Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна. Страница 43

Телега с продуктами для деревенских уехала, а во дворе вновь суета: дворня начала собирать караван для поездки в Псков.

— Дуняшка! Давай попробуем яблоки тут продать? Ну зачем их везти с собой? — насмешливо спросил отец, видя, как дворовые тщательно увязывают и укрывают короба от снега.

Она моментально вскипела и бросилась защищать свой продукт. Ведь уже сто раз говорила, что здесь ничего за них не выручить, а вот ежели продать иноземцам, то будут горы золотые.

— Повезём! Всё говорено уже! И не забывай, что благодаря мне на наших телегах стоят хитрые поворотные механизмы, а возок вообще мне подарили!

— До чего ж ты важная, когда сердишься! — засмеялся Вячеслав и запустил в дочку снежок. Его тут же поддержал Ванюшка и началась снежная баталия.

— Вы чего учудили? — запричитала Милослава. — Дунька, не смей шубу в снегу валять!

— Да как будто это я! — возмущенно завопила боярышня — и прямо в лицо словила снежок!

— Слава! Прекрати! — напустилась боярыня на мужа, но была схвачена и посажена в сугроб.

Ванюшка захохотал. Дворня, пряча в бородах смешки, разошлась. Невместно боярам при других миловаться, но можно же сделать вид, что они тут одни. Пусть потешатся, поиграют. Молодые же!

Ключница Василиса выскочила из дома и не обращая ни на кого внимания начала обходить сани, помахивать петушиными перьями и читать наговор, чтобы дорога вышла удачной.

— Вот прихватит тебя отец Варфоломей с поличным! — подкралась к ней Дуня.

— Ты меня умными словечками не запугаешь, а Варфоломейке я порченых пирогов подсуну, чтобы не лез, куда не надо!

Боярышня захихикала, прикрываясь ладошками. Она бы отцу Варфоломею много чего порченого подсунула бы, но он из её рук побоится даже воду пить. И правильно делает, потому что Дуня до сих пор с трудом переносила его и могла в порыве в воду плюнуть.

— О, боярич приехал. Никак с вами всё же поедет? — Василиса переключила Дунино внимание на Семёна Волка.

А с ним непонятно было до сего дня. Послушание Семена, назначенное отцом Кириллом ещё не окончилось, но боярич неожиданно прославился на всю Москву.

Не организацией княжьей площадки, а раскрытием громкого дела. Да, в будущем сказали бы резонансного! А началось всё с картинки разыскиваемого. Вся Москва судачила об этом, да посмеивалась. Думный дьяк Репешок Борис Лукич вдруг стал у всех на слуху, а его фразочка «наша служба и опасна, и трудна» многим набила оскомина. А дьяку всё нипочем, улыбается, мурлычет себе под нос: «…и на первый взгляд, как будто не видна». По первости все посмеивались, отмечая самокритичность дьяка. Его служба ни на первый взгляд, ни на второй была не видна. Но вскоре дьяк стал напевать: «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет, значит с ними нам вести незримый бой*» и народ стал с опаской коситься на боярина. Вспомнили, что совсем недавно князь ввел его в думу и он теперь ровня именитым боярам. Те, конечно, носы воротят, но князь уже не раз беседовал с ним.

/*Автор гимна милиции Анатолий Горохов/

И вот, народ зачастил в разбойную избу, чтобы полюбоваться на картинку татя, да спросить всех ли теперича будут искать по таким спискам с лица? Что совершить нужно, чтобы такой чудо-портрет изобразили? Как получить его потом на руки? В общем, люди развлекались. Зато Семён времени не терял и начал опрашивать людей того купчины, которого ограбил брат помощника. И так хорошо опросил, что пришёл к выводу о невозможности ограбления.

Как ни крути, а по всему выходило, что не мог парень желать ограбить своего благодетеля в силу воспитания! Можно допустить, что парень гениально скрывал свою порченую натуру и всех обманул, но Семён пришел к ещё одному выводу.

Деньги были хорошо спрятаны и у парня не было возможности их обнаружить, а ещё он не мог сбежать из-за того, что не знал куда бежать. Мир юноши был ограничен парой московских улиц, а всё, что дальше… чужая, страшная и неизведанная земля.

И тогда Семён присмотрелся к самому купцу, настойчиво утверждавшему, что его обокрал именно брат помощника. Оказалось, что помощника все считали очень дельным мужем. Он всего несколько лет помогал купцу и вывел его на новый уровень, а вскоре должен был завести своё дело и встать вровень со своим работодателем. Младшего же брата рекомендовал, как честного и верного счетовода. И все, кто знал парня, подтверждали его честность. А тут вдруг обвинения и долг…

И тогда Семён начал задавать совсем другие вопросы, и вскоре у него не осталось сомнений в том, что ушлый купец облыжно обвинил брата своего помощника и, скорее всего, убил его, а самого помощника закабалил вместе с семьей.

А вот дальше Семён придумал ловушку и пошёл за помощью не к братьям, а к Анисиму из разбойного приказа. Тот выслушал, повёл его Борису Лукичу — и закрутилось дело.

Они в приказе давно ждали, что хоть кто-то из значительных людей города начнет свидетельствовать против того купчины и дождались боярича. И не просто показаний дождались, а хитрой ловушки, в которую купец попался при множестве свидетелях.

А дальше был суд, вира за убийство, за подлог, за обман. Купец всё выплатил пострадавшему и князю, но вскрылись новые дела — и вновь суд, вира, а потом кто-то свершил кровную месть.

<br> Вся Москва гудела, обсуждая, как раскрыли злые дела купца.

После всего этого князь пригласил Семёна к себе, чтобы из первых уст узнать все события, а потом дьяк разбойного приказа предложил ему продолжить службу у него.

Вот и Дуня до последнего не знала, примет ли боярич службу или поедет в Псков с её семьей. Она посмотрела на спешившегося Семёна, и он кивнул ей:

— По возвращению из Пскова меня Борис Лукич будет ждать с докладом.

— Чего докладывать будешь?

— Спокойно ли на дорогах, чисто ли на постоялых дворах и какое настроение в городах, которые мы будем проезжать.

— А, дело нужное, — очень серьёзно покивала Дуня и пояснила, заметив некоторую досаду на лице боярича. — Из небольших и, казалось бы, неважных наблюдений можно многое понять. Уж тебе ли не знать этого!

Семен призадумался и его губы чуть дрогнули в улыбке.

— То-то же! — наставительно произнесла Дуня. — Я сегодня никуда не собираюсь, — сообщила она. — Ты у нас останешься или завтра присоединишься?

— Точно никуда не поедешь?

— Не-а! Хочу вкуснятинки испечь в дорогу, а кто кроме меня с этим лучше всех справится?

Боярич хмыкнул и повернул со двора. А на рассвете следующего дня он уже ехал конь о конь с боярином Вячеславом.

Боярыня с детьми и Машиной наставницей Светланой сидели в тёплом возке, а за ними следовал караван груженых саней. Боевых холопов Дорониных было всего трое, если не считать двух мальчишек, взятых на обучение, и Семён взял с собой двух боевых. Пара бояр в полном вооружении уже были силой, а вместе с пятёркой боевых они считались отрядом. У возниц тоже было припрятано оружие, но это скорее от зверья.

Ехать было скучно. Сани медленно скользили по дороге, и в какой-то момент начинало казаться, что она бесконечна. Дуня знала, что никто не будет гнать лошадей, потому что на смену других нет, но тихий ход изводил её.

В возке было душно и темно. Милослава играла с Ванюшей в ладушки и слушала, как Светланка учит девочек языкам. Дуня не филонила и старалась, но чувствовала, что надолго её терпения не хватит.

В первые дни она всё время выспрашивала, сколько они проехали и сколько ещё осталось, но оказывается, никто не считал. Ехали от места до места, останавливались, давали отдых лошадям.

Дуня полагала, что в день они преодолевают около тридцати километров и таким темпом поездка займёт двадцать с лишним дней.

Видит бог, она терпела и никому не трепала нервы, понимая, что для этого есть Ванюша, но когда отец в очередной раз вытащил его из возка и посадил на коня впереди себя, то она взбунтовалась.

— Доколе? — театрально возопила она, напугав мать, Машку и Светланку, но её уже понесло. Требовалось выплеснуть энергию и всех взбодрить, а то сидят, как снулые рыбы.