Корпус Вотана (Недомаг-мажор) (СИ) - Северин Алексей. Страница 16
Ярослав очнулся в луже рвоты, в грязных и мокрых штанах. Рядом лежала раскрытая книга, на вид как будто ставшая новее.
“Если вы не умерли, можете продолжить обучение” — прочитал мальчик.
Никогда с момента постройки не звучало в исповедальне таких слов, которые заставили бы покраснеть портовых грузчиков и завистливо вздохнуть автора “Кама Сутры”.
Излив душу, Ярослав вновь взялся за книгу и попросил:
— Покажи, как очистить одежду? Магическим способом — поспешно добавил он, увидев рецепты использования для стирки мыльного корня, глины и мочи.
Формула была достаточно простой: следовало просто представить эталонный вариант чистоты (для этого рекомендовалось глядя на чистую и выглаженную одежду создать ментальный образец, для надежности закрепив его словом-паролем). После этого направить энергию на нужный объект. Чистить таким образом одежду можно было даже на себе.
Однако Ярослав решил не рисковать, разделся и бросил форму на пол. Затем обвел кучу указательным пальцем, сосредоточился, сделал вдох и произнес придуманную им только что формулу “pura chemica”. Но тут в исповедальню попал луч Солнца, и мальчик чихнул. Одежда заискрилась, вспыхнула и осела на пол крупицами белого порошка.
Вотан взял пару крупиц, высыпал на страницу гримуара и спросил:
— Что это?
— Поздравляем, вы получили химически чистый кокаин. — Был ответ.
После принятого неизвестного яда и первого в жизни осознанного магического воздействия Ярослав чувствовал себя опустошенным. Совершив трансмутацию, он явно перепрыгнул уровень заклинания очистки. И сидел на полу рядом с несколькими килограммами запрещенного вещества голый, голодный и грязный. О том, чтобы вернуться в казарму в таком виде не было и речи. А ведь его уже должны были начать искать…
Вотан взглянул на часы и с удивлением заметил, что необъяснимым образом вернулся назад во времени, за пятнадцать минут до начала первого урока. Но явиться на занятие в таком виде?!
Ярослав вспомнил слова Серёгина о том, что замок любил его отца. Приложив руку к стене, мальчик попросил:
— Мне нужно место, где я могу вымыться, переодеться и поесть.
На полу появилась светящаяся линия голубого цвета, Вотан двинулся по ней и оказался в правом пределе часовни, линия дошла до аналоя, конец ее указывал на череп в его середине.
Ярослав погладил череп, надавил, пытаясь найти потайную кнопку. От страха, что в часовню кто-то зайдет, его руки вспотели. Палец скользнул по гладкой кости и угодил в левую глазницу. Аналой отъехал в сторону, открыв лестницу.
Спустившись, мальчик оказался в очередном коридоре, пройдя минут 15, он оказался перед дверью, которая от прикосновения отъехала в сторону.
За потайной дверью, скрытой за мозаикой с изображением какого-то древнего голема в виде человекообразной раковины с краном вместо носа, оказалась обыкновенная душевая, точнее, не совсем обыкновенная, а для сержантов. Обычным кадетам отдельный душ не полагался. Ярослав нагло воспользовался чьей-то мочалкой, весьма недешевым гелем “Exquiscentia” и махровым полотенцем с веселыми слониками.
Прикоснувшись к стене, Ярослав вновь попросил:
— Одень меня.
Красная на этот раз стрелочка повела его к другой потайной двери, которая пряталась за шкафчиками для одежды. Новый коридор шел под уклон, вглубь замка. За дверью оказался знакомый Ярославу вещевой склад.
На его счастье, а может, так было задумано, это помещение находилось далеко от главного входа. Склады были воистину огромны. Качество находящейся здесь одежды и обуви было значительно выше той, которую он получил в первый раз. Возможно, она была просто новее.
Переодевшись, Ярослав решил, что еда потерпит, а опаздывать больше чем на пол-урока не стоит и попросил замок отвести его к месту занятий самой короткой дорогой.
Постучав в дверь класса, Вотан дождался приглашения и вошел.
— Извините, товарищ преподаватель, я опоздал.
Взвод смотрел на него в немом ужасе.
Дело в том, что пропажу Ярослава заметили, разумеется, сразу. Это было чрезвычайное происшествие, требующее доклада сержанту-воспитателю. Но у второго курса первым занятием была контрольная по химии, исключавшая возможность какого либо общения во избежание подсказок или передачи шпаргалок.
Валерий Матвейчев, бывший в тот злополучный день дежурным по взводу, в ответ на вопрос преподавателя о причине отсутствия кадета сказал, что Вотан болен. Что, в принципе, соответствовало истине, так как все знали о нервном срыве.
Преподаватель основ алгебры и математического анализа Степан Михайлович Аркади терпеть не мог две вещи: кадет, коих он почитал глупцами, не достойными прикасаться к священным тайнам науки математики и ложь. Он относился к тому типу учителей, которые считают, что на “отлично” предмет знает только бог, на “хорошо” сам педагог, а ученик, в лучшем случае на “удовлетворительно”. Хотя “хорошо” Степан Михайлович все же иногда ставил, а вот “отлично” — никогда. Не позволял он и исправить ранее поставленную оценку и улучшить показатели взвода.
— Бог простит, голубчик. А я, извините, ставлю Вам “неудовлетворительно” за поведение. И еще одно “неудовлетворительно” взводу, за попытку обмануть преподавателя. Садитесь.
Это была катастрофа. Если неважную успеваемость можно было “перекрыть” хорошими оценками, то исправить такой показатель, как “поведение” — нет. И если неудовлетворительное поведение лично Вотана было в большей степени проблемой самого Вотана, то оценка взводу влияла на каждого его члена по принципу коллективной ответственности. А значит, всех кадет в ближайшую субботу ждала порка.
С другой стороны, Аркади легко мог потребовать исключить Матвейчева за попытку обмана. Ложь кадета была одним из самых тяжких проступков в Корпусе. Но теперь, руководствуясь принципом двойного наказания, он этого, к счастью, сделать уже не имел права.
Глава 20
После математики в расписании всегда стояла физкультура. Это было личное распоряжение создателя Корпуса Птолемея Вотаноса — ученика самого Аристотеля и соученика, а позднее собутыльника Саши Аргеадова, позднее (не без помощи Птолемея) ставшего Александром Великим (и не только в части выпивки). “Умственные занятия должно всегда чередовать с занятиями телесными, дабы не было убытку ни душе ни телу” — эти слова были золотыми буквами написаны в холле первого этажа, над интерактивным табло с оценками. Сейчас первый корпус первой роты с зыбкой границы между желтым и зеленым цветом уверенно опустился в “красную” зону.
— Ты забодал, Вотан! — Матвейчев положил руку на плечо одноклассника.
Ярослав, который прикосновения посторонних ненавидел, прошипел:
— Клешню убери!
— А то что?!
Через секунду на полу катался вопящий клубок тел. Хоть Валерий Матвейчев и был признанным чемпионом взвода по борьбе и выглядел внушительнее Вотана, но и Ярослава обучали кое-чему. Настоящие ветераны рукопашной. Они говорили, что противник должен быть либо убит, либо искалечен.
Вотану удалось ударить не ожидавшего такого коварства противника в пах, уселся сверху и принялся превращать его лицо в отбивную.
Хотя драки в Корпусе негласно поощряются с целью воспитания “настоящих мужчин”, но и для них существует негласный кодекс, который был грубо нарушен.
Не дожидаясь появления преподавателей и офицеров-воспитателей, вмешались старшекурсники до этого с удовольствием наблюдавшие за происходящим.
Вотан был страшен: вздыбленные волосы, перекошенное бледное лицо, сверкающие глаза, выступившая на губах пена. Одним словом — берсерк. Потребовалось четыре человека, чтобы оторвать его от жертвы.
Форма Матвейчева была порвана, по исполосованному ногтями лицу текла кровь. Левый глаз заплыл, под правым наливался лиловый “фонарь”.
— Гребанный псих! — Кинулся мстить за брата Тимофей Матвейчев, но получил удар ногой в живот от державшего забившегося в конвульсиях Вотана третьекурсника.