие решения.

— Для этого на его счету лежала слишком маленькая сумма, — подал голос Тугуд, чтобы показать, что ничто человеческое не чуждо и ему.

— Я просто восстанавливаю факты, вы понимаете, Олли, — объяснил Поуд, и Оливер кивнул, показывая, что насчет фактов ему все ясно. — Вы сказали Артуру, что хотите учредить фонд и положить на его счет деньги, так? Для Кармен.

— Так.

— И Артур предложил вам, что вполне логично, поскольку речь шла о скромной сумме, обратиться в государственную сберегательную кассу, или в строительное общество, или в страховую компанию? Зачем, мол, тратить столько времени и сил для оформления документов фонда? Я прав, Олли?

Кармен шесть часов от роду. Оливер стоит в одной из старых красных телефонных будок, которые члены городского совета Абботс-Ки сохраняют ради иностранных туристов. Слезы радости и облегчения текут по его лицу. «Я передумал, — говорит он Броку между всхлипываниями. — Я возьму деньги. Они ей не помешают. Дом для Хитер, а все, что останется, для Кармен. Если мне не достанется ни пенса, я их возьму. Это продажность, Нэт?» — «Это отцовство», — отвечает Брок.

— Правы, — соглашается Олли.

— Но вы, как я понимаю, настаивали на фонде, — вновь взгляд на страницу блокнота. — Типичном фонде, учрежденном в полном соответствии с действующим законодательством.

— Да.

— Такова была ваша позиция. Вы хотели положить в сейф некую сумму для Кармен и выбросить ключ. Так вы сказали Артуру. Отдаю вам должное, Артур, вы все записываете, не упускаете никаких мелочей. Вы хотели иметь стопроцентную гарантию, что Кармен получит свое золотое яичко, как бы жизнь ни обошлась с вами, вашей бывшей супругой Хитер или с кем-то еще.

— Да.

— Для этого и хотели оформить ее деньги как фонд. Чтобы никто не мог посягнуть на них. Чтобы они ждали ее, пока она будет расти, из девочки превратится в девушку, потом в женщину, возможно, выйдет замуж, и достались бы ей при достижении двадцати пяти лет.

— Да.

Поуд протер стекла очков, пожевал нижнюю губу, провел рукой по жиденьким волосам, продолжил:

— Вас проинформировали, так вы сказали Артуру, что для учреждения фонда достаточно чисто номинальной суммы, а потом на этот счет деньги можете класть и вы, и кто угодно.

У Оливера зачесался нос. Он потер его большой ладонью.

— Да.

— И от кого вы получили такую информацию, Олли? Кто дал вам этот дельный совет? Кто или что побудило вас прийти к Артуру через неделю после рождения Кармен и сказать: «Я хочу учредить фонд»? Именно фонд? Причем, согласно записям Артура, вы знали, о чем говорили.

— Крауч.

— А, тот самый мистер Джеффри Крауч? Проживающий в Антигуа и общающийся с вами через лондонских солиситоров? Значит, именно Крауч порекомендовал вам учредить для Кармен фонд?

— Да.

— Как?

— Письмом.

— Письмо отправил вам Крауч?

— Его солиситоры.

— Лондонские солиситоры или солиситоры Антигуа?

— Не помню. Письмо находится в досье или должно там быть. Все бумаги, имеющие отношение к фонду, я отдал Артуру.

— Который зарегистрировал письмо и подшил к делу, — с чувством глубокого удовлетворения отметил Тугуд.

Поуд в очередной раз заглянул в блокнот.

— «Доркин и Вулли», респектабельная фирма из Сити. Мистер Питер Доркин имеет генеральную доверенность мистера Крауча.

Оливер решил, что пора выказать неудовольствие. Неудовольствие тупицы.

— Тогда чего вы задаете все эти вопросы?

— Проверяю прошлое, Олли. Чтобы убедиться, что все правильно.

— Он незаконный или как?

— Незаконный?

— Ее фонд. Его учреждение. Мы что-то сделали не по закону?

— Да что вы, Олли, — защищаясь. — Ни в коем разе. Ничего противозаконного, все юридически грамотно. Да только никто из сотрудников фирмы «Доркин и Вулли» тоже ни разу не видел мистера Крауча. Полагаю, это не исключение из общего правила. Такое случается, и довольно-таки часто. Он очень скрытный, этот ваш мистер Крауч.

— Он не мой мистер Крауч. Кармен.

— Действительно. И, как я вижу, доверительный собственник ее фонда.

Тугуд опять пришел на помощь.

— А почему Крауч не может быть доверительным собственником? — вопрос относился к обоим лондонским гостям. — Крауч внес деньги. Он — доверитель. Друг семьи, один из Хоторнов. Почему у него не может возникнуть вполне естественное желание убедиться, что деньгами Кармен распоряжаются должным образом? И почему он не может вести скрытную жизнь, если ему того хочется? Я буду вести такую же. Когда уйду на пенсию.

Ланксон, здоровяк, решил, что пора поддержать напарника. Упершись пухлым локтем в стол, наклонился вперед, с трубкой в руке, в парике, строгий, но справедливый.

— Итак, действуя по совету мистера Крауча, — сощурившись, он сверлил взглядом Оливера, — вы учреждаете фонд Кармен Хоторн, доверительными собственниками которого становятся вы, мистер Крауч и наш Артур, и вы вносите на счет первоначальные пятьсот фунтов. Двумя неделями позже сумма увеличивается на сто пятьдесят тысяч, спасибо мистеру Краучу. Так? — отрывисто, словно удар хлыста.

— Да.

— Мистер Крауч давал вашей семье деньги, помимо этих ста пятидесяти тысяч?

— Нет.

— Нет, не давал? Или нет, вам об этом ничего не известно?

— Нет у меня никакой семьи. Родители умерли.

Братьев и сестер не было. Поэтому, полагаю, Крауч и проникся такими теплыми чувствами к Кармен. Больше у него никого нет.

— Кроме вас.

— Да.

— А лично вам он ничего не давал? Напрямую или через кого-то? Вы ничего не получали от Крауча?