Загадай желание - Бэггот Мэнди. Страница 3

– Френки не смогла приехать сегодня, – сказал Сэм. – У нее другие дела.

– Хм, – произнес доктор Монро. – Понятно.

Он вертел в руках папку с бумагами. Это документы, касающиеся Сэма? Разве сейчас все не в электронном формате? Он вдруг почувствовал, что не хочет, чтобы доктор Монро открывал эту папку. Что-то было не так. Что-то повисло в воздухе, и атмосфера этого кабинета, которая поначалу казалась уютной со всей этой мишурой на дипломах, внезапно стала на него давить. Ему надо перехватить мяч. Перевести игру на поле соперника.

– Доктор Монро, что бы вас там ни беспокоило, – начал Сэм, немного выпрямляясь в кресле, – скажите прямо. – Он кивнул. – У меня сотрясение? Я знаю, что приземлился неудачно, и мой шлем тому доказательство. У меня тромб или что-то в этом роде? Если вам надо меня госпитализировать или прописать мне какие-то таблетки, то я вам полностью доверяю, что бы вы ни решили. Я справлюсь.

Доктор положил папку и выдвинул один из ящиков стола. Он достал бутылку хорошего виски и два красных стаканчика. Речь явно шла не о простом тромбе. Сэм сглотнул. Что могло быть хуже тромба?

Доктор налил виски и поставил перед ним стакан. Зачем доктор предлагал ему алкоголь в кабинете, на стене которого висел плакат с изображением цирроза печени? Сэм отставил стаканчик с кофе и взял виски. Доктор Монро уже подносил стакан к губам. Сэм не знал, что сказать; он будто опять летел по воздуху навстречу сотрясению мимо толпы, затаившей дыхание на трибунах.

Доктор Монро поставил стаканчик и снова взял папку.

– Сэм, вы же знаете, что «Далласские диггеры» запросили комплексное обследование, чтобы утвердить ваш трансфер?

– Да, – ответил Сэм. – В какой-то момент я даже подумал, что они не оставят во мне ни капли крови. – Он нахмурился. – Но я же прошел тесты на спортивную подготовку? – Он даже не понял, зачем задает этот вопрос. Он же знал, что он в отличной форме. Он всегда следил за своим питанием и тренировался в обязательном порядке. Спорт был для него всем. Именно вокруг спорта строилась вся его жизнь со времен старших классов – он выложился на сто процентов, чтобы получить стипендию и отучиться в колледже, мечтая только об одном – о Национальной футбольной лиге…

– Дело не в фитнес-тестах, – сказал доктор Монро. – Конечно, с ними все хорошо. Лучше, чем у кого-либо, кто сдавал их при мне.

Несмотря на слова доктора, Сэму стало не по себе. Явно что-то пошло не так, когда он упал на той игре. Но это было две недели назад. Головные боли и головокружение уже давно прошли. Что могло обнаружиться спустя такое время?

– «Далласские диггеры» просили проверить все, что только возможно. И в подобных просьбах нет ничего удивительного, учитывая, какие деньги на кону.

Сто миллионов долларов. Таковы условия трехлетнего контракта. И эта сумма до сих пор казалась невообразимой, Сэм не мог представить себе, сколько места займут эти деньги, если их разменять на однодолларовые купюры.

– Это понятно, – кивнул Сэм. – Так какой тест я завалил? Что бы это ни было, я готов вернуться на шаг назад, потренироваться – все что угодно, я не против.

Доктор Монро опустил взгляд на пластиковый стаканчик так, будто хотел, чтобы тот вновь стал наполовину полным. Выглядел он нехорошо, и Сэм ощутил, будто кофе в его желудке превратился в камень. Речь шла не о каких-то пустяках. Дело было серьезным.

– Сэм, – начал доктор Монро настолько мягким тоном, насколько вообще может говорить профессиональный врач. – Сложно подобрать правильные слова, поэтому я просто скажу как есть. Хорошо?

Сэм задержал дыхание.

– Мы обратили на это внимание из-за генетического обследования. Сэм… боюсь, диагностика выявила у вас ген, который провоцирует развитие болезни Гентингтона.

Глава 3

Ричмонд, Лондон, Великобритания

– Боже! Анна, я понимаю, ты сказала, что у тебя елка в коридоре, но, черт, я не такое представляла.

– Павиндер с ума бы сошел, если бы такое случилось у нас дома. Он начинает вопить как младенец, даже если обнаружит волосинку на кафеле в кухне, серьезно. Его мать была помешана на чистоте и испортила мне этим всю жизнь.

Анна улыбнулась, пропуская в дом подруг – Лизу и Ниту. Малкольм все еще лежал там, где она его оставила, и перегораживал размашистыми ветками весь коридор, оставляя только крошечный проход, через который можно было протиснуться к двери в гостиную и добраться до остальной части дома.

– Спасибо, что пришли, – сказала Анна, проводя подруг мимо елки в уютную гостиную. Пока Рути принимала душ, Анна разожгла камин, зажгла несколько свечей с рождественскими ароматами, нагрела зажигалкой горлышко бутылки с красным вином и вытащила из нее пробку.

– Мы пришли только потому, что ты обещала напоить нас вином, – сказала Лиза, схватила бокал с полки и протянула его Анне.

– Я вообще-то пришла только потому, что кое-кто из коллег Павиндера решил заскочить к нам, чтобы отдать рождественскую открытку. Кто заглядывает с рождественскими открытками к тем, кто даже не празднует Рождество? К тому же для этого существует почта, – сказала Нита, тряхнув копной длинных темных волос, отчего серьги-кольца в ее ушах закачались из стороны в сторону.

Анна наполнила бокал Лизы и взяла с полки еще один для Ниты. Обе подруги примчались, когда Анна попросила их помочь с елкой, хотя жили в нескольких милях от нее, в одном направлении, на самой окраине Ричмонда. Анна во всех подробностях помнила день их знакомства. Это произошло тринадцать лет назад, когда Рути исполнилось только три недели. К тому моменту медсестра уже перестала приходить на дом, и Анне приходилось каждую неделю самой отвозить малышку в клинику, чтобы ее там взвесили.

Но никто не предупредил ее, что процедура взвешивания матери с дочерью в клинике по ощущениям сродни тому, когда сидишь обнаженной под прицелами взглядов других людей, молча осуждающих тебя за малейший недостаток твоего тела. А раздеть ребенка для взвешивания после того, как ты тщательно укутала его, предугадывая любые возможные капризы британской погоды, было невероятно трудно. Теперь Анна улыбалась, вспоминая, как ножка Рути запуталась в рукаве ползунков и дочка стала кричать так, что даже Паваротти позавидовал бы мощности ее легких, а саму Анну бросило в холодный пот от стресса и осуждающих взглядов людей вокруг. И тогда-то Лиза и Нита пришли к ней на помощь.

Оказалось, что у Ниты не было своих детей, в тот день она привезла на взвешивание ребенка двоюродной сестры, которая в это время поехала делать татуировку из хны на животе, вновь ставшем плоским после родов. У Ниты до сих пор не было детей, но Анне уже давно пришло в голову, что Павиндер, хоть и заявлял о желании иметь семью, все же не был готов к полномасштабному и полному хлопот хаосу под названием «родительство». Павиндер занимался какой-то высокоинтеллектуальной работой, связанной с растениями, насчет которой было понятно только одно: беспорядок не должен выходить за пределы лаборатории и распространяться на дом семейства Кхатри. А Лиза в тот день взвешивала своих двойняшек – Кая и Келси. И Лиза с Полом до сих пор были счастливы вместе. В отличие от Анны и Эда.

– Фу! Тебе нужно избавиться от этой фотографии. Ничего хорошего в том, что в доме есть снимок, с которого на тебя смотрит твой бывший муж, пока ты пытаешься расслабиться под очередной выпуск «Холостяка».

– Нита, – предостерегающе сказала Лиза.

Анна протянула Ните ее бокал вина и подтолкнула фоторамку так, чтобы та легла на полку стеклом вниз. Это была семейная фотография, которую Анна оставила из-за Рути. На ней они вместе с Эдом и Рути стояли на вершине горы Сноудон. Рути возненавидела все, что было связано с тем подъемом на гору. Насекомых. Камни. Других людей. Солнце. Ветер. Вообще весь Уэльс. Но на фото этого не было видно. Они улыбались, словно идеальная семья с рекламного плаката, хотя за секунду до этого Эд случайно слегка задел локтем руку Рути, из-за чего она расстроилась и ей понадобилось обработать санитайзером всю руку от кончиков пальцев до локтя. «Вот так. Замрите».