Боярышня Дуняша 2 (СИ) - Меллер Юлия Викторовна. Страница 64
И пусть этот пир был только для домашних, но чествовали Дуню как взрослую и ради неё все сели за один стол, как делалось это только в двух случаях: на поминках или во время свадьбы.
Дуняша, как какая-то княжна, распоряжалась раздачей пирогов и вин, не забывая подзывать за угощением и самых маленьких. Она очень ответственно отнеслась к этой задаче и родня сопровождала каждое указующее движение её пальца шутками-прибаутками, и всем было весело. Да так весело, что спустя время, когда настали именины самой маленькой Посниковой, то она потребовала такого же праздника. Малышке не чествование было нужно, а сбор всей родни и весёлая атмосфера. И Посниковы даже не заметили, как для всех своих детей начали устраивать общий стол на именины, и эта традиция прижилась.
Вести о необыкновенной стене в палатах псковского посадника мгновенно облетела весь город и его дом осаждали желающие посмотреть на диковинку. Дуня слушала, что болтают женщины о том, на какие ухищрения идут недруги Алексея Васильевича, чтобы попасть к нему в гости — и улыбалась. Для неё это было своеобразным признанием её таланта.
— Дуня, что-то ты квёлая, — отвлекла дочь от мечтательного состояния Милослава. — Я думала, что когда ты закончишь работу, то будешь рваться в город.
Дуняша пожала плечами. Она тоже думала, что займется навёрстыванием упущенного, а вместо этого сидит и слушает, что говорят про её барельеф.
— Не заболела ли ты?
Боярышня мотнула головой, ленясь отвечать.
— Да что же это? То Сенька Волк пропадает, вместо того, чтобы быть подле тебя, то ты спишь на ходу.
— Семён пропал? Его ищут?
Милослава раздраженно махнула рукой.
— Он не пропал, а… — боярыня наморщила лоб и тихо пробормотала для себя, — как же он сказал? А! — радостно воскликнула она и процитировала Семёна: — «Изучает обстановку и переносит данные на бумагу!» Прямо как чужеземец заговорил, не сразу и разберешь, что сказать-то хотел.
— А<strong>-</strong>а-а-а, — потеряв интерес, протянула Дуня.
— Недавно к тебе прорывался, хотел, чтобы ты что-то или кого-то посмотрела.
— Так я ж у посадника была.
— Вот! Ты занята была, а дома мы оберегали тебя, следили, чтобы ты высыпалась.
Дуня благодарно кивнула и с неохотой поднялась.
— Ты куда?
— Так пойду, поищу боярича.
— Нет его, говорю же, целыми днями по городу рыщет, честный люд беспокоит. Побьют его, ей богу побьют и не посмотрят на боярскую шапку.
Дуняша всё же переоделась и вышла во двор. Побродила, поиграла с братом и маленькими Посниковыми, поболтала с Алексейкой. Она уже решила возвращаться в дом, как появился Семён и сразу же бросился к ней.
— Дуня, я возле храма Покрова Богородицы видел маленькую девочку, похожую на твою подружку.
— Какую девочку? Какую подружку?
— Твоя подружка Мотя рассказывала, что у них со двора свели сестричку. Не помню, как её звали, но я уверен, что видел её здесь.
Дуня недоверчиво смотрела на Семена и пыталась сообразить сразу же несколько вещей. Белобрысых девчонок много и все они похожи друг на друга, а опознать кого-либо из них по старшей сестре невозможно, и даже она не решилась бы доверять своим глазам в столь сложном деле.
— Ну, что ты стоишь? — рассердился боярич. — Надо опознать её!
— Погоди, дай подумать. Не факт, что она сейчас там, где ты видел её в последний раз.
— Она там, — упрямо заявил Семён и лицо его стало каким-то жёстким, злым, неприятным.
— Фу, ты мне рожи-то не корчи, — поморщилась боярышня, — сколько можно учить тебя приветливости! Надо улыбаться, и тогда никто от тебя шарахаться не будет! А то как зыркнешь — все за мошну хватаются, думают, что ты к их добру прицениваешься. А ежели хочешь, чтобы они не рычали на тебя, а поступали так, как тебе нужно, то находи убедительные доводы.
— Я краденую боярышню нашёл, а ты даже посмотреть не хочешь, — обижено воскликнул он, привлекая внимание остальных.
— Ну, хорошо, пошли, — согласилась Дуня.
— Переоделась бы в нарядное, — посоветовал ей Семён. — Негоже тебе в простецком.
— Тогда надо возок брать. В своей шубе я далеко не уйду.
Волков задумался, потом отогнал любопытную дворню и зашептал:
— Не надо возок. Мы инкогнито.
— Чего?
— Ну, ты же сама говорила, что инкогнито — это…
— Я знаю, что такое инкогнито, но причём тут ты?
— Так я ж тайную разведку чиню.
— Семён!
— Что?
Дуня хлопнула себя по лбу и посмотрела на синее небо, спрашивая: «За что?»
— Все тут знают, что ты боярич Волк, приехавший в гости к боярам Посниковым.
— Я никому не говорил и шубу снял.
— А шапку? А куда ты возвращаешься после своих делишек? Люди всё видят и идут к Посниковым спрашивать, не дурак ли ваш московский гость?
— Чё? Прямо так и спрашивали? — насупился Семен.
— Нет.
— А, ну ладно, — облегченно выдохнул.
— Другими гадкими словами тебя называли, но боярыня отвечала: «Простите дурака, он головой ударился в детстве и чудит»
— Всё шутишь?
Дуня всплеснула руками, но Семён уже осознал, что его «инкогнито» провалилось и разведовательская деятельность была на виду. Всё же его учили скрываться в лесу, а в городе он вообще мало жил и непривычно ему.
— Ну, хорошо, я научу тебя как надо, — почувствовав воодушевление, объявила Дуня и побежала просить полушубок у дворовых. По её размеру не нашлось, но так ей показалось даже лучше. Для Семена она спросила другую шапку и получила сильно поношенную и чутка подъеденную молью мурмолку.
Переодетые, они еле успели ускользнуть от Афанасия и других сопровождающих. Радостная и предвкушающая тайную операцию по опознании пропавшей Ксюши парочка, быстро шагала по направлению к церкви.
— Она там милостыню просит, — сообщил Семён Дуне. — Представляешь, родовитую боярышню заставляют на паперти стоять! — скрежетнул он зубами.
— Погоди, может, это не она. А если и так, то сам знаешь, от тюрьмы и сумы…
— Ты не понимаешь! Она не для себя просит, а других нищих кормит. Там целая шайка.
— Так уж и шайка? — Дуня насторожилась.
В конце девятнадцатого века шайки нищих существовали и были ужасающе жестокими, намеренно калечащими детей, чтобы им подавали, но сейчас их быть не должно. Нищие могут сбиваться в группу, представлять некоторую опасность, но воровать детей…
— Ну, может, не шайка, — пошёл на попятную Волков, — меня прогнали оттуда.
— Прогнали?
— Злые бабищи подняли вой, а мне что, воевать с ними?
— Так ты там уже засветился?
— Чего я сделал? Не понял.
— Сеня, чем ты слушал, когда я тебе рассказывала, как колобки проводят расследование? Они во время работы остаются в тени, а как только их увидели, опознали или прогнали, то это и называется «засветился».
— А, точно!
— Сделаем так: я без тебя пройдусь и погляжу на светленьких девочек.
Боярич вынужден был согласиться.
Они вышли к нужной церквушке и остановились. Милостыню просили всего несколько человек. Места было мало, да и служба сейчас не проходила.
Где-то в стороне проповедовал очередной расстрига, собирая народ, но скоро его погонят. Дуне хотелось послушать его. На её взгляд, он говорил всё то, к чему придут потомки, но сейчас церковь считает его речи вредными.
Дуня не спешила вставать на чью-либо сторону, понимая, что может кому-то и не нужны святые отцы, чтобы почувствовать Бога в душе, но подавляющее большинство нуждается в наставлениях.
И какую бы правду сейчас ни открывали расстриги, то была правда для личности, для повышения собственной ответственности перед богом, а для государства — ненужная ересь. С индивидуалистами оно не станет сильным и пропадет под напором стремительно развивающихся соседей.
Но Дуня не смогла бы никому объяснить свои мысли, потому что опиралась в своих рассуждениях на знания того, как проходили последующие века. Поэтому она ещё раз огляделась, вглядываясь в каждый уголок, но девочки среди просящих милостыню не было.