Загадай желание - Бэггот Мэнди. Страница 5

– Что? – спросила Нита. – Для той английской пиццерии с китайской едой навынос?

И это была основная проблема с тем проектом, который ей дал Адам, поставив дедлайн «до января». Как можно реструктуризировать бизнес, в котором по факту их целых три? Анна знала, что ей дают проекты, за которые никто другой не хочет браться, потому что она работает из дома и на полставки. Она была «специалистом по корпоративной реструктуризации» в компании, которая занималась планированием бизнеса, увеличением объема производства и улучшением работы предприятий. В общем, ей доставался бизнес на грани банкротства или компания, которой не удается добиться нужных показателей в работе, и Анна предлагала способы улучшить их положение. Но сейчас перед ней стояла очень сложная задача. Учитывая, что ее сознание уже расщепилось как минимум на шестнадцать частей, концентрации ей сильно не хватало. Но на днях ей заплатили за эту работу, а наличные сильно мотивировали ее не сжигать в камине наброски с идеями, хоть и по большей части паршивыми.

– «Тройная угроза»? – неубедительно предложила Лиза.

– Звучит как название фильма с Сандрой Буллок, в котором она с французскими косами и пулеметом наперевес, – сказала Нита.

«Тройное угощение». Неплохо. Довольно банально, но гораздо лучше, чем ее собственные варианты. Анна надеялась, что, как только она подберет подходящее название – или несколько, – все остальное сложится будто само собой, как на хорошо организованных свадьбах знаменитостей.

– А что, если… «Картошка фри, жареный рис и фетучини»? – предложила Нита.

– У них такое не поместится на вывеске, – ответила Лиза.

Пока Нита приводила доводы «за», а Лиза возражала ей, Анна откинулась на диванные подушки, воспользовавшись моментом, чтобы выпить вина под дружеское пререкание своих подруг. В этот момент ей стало хорошо. Ее жизнь матери-одиночки выглядела чуть менее сумасшедшей, а все вокруг казалось не таким уж безнадежным, когда она ощущала поддержку и любовь других людей.

Глава 4

– Желаете что-нибудь, сэр?

Желаете что-нибудь? Как насчет кнопки, чтобы поставить жизнь на перемотку? Нажать на стрелку влево и увидеть, как последние сутки или около того проносятся назад…

– Сэр?

Сэм выпал из своих мыслей и посмотрел на стюардессу, которая обращалась к нему. Она выглядела лет на сорок и была привлекательно ухоженной. У нее впереди была еще целая жизнь, в которой она подает еду и напитки пассажирам на большой высоте, а потом, возможно, возвращается домой к своему мужчине и детям… Он сглотнул.

– Я возьму… – Сэм сделал паузу. Он собирался сказать «диетическую колу», но кого он обманывал? Он пролетел со своим сезоном. Он пролетел со всей своей жизнью. Он воздерживался от алкоголя и отдавал предпочтение курице, приготовленной на гриле, а не жаренной во фритюре. И где он в итоге оказался? Вот здесь. И это «здесь» было единственным, что у него осталось.

– Я возьму пиво, – сказал Сэм. – И красное вино. Пожалуйста. А у вас есть чипсы? Рифленые?

И кто он сейчас? Тот двенадцатилетний мальчишка, который пересчитывает накопленные четвертаки, стоя у торгового автомата? Тот, кто истекает слюной, глядя на закуски, которые его сверстники каждый день покупают пачками, будто это что-то само собой разумеющееся?

– Сэр, у вас билет в первый класс. Мы можем предложить вам и что-нибудь получше чипсов. Мы скоро принесем ужин.

Она поставила напитки на откидной столик и покатила тележку дальше по проходу. Он потянул за металлическое кольцо на жестяной банке с пивом и, когда она издала щелчок, сделал большой глоток, как будто пил воду после игры. Сэм поднял шторку иллюминатора и посмотрел на облака под самолетом. Вот он летит высоко, делает что-то. Пока еще может. Он опустил шторку, сделал еще один большой глоток пива и закрыл глаза. У него болезнь Гентингтона.

Звучит будто марка очень дорогого бурбона. «Мне, пожалуйста, “Гентингтон” со льдом». Или какое-то блюдо в ресторане. «Принесите, пожалуйста, Гентингтон с картошкой фри, луковыми колечками и беарнским соусом». Вот только ничего подобного. Это болезнь, которая в любой момент начнет разрушать нервные клетки в его мозгу, лишая его тем самым возможности двигаться и даже думать.

Ему было двадцать пять, он стоял на пороге подписания величайшего контракта в жизни, и он не мог положиться на здоровье. В мгновение ока он превратился из сильнейшего в самого слабого. Все, ради чего он до сих пор шел вперед в своей карьере, рухнет в тот момент, когда «Далласские диггеры» узнают эту новость. Новость. В кого он превратится, когда она станет известна всем? Парнем, который упустил самый главный мяч в карьере, хотя у его ног был целый мир. И это при том, что он беспрекословно следовал всем правилам – не ходил на вечеринки, не принимал наркотики, не водил машину в нетрезвом виде, не позволял себе увлекаться романтическими отношениями. И вот перед ним разверзлась огромная, непроглядно темная пропасть, в которую он неминуемо рухнет.

В какой-то момент, пока он сидел в кабинете доктора Монро, ему показалось, что кто-то вставил ватные затычки ему в уши. Они заглушили все звуки, кроме непрерывного биения его сердца. Сэм не знал, хотел ли этот сильный, громкий и безостановочный стук подчеркнуть всю напряженность момента или напомнить ему, что, несмотря на диагноз, его сердце продолжало биться и не собиралось сдаваться. Но он заглушил все то, что говорил доктор Монро. Его мозгу как-то удалось уловить смысл сказанного и кратко зафиксировать. Нужно больше анализов. Еще одна консультация у специалиста по генетике. Первые признаки заболевания обычно проявляются в возрасте тридцати – пятидесяти лет. Ему становилось жарко в пальто. Он был на приеме у специалиста по генетике перед тем, как сдавать остальные анализы, и тогда он думал, что это чистая формальность. Все его физические показатели всегда были в норме. И в этом тоже заключалась проблема. В мире, где ему всегда приходилось бороться за шанс быть наравне с остальными, именно талант и физическая форма отличали Сэма от других и помогали завоевать расположение людей. А теперь он опять чувствовал себя маленьким мальчиком, который завидует тем, кому повезло больше. Только сейчас речь шла не о долларовых купюрах, а о крупинках песка в песочных часах жизни.

Сэм откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. После приема у доктора он на автопилоте вернулся в свою квартиру, набил чемодан всякой всячиной и схватил паспорт. Потом заказал такси в аэропорт. Подальше отсюда. Это было все, о чем он мог думать. Подальше от этого момента, этого места и этого диагноза. Он посмотрел на табло с рейсами и выбрал самый дальний пункт назначения из тех, куда можно было отправиться в течение следующего часа. Пока он еще мог, он делал то, что у него получалось лучше всего. Он бежал.

Глава 5

– Папа!

Это слово из четырех букв прозвучало так громко, что Анна моментально заглотила крепкий кофе, которым обожгла язык, и две таблетки обезболивающего, влетевшие ей в горло так, будто их туда отбила Эмма Радукану [11].

Еще даже не было половины девятого. И это в субботу. Рути что, открыла входную дверь? Или у Эда все еще есть ключи? Последняя мысль пришла ей в голову, когда она выходила из кухни в коридор, закрывая за собой дверь. У всего должны быть границы. Они развелись. Он, конечно, все еще отец Рути, и у них за плечами долгие годы совместной жизни, но все кончено. И хоть это место когда-то было домом для Эда, но он никогда не был здесь полноправным хозяином.

Единственной хозяйкой дома была Анна, она выросла здесь рядом с бабушкой Гвен. И хоть полы, стены и потолки с течением времени пришлось постепенно отремонтировать и заменить, дом все еще хранил в себе множество воспоминаний. Залитая светом гостиная, в которой бабушка Гвен учит малютку Анну танцевать. Кухня, в которой бабушка Гвен пытается готовить что-то по рецептам собственной бабушки и, как обычно, терпит сокрушительное поражение. И хозяйская спальня с высокими потолками, где находится самый любимый предмет мебели Анны – платяной шкаф из орехового дерева, внутри которого все еще можно уловить бабушкин любимый аромат ландышей. В коридоре она взглянула краем глаза на фотографию Гвен, и это придало ей сил и уверенности встретить лицом к лицу, что бы там ей ни предстояло.