Война в зазеркалье. Страница 24

Когда они приблизились к своему учреждению, Эйвери ощутил, что произошли перемены. В какой-то момент ему представилось, что даже трава на их неприглядной лужайке стала гуще и ожила за его короткое отсутствие; что бетонные ступени у парадного, которым даже в середине лета удавалось выглядеть мокрыми и грязными, теперь были чисты и гостеприимны. Словом, он уже почувствовал, прежде чем войти в здание, что новый дух проник в Департамент.

Этот дух затронул самых смиренных сотрудников. Пайп, на которого, несомненно, произвела впечатление черная служебная машины и неожиданная беготня занятых людей, выглядел торжественным и бодрым. В первый раз он не заговорил про крикет. Лестница была наполирована мастикой.

В коридоре им встретился Вудфорд. Он спешил. У него в руках было несколько папок с красными предупреждающими надписями на обложках.

– Привет, Джон! Так вы благополучно приземлились? Хорошо провели время? – Похоже, он действительно был рад встрече. – Как сейчас Сара?

– Он отлично справился, – быстро сказал Леклерк. – У него было очень трудное дело.

– Ах да; бедняга Тэйлор. Вы нам понадобитесь в новом отделе. Вашей жене придется потерпеть одной неделю-другую.

– Что это он сказал про Сару? – спросил Эйвери.

Он вдруг испугался. Заторопился но коридору. Леклерк звал его, но он не обернулся. Он вошел в свой кабинет и остановился в оцепенении. На столе стоял второй телефон, а сбоку, у стены – железная койка, как у Леклерка. Рядом с новым аппаратом лежал список экстренных телефонов. Те, которыми следовало пользоваться ночью, были отпечатаны красным цветом. На обратной стороне двери висел двухцветный плакат с человеческой головой в профиль. На верхней части головы была надпись: «Держи в голове», а на губах: «Держи на замке». Он не сразу понял, что плакат призывал хранить тайну и не был какой-то ужасной шуткой по поводу Тэйлора. Он поднял трубку и стал ждать. Вошла Кэрол с бумагами на подпись.

– Как все прошло? – спросила она. – Босс, кажется, доволен. – Она стояла очень близко от него.

– Прошло? Пленки нет. Ее не было среди вещей. Я думаю подать в отставку, я принял решение. Почему этот гнусный телефон не работает?

– Они, наверное, не знают, что вы вернулись. Тут в бухгалтерии рассматривали вашу заявку на оплату такси. Она под вопросом.

– Такси?

– От вашей квартиры до учреждения. В ту ночь, когда погиб Тэйлор. Они говорят, что это слишком.

– Послушайте, пойдите разбудите телефонисток, они, видно, крепко спят.

Сара взяла трубку сама.

– Ах, слава Богу, это ты.

Эйвери сказал: да, он приехал час назад. «Сара, послушай, с меня хватит, я хочу сказать Леклерку…» Но прежде, чем он успел закончить, она взорвалась:

– Джон, скажи ради Бога, чем ты занимаешься? К нам приходили из полиции, детективы; они хотят поговорить с тобой, их интересует покойник, которого привезли в аэропорт в Лондон; кто-то по имени Малаби. Они говорят, его отправили из Финляндии с фальшивым паспортом.

Он закрыл глаза. Он хотел положить трубку, отнял ее от уха, но продолжал слышать голос жены, который повторял: «Джон, Джон. Они говорят, он твой брат; гроб адресован тебе, Джон; какая-то похоронная фирма в Лондоне должна была все для тебя сделать… Джон, Джон. ты меня слышишь?»

– Послушай, – сказал он, – все в порядке. Я сейчас займусь этим.

– Я сказала им про Тэйлора: я должна была.

– Сара!

– А что я еще могла сделать? Они думали, я преступница, не знаю что; мне не верили, Джон? Они спросили, как могут с тобой связаться; я должна была сказать, что не знаю; я даже не знала, в какой ты стране и каким самолетом улетел; я была больна, Джон, мне было очень плохо, у меня был проклятый грипп, и я забыла принять таблетки. Они пришли посреди ночи, двое. Джон, почему они пришли ночью?

– Что ты им сказала? Именем Христа, Сара, что еще ты им сказала?

– Не ругай меня! Это я должна ругать тебя и твой скотский Департамент! Я сказала, что ты делаешь что-то секретное; тебе пришлось уехать за границу по делам Департамента… Джон, я даже не знаю, как он называется!.. Я сказала, что тебе позвонили ночью и ты уехал. Из-за курьера, которого звали Тэйлор.

– Ты с ума сошла, – закричал Эйвери, – ты совершенно ненормальная. Я же тебя просил никому не говорить!

– Джон, но они же полицейские! То, что они знают, не может повредить. – Она плакала, он слышал слезы в голосе. – Джон, пожалуйста, приезжай. Мне так страшно. Ты должен оставить это и снова взяться за издательское дело; мне все равно, что ты делаешь, но…

– Не могу. Это ужасно серьезно. Куда более серьезно, чем ты можешь себе представить. Прости, Сара, но я просто не могу уехать с работы. – И он жестоко добавил, ложь для пользы дела:

– Ты все поставила под удар.

Последовала долгая пауза.

– Сара, мне придется разобраться, может, что-то исправить. Позвоню позже.

Когда наконец она ответила, он услышал в ее голосе ту же бесстрастную покорность, с которой она послала его паковать вещи:

– Ты забрал чековую книжку. У меня нет денег.

Он сказал ей, что пришлет. «У нас машина, – добавил он, – специально для этого дела, с шофером.» Собираясь повесить трубку, он услышал, как она сказала:

– Я думала, у вас полно машин.

Он влетел к Леклерку в кабинет. Холдейн стоял с другой стороны стола в еще мокром от дождя плаще. Они склонились над каким-то досье. Страницы были истрепанные, порванные.

– Тело Тэйлора! – выкрикнул он. – Оно в аэропорту, в Лондоне. Вы все испортили. К Саре приходили! Посреди ночи!

– Обождите! – оборвал его Холдейн. – Это не повод, чтобы сюда врываться, – сказал он с гневом. – Обождите.

Он не любил Эйвери. Он вернулся к досье, не обращая на него внимания.

– Вообще не повод, – пробормотал он и, обращаясь к Леклерку, добавил:

– По-моему, Вудфорд уже делает успехи. С рукопашным боем все в порядке; он слышал про радиста, одного из лучших. Я помню его. Гараж называется «Червонный король» и явно процветает. Мы навели справки в банке; нам старались помочь, хотя деталей они не знают. Он не женат. Любит женщин, как все поляки. Интереса к политике нет, хобби у него нет, долгов нет, жалоб нет. Будто нет его самого. Говорят, что он хороший механик. Что касается его характера… – он пожал плечами. – Что мы вообще знаем о людях?

– Но что о нем сказали? Боже мой, невозможно же пятнадцать лет прожить в обществе и не оставить о себе хоть какое-то впечатление. Ведь был зеленщик – Смезик, так? – он жил у них после войны.

Холдейн позволил себе улыбнуться:

– Сказали, что работал он хорошо и был очень вежлив. Все говорят, что он вежливый. Вот что им запомнилось: как только выдавалась свободная минутка, он шел на задний двор поразмяться, с теннисной ракеткой.

– Вы видели гараж?

– Конечно, нет. Я не был поблизости. Думаю пойти туда вечером. По-моему, у нас другого выбора нет. В конце концов, этот человек числится в нашем активе уже двадцать лет.

– Больше ничего вам не удалось узнать?

– Остальное нам придется делать через Цирк.

– Тогда пусть Джон Эйвери уточнит подробности. – Леклерк будто позабыл, что Эйвери в комнате. – Что касается Цирка, с ними буду разговаривать я.

Его внимание привлекла новая карта на стене, план города Калькштадта с церковью и железнодорожной станцией. Рядом висела старая карта Восточной Европы. Ракетные базы, существование которых было установлено, здесь были соотнесены с предполагаемым объектом южнее Ростока. Пути снабжения и последовательность управления, порядок введения в бой поддержки оружием – все это было обозначено цветными шерстяными нитками, натянутыми на булавки. Некоторые из них вели в Калькштадт.

– Хорошо, правда? Это все сделал вчера Сэндфорд, – сказал Леклерк. – Он хорошо умеет делать такие вещи.

На его столе лежала новая указка светлого дерева. Она была похожа на гигантскую иглу с продетой в ушко петлей из адвокатской ленточки. У него стоял новый телефон зеленого цвета, красивее, чем у Эйвери, с надписью: «Тайна разговора НЕ гарантируется». Некоторое время Холдейн и Леклерк изучали карту, то и дело заглядывая в папку с телеграммами, которую Леклерк держал раскрытой обеими руками, как держит псалтырь мальчик в хоре.