Старые недобрые времена (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр". Страница 44

Бумаги, коробки и чемоданы везде, отсутствуя только на столе, накрытом, с учётом голода, с вызывающей роскошью. Здесь и вино, и казённая, с сургучом (!), водка, и татарская лепёшка, и вяленое мясо, и мясо запеченное, и дары садов…

… так что Ванька невольно сглотнул слюну, постаравшись расфокусировать взгляд, и потому, представившись по всей форме, не сразу обратил внимание на присутствующих.

Жрать захотелось неимоверно… и плевать, что запеченное мясо, вернее всего конина, с явственным душком, что лепёшка черствая, никак не меньше трёхдневной давности, а фрукты — такое себе безобразие, которое в былые, довоенные времена, стеснялись нести на рынок или подавать на стол, скармливая скоту.

А компания, между тем, презанимательная… и помимо трёх офицеров, старшим среди которых штабс-капитан, присутствуют два военных чиновника. Это, то бишь и застолье, и единение за столом чиновников и офицеров, в нынешние времена явление нечастое, а уж интерес этой компании к ополченцу…

… в общем, стало не то чтобы страшно, но опасливо, потому что ни черта не понятно!

— Явился, — без нужды констатировал штабс-капитан Веремеев, окинув его цепким взглядом и прищуривая не слишком трезвые красноватые глаза. Почти тут же, задёргав носом, он поморщился…

— Экий дух от тебя, — усмехнулся он, и тут же, не дожидаясь ответа, повернулся к немолодому, очень важному военному чиновнику, сидевшему от него по правому боку, — Вот, полюбуйтесь, экий молодец!

Ванька, несколько напрягшись от такого приветствия, вытянулся молодцевато, стараясь не дышать. Странная, да и ещё и изрядно подвыпившая компания для человека, в буквальном смысле подневольного, заставляет опасаться.

Был опыт… и пусть собственный, в общем-то, пока (!) не слишком богат, но на чужих примерах он выучился так, что без малого академик!

— Да, бравый молодец, — не вдруг согласился чиновник, подцепив с блюда тонкий ломтик вяленого мяса и отправив в толстогубый рот.

— Ступай, братец, — неожиданно ласково сказал штабс-капитан ополченцу, — обожди там.

Козырнув, недоумевающий Ванька вышел во двор, и настал уже черёд часового дёргать глазами.

— Чёрт их разберёт, — одними губами ответил паренёк, отходя в тень, не слишком, впрочем, далеко. Несколько минут он, привалившись к стволу старого дерева, ждал, что вот-вот его позовут и скажут… что бы то ни было.

Но время шло и он, заскучав, достал кисет с табаком, свернул тощую самокрутку и закурил, пытаясь вслушиваться в происходящее в доме. А там, судя по всему, господа не то спорили о чём-то, не то торговались… Впрочем, понять что-то большее было решительно невозможно.

Наконец, дверь приотворилась, ополченец, не отпускавший её глазами, тотчас отвалился от дерева, спрятал самокрутку в кулаке и принял бравый вид. Хмельной поручик, высунувшись из комнаты, улыбаясь, поманил его пальцем, и Ванька, выбросив курево, зашагал вперёд заводным солдатиком.

— Да… — деловито сказал штабс-капитан, снимая с мясистого носа пенсне и обращаясь к чиновнику в ранге титулярного советника, — все документы в порядке, Борис Константинович, полковое собрание подтверждает.

— Полагаю, некоторое время придётся-таки потратить на формальности, — вмешался второй, более блёклый и скучный.

— Полагаю, вы с этим справитесь наилучшим образом, — одними губами улыбнулся штабс-капитан, — да и военные действия со дня на день закончатся.

— Так что, братец, — ласково сказал Веремеев попаданцу, — вот твой новый господин! Ну же… целуй руку барину!

[i] Архивные данные противоречивы (от 93 000 до 170 000), но все сходятся на том, что от болезней погибло в разы (!) больше военных чинов, чем непосредственно на поле боя и от ран. Количество погибших гражданских (бомбы, пожары, голод, болезни) судя по всему, не считали.

[ii] «Во время восстановления Спитака вопрос воды стоял остро. Из рек нельзя — там трупов людей и животных было немеряно. С гор воду не возьмешь — мародеры растащили трубы. Вышли из положения так — на возвышенности клали лист железа, в середину насыпали песок, затем гальку, потом камешки, камешки обкладывали булыжником, сверху были булыги крупных размеров. Через час пошла струйка воды — молотом сделали русло и забыли. За сутки естественный накопитель влаги мог набрать до тонны воды. И это при ясной погоде — при тумане, или дожде воды было море — чистой, очищенной.»

За достоверность Автор не ручается, но похоже на правду.

[iii] Севастопольцы беспрестанно хоронили погибших. На Северной стороне были устроены два «скида», которые наполнялись каждую ночь. В один свозились трупы, которые с молитвой опускались в братскую могилу, в другой — отдельные части тел, которые просто зарывали в землю.

[iv] При оставлении Севастополя были оставлены тяжелораненые без врачей и фельдшеров, в расчёте, что о них позаботятся союзники. Но из-за разминирования и засад охотников ввод войск союзников затянулся и большинство обитателей госпиталя погибло от жажды.

Глава 10

Око за око!

Остатки русской армии расположились вдоль северного берега Большой бухты, скучившись, сгрудившись, ощетинившись укреплениями, орудийными стволами и боевым духом, но это — скорее в отчётах и реляциях.

На деле лагерь русских войск представляет собой скорее огромный, скверно организованный госпиталь или вернее — карантин. Нет, наверное, ни одного здорового человека среди солдат. Если не гниют раны, нет холеры или дизентерии, не болит живот и не трясётся после контузии голова, так есть как минимум свищи, фурункулы, жутко, до мяса, сбитые ноги и больные глаза.

Южный берег Большой бухты, а так же позиции от Байдарской долины к Чоргуну и реке Чёрной заняли войска союзников. Положение их, во всех смыслах, много лучше, чем у русских войск, но это — если сравнивать…

В военных действиях между тем наступило затишье, прерываемое лишь диверсиями неприятельских войск в отношении разных приморских городов, городков и едва ли не рыбачьих посёлков, усилия на разорение которых были подчас совершенно несоразмерны нанесённому ущербу.

Воевать не хочет ни одна, ни другая сторона, выдохнувшись совершенно, и от того лишь бряцая оружием и гордостью, что, в теории, должно как-то помочь на мирных переговорах. Победители и побеждённые уже определены, сомнений ни у кого никаких не осталось, и дело теперь лишь за дипломатией, да отчасти, пожалуй, за общественным мнением.

Блокада русских войск к этому времени стала куда как менее строгой, подвоз продовольствия, воды, медикаментов, боеприпасов и редкого, скудного, но всё ж таки подкрепления, стали куда более регулярными. Другое дело, что Российской Империи, по сути, неоткуда взять подкрепления. Государство и без того уже надулось всеми войсками по границам, на второстепенных направлениях используя спешно и дурно набранное ополчение, боеспособность которого могла вызвать только сардоническую усмешку.

Война, дичайшее воровство на всех её этапах, призыв ополчения, выдернувший мужиков с их Гнедками и Саврасками, ударили по экономике наотмашь, и её, экономику, восстанавливать теперь долгие годы, если не десятилетия. Но это если в цифрах, в статистике…

А если считать в невспаханных по весне полях, в голоде, который постучался, наверное, в семью почти каждого ополченца, картина получается, быть может, не столь эпичная…

… но общественно мнение в России в кои-то веки стало влиять на политику властей. А самое страшное, для них, властей, что и тёмные мужицкие низы, придавленные, казалось бы, до скончания века, начали роптать и подниматься на бунты. Да так громко и часто, как не было, пожалуй, со времён Наполеоновских войн, когда народ ждал за свою верность — свободу, а получил — крепость.

И если бы в Европе знали о действительном положении дел, если бы понимали, насколько уязвим сейчас Колосс Российской Империи…

Встав задолго до рассвета, Ванька быстро переделал нехитрые дела по хозяйству, сварил себе загодя, с вечера замоченной ячневой каши, в которую скупо, с оглядкой на хозяина, покрошил вяленого мяса, и, поев, расположился в горнице с толстой самошитой тетрадкой со стихами Мицкевича. Строки на польском соседствуют в ней со строками на русском. На полях встречаются иногда горячечные мальчишеские наброски о судьбе несчастной Польши, также на двух языках.