Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна. Страница 62

— Алексей Васильевич, боярыня Прасковья, если моя придумка вам не понравится, то её несложно будет соскоблить со стены. А чтобы другие раньше времени не болтали и обо мне не знали, то пока я творю, стену можно прикрывать полотном.

— Мы сюда посторонних пускать не будем, — отозвалась хозяйка, — у нас есть ещё один большой зал.

— Тогда договорились, — обрадовалась Дуня, потирая ладошки, в которых проснулся зуд творчества. — Я сегодня дома поработаю, а завтра приду сюда и начну.

— К завтрашнему готовить смесь?

— Нет, завтра я сделаю разметку по всей стене. Мне понадобится только опора, чтобы везде достать.

Больше разговаривать было не о чем, и все это почувствовали. Пучинков начал прощаться, остальные поддержали его и потянулись к выходу. Возвращались молча.

Зато в доме посадника тёк неспешный разговор, касающийся Дуни. Епископ умолчал о жарких спорах в Москве, которые начались как раз во время его отъезда. Главной темой было прощупать почву насчет объединение церкви.

Князь провозгласил идею собирания русских земель воедино, и церкви следовало бы сплотиться, да оставить одного владыко над всеми. Но об этом уже не единожды говорено и посадника этой новостью не удивишь, зато второй главной темой собора было решение сразу нескольких важных вопросов. Спорили о будущем церкви. Встанет ли она во главе княжества, подчиняя всех себе — или мирское оставит князю? Владеть обширными землями — или полагаться только на свой труд?

И, казалось бы, при чём тут маленькая боярышня? Да вроде не при чём. Как и в истории со старой княгиней не при чём, или когда иерархи собирались вместе, чтобы обсудить разрешение писать животных с выраженными эмоциями или нет. Ведь если котик на картинке улыбается, то подразумевается, что у него есть душа! А с другой стороны, надо ли воспринимать всё так буквально?

Но католики до сих пор яро спорят, у кого есть душа, а у кого нет. Знали бы они, с кого всё началось!

Обо всем этом коломенский епископ промолчал. Но рассказал о Дуняшкиной помощи молодому Кошкину, дурачке Якимке, росписи в монастыре и о своеобразном послушании для боярича Волка и Дорониной.

— Мне кажется, что ты говоришь сразу о целой толпе маленьких отроковиц.

— Напрасно сомневаешься, господин посадник, — насмешливо произнёс собеседник. — Я вот не успел приехать, а уже наслышан о заморской царевне с райскими яблочками, о массовой драке из-за снежной фигуры, а она ещё недели здесь не пробыла!

— Погоди-ка, так заморская царевна… аха-аха-ха, неужели? Знал, что народ у нас любит ради красного словца приукрасить историю, но чтобы такую сказку придумать… аха-ха-ха!

Посадник смеялся громко, от души и до слёз. Уж как ему рассказывали про райское угощение, как рассказывали! А там девчонка малая была. Ну пройдоха, ну егоза!

— Так ты уверен, — отсмеявшись, посадник обратился к своему гостю, — что она мне украсит стену так, что короли позавидуют?

— У нас есть возможность на это посмотреть, — уклончиво ответил Геронтий.

— А сам останешься? Службу будешь проводить?

— Останусь, а служба — мой долг.

— Вот и ладно, — хлопнув ладонями по коленям, посадник пригласил за стол дорогого гостя.

Дуня всю обратную дорогу обдумывала будущий барельеф. Она прекрасно осознавала свои силы и не замахивалась на тонкую работу, но в её распоряжении был опыт многих поколений. Ей не раз приходилось видеть, как художники в считанные минуты при помощи своих ладоней формировали крупные цветы из гипсовой массы или животных, горы, контуры строений.

Это намного проще, чем рельефная резьба по дереву, к тому же неудачную попытку в этом виде творчества можно тут же разгладить и заново сформировать желаемое. Единственное, что требовалось в создании барельефа, это видеть и понимать толщину будущей картины. Дуня могла это сделать, будучи художником.

По возращении она переоделась и попросила проводить её к стенам кремля. Она долго прогуливалась, ища самый удачный вид. Ей хотелось найти точку, откуда будет видна часть защитной стены с башней, а за ними верхушки церквей и домов.

Дома боярышня сразу же села зарисовывать то, что видела. Её еле уговорили поесть. Рано утром Дуня вновь отправилась к выбранной стороне Кремля и долго крутилась там. Когда настало время ехать к посаднику, то она уже чётко представляла, что будет делать и как. Масштаб работы её не пугал. Если ей выделят толковых помощников, то основное время будет уходить на сушку рельефа.

Дуня загорелась отразить на стене посадника дух Пскова, а это, по её мнению, был Кремль.

С разметками на стене она справилась быстро, и вновь села за стол, чтобы детальнее составить план будущей картины с учётом размера стены. Она совсем немного подрегулировала состав штукатурки и вовсю начала использовать двух выделенных ей помощниц. Девушки взяли на себя самую тяжелую работу, а Дуня руководила, подправляла, создавала нужные штрихи и день за днём выстраивался барельеф.

Епископ Геронтий с интересом наблюдал за боярышней и записывал весь ход работ. Отроковица всё делала очень быстро и всё время подгоняла помощниц, словно гналась за убегающими мыслями.

Доронина была поглощена работой, и священник видел в ней огонь вдохновения. Он даже посмеялся на жалобы дворни посадника, что девчонка во второй день пребывания в его доме вихрем прошлась по кухне, собирая бронзовые и серебряные лопатки для паштета, масла или икры, не слыша ничего. Она вся была поглощена будущей картиной.

А Пучинковы продолжали присматриваться к Маше. Они пригласили Вячеслава с семьей на охоту. Для Маши это было испытание, но, кажется, она с честью прошла его.

Отца ещё не раз пригласили на охоту другие бояре, но Маша оставалась дома. Она старательно вела себя тихо и целыми днями вышивала рубаху для свекрови, которую невестка должна будет вручить свекрови на второй день свадьбы, чтобы та надела её и похвасталась перед гостями. Мария надеялась, что Пестинее Ядвиговне расскажут о её стараниях и она оценит это.

Очень шумно прошёл процесс снятия гипса с Афанасия. Снимали всем двором, а потом долго любовались бледной ногой, выспрашивая боярина, что он чувствовал раньше и сейчас.

Боярич Семён Волк целыми днями пропадал в городе, подсчитывая храмы, священников, торговые компании, коробейников и прочее, прочее. Он всё теперь считал, записывал и с удивлением открывал для себя мир, видимый только когда смотришь в записи и подсчёты.

Дуняшка пояснила ему, что он открыл у себя логическое мышление и развивает его, выстраивая цепочки размышлений из видимых всем фактов. Семен был заворожен этой способностью и никак не мог остановиться.

Освобожденный от гипса Афанасий стал сопровождать Дуняшу вместе с Гришкой, когда Вячеслав был занят делами семьи. Светланка проинструктировала его, что надобно следить за тем, чтобы девочку вовремя кормили в гостях, провожали по надобностям и видели, что у неё есть защитник.

Боярин Афанасий и так был благодарен Дуняше за лекарское искусство, за изменение внешности и за Светланку, а тут ещё любимая женщина за неё просила. Вот он и отнёсся очень серьёзно к своим обязанностям.

Сначала Афанасий скакал на одной ноге, опираясь на костыль и тщательно отслеживал радение слуг по обеспечению Дуняши всем потребным. Отец Геронтий опросил его на предмет лечения и даже попросил принести сломанный кусок гипса. Потом Афанасий ходил уже на двух своих. Многочисленные обитатели дома посадника проявляли к нему уважение и с интересом слушали, как ему накладывали гипс и для чего, как он разрабатывал ноги и почему сейчас норовит всё время ходить, что невместно для боярина.

Все остальные потихоньку занимались своими делами и незаметно пролетела неделя, потом следующая — и наконец Дуня объявила родне, что управилась со взятыми на себя обязательствами.

— Алексей Васильевич обещал мне, что пригласит вас всех посмотреть, — сияя, сообщила она собравшейся в полном составе семье.

— А ему понравилось то, что ты сделала? — заволновалась Милослава.