Благословенный. Книга 4 (СИ) - Коллингвуд Виктор. Страница 14

— Не говори так. Они разговаривали с Богом, видели ангелов…

— Это они так утверждали. Впрочем, даже если и видели, и разговаривали — а всё ли они правильно поняли?

— По всему вероятию, они знают и понимают больше, чем ты или я, -убеждённо заявила супруга.

— Ну, знаешь, не соглашусь. Ведь Бог, как известно, создал человека по своему образу и подобию. Так?

— Ну да, но…

— Так вот. Раз это так, мы можем судить о Боге, наблюдая за людьми. Не так ли, душа моя?

— Не знаю, — задумчиво протянула «душа». — Господь наш много сильнее и мудрее любого из людей, в силу чего для нашего слабого разума он загадочен и непостижим….

— Да, знаем мы о нём мало. Однако же, что нам о Боге достоверно известно — это очень-очень большой начальник. Он ведает всем и знает обо всём, и ничего не может произойти без его воли. И я, как это ни странно звучит — тоже большой начальник! Так что, у нас с Богом чуть больше общего, чем у других людей, а значит, я могу высказать своё мнение о нём. Так вот, любой большой начальник не обращает особого внимания на мелочи. Ему важно, чтобы дела в целом шли в правильном направлении, а деталями пусть занимаются подчинённые. Так вот, у нас с тобою в целом дела идут как надо. Мы повенчаны, у нас ребёнок, полагаю, ещё будут дети. А сейчас тебе надо отдохнуть, восстановиться, чтобы твой организм подготовился к следующей беременности. Не беспокойся по пустякам, я уверен — существо, заявившее «Кто из вас без греха, пусть кинет в её камень», не будет слишком строго наказывать нас из-за всяких мелочей!

— Фу, какой ты скептик и матерьялист!

— Конечно. Пока мы в рассуждениях стоим на твёрдой материальной почве, мы можем быть уверены в выводах. А стоит уйти в высокие материи — всё, труба! Начинаются такие фантазии, что не приведи господи. И, как ярый эмпирик, я вижу, что предыдущие наши экзерсисы тебя не удовлетворили: иначе ты не стала бы затевать философского диспута в супружеской постели. Значит, надо пробовать по-другому. А ну-ка, скидывай рубашку!

— Погоди, погоди. На самом деле я хотела с тобою поговорить о важном деле!

— Это не может подождать?

— Очень боюсь, что нет.

Наташа, на скорую руку взбив подушку, села в кровати, опершись на высокое изголовье.

— Это уже не может ждать, Саша. Я про Константина Павловича и Аннет!

Тут я здорово напрягся. Костя последние пару лет совершенно отбился от рук. Он, конечно, занимался своими уланами (между прочим, уже четыре полка), ведал Конногвардейским и Лейб-Гвардии Казачьими полками, но главным его увлечением было волочиться за замужними дамами, повесничать и шпынять окружающих. Трактиры, бордели, попойки, скандалы — вот и всё, чем он был по-настоящему занят, причём придавался этому делу от всей души.

— Я говорила с Аннет… Она в полном отчаянии. Её брак ни на что не похож! Константин Павлович ведёт себя с нею совершенно непозволительным образом, совершенно не считаясь, что она — венценосная особа из высокородной семьи! Бедняжка по секрету рассказывает мне такие вещи… прости, я обещала, что буду нема, как могила, и не могу передать их тебе, но если ты питаешь ко мне хоть каплю доверия — просто поверь: там всё ужасно! Конечно, Аннет добрая христианка; но иногда я вижу, что в её положении наложить на себя руки было бы тем выбором, что я, разумеется, не одобрила бы, но вполне поняла!

Моё игривое настроение без следа испарилось. Чёрт! Костик идёт вразнос. Он давно уже повёлся с самой буйной гвардейской молодёжью, и теперь стремится перещеголять своих приятелей в разных идиотских затеях, обычно грубых, иногда — опасных, и почти всегда непристойных. Да, есть над чем подумать… хотя, честно говоря, по большому счёту уже, наверное, поздно.

— Я поговорю с ним! — наконец ответил я жене постным голосом, и разочарованно завалился спать.

* * *

На следующее утро я первым делом послал своего флигель-адъютанта, молодого князя Волконского, за братом. День обещал быть радостным: сегодня по плану я осматривал новинки науки и техники, разработанные Техническим комитетом, лабораторией Лавуазье, заводами Хорнблауэра, Бёрда и рядом других «кумпанств». Я старался постоянно контролировать их работу, подкидывая разные идеи и отсекая заведомо тупиковые проекты; дело это было из тех, что невозможно перепоручить кому бы то ни было другому.

Наташе ещё спала, и мне жаль было будить её. К счастью, уже бодрствовала мадам Гесслер — пожилые люди просыпаются рано. Старая гувернантка приветствовала меня книксеном и гордой улыбкой. Несомненно, англичанка считала меня в какой-то мере своим детищем, и радовалась за меня, как за собственного сына. И, надо признать, в этом мире, где половина детей умирает в младенчестве, вырастить здорового цесаревича — это действительно повод для гордости!

— Прасковья Ивановна, как Сашенька себя чувствует?

— Прекрасно, Ваше Величество! Правда, насморк ещё есть, но повышенная температура ушла, и он спал совершенно спокойно, просто как ангел!

— Чудесно. Будем надеяться, с ним и дальше всё будет хорошо. Можно мне посмотреть?

— Разумеется, только снимите ваши сапоги — они скрипят.

— Это паркет. Надо его уже перекладывать!

Тихонько войдя в детскую, я несколько минут глядел на младенца, лежавшего в орехового дерева колыбели под крошечным балдахином. Александр Александрович только что перенёс свою первую болезнь, а я — в полной мере ощутил, каково приходится родителям, когда никаких детских средств ещё не существует, и сама медицина бродит в потёмках, не ведая ни про вирусы, ни про микробы. Ну ничего — надеюсь, уже скоро исследования доктора Самойловича дадут свои результаты!

В приподнятом настроении я явился к зданию Вольного Экономического общества. Здесь выставлялись все наши достижения — и в механике, и в химии, и в прочих промышленных отраслях. Половина экспозиции находилась внутри, а часть, из наиболее громоздких машин — на площади перед ним.

Волконский уже предупредил всех, что я подъеду, и на крыльце небольшого особняка Вольного общества меня уже встречали президент Общества — Андрей Нартов, знаменитый его сопредседатель Иван Кулибин, и большинство членов Общества.

После кратких приветствий мы зашли внутрь.

— Как у вас тут стало тесно! — поразился я, от входа оказавшись в окружении экспонатов.

— Очень уж много плодов наших усилий принесено сюда, все уже и не помещаются! — улыбаясь в седую бороду, отвечал Иван Петрович.

— Надо будет сделать специальный Манеж для такого рода выставок! Только я, наверно, забуду — вы мне напомните, Андрей Андреевич!

Сначала мы подошли к «химическому» столу.

Так-так, новые красители… Оказывается, из индиго можно делать жёлтый пигмент! Научиться бы ещё получать лиловый; этот цвет никак не выходит добыть из растительного сырья. Надо активизировать свои поиски в сторону анилина…

Огромные успехи в перегонке каменноугольного дёгтя — мы выделили фенол. Это точно он — я отлично помню этот «фанерный» запах! А вот эта тёмная жидкость в пробирке, без сомнения, креазот — дивный аромат железнодорожных шпал ни с чем не перепутаешь!

Тут же были новые образцы резиновых изделий. Непромокаемая одежда, калоши, уплотнения, изделия для химии и медицины… даже откатной буфер для морских артиллерийских орудий. Жаль, что малайский каучук мы получим в лучшем случае лет через 20, потому что бразильского ощутимо не хватает уже сейчас.

Затем мы перешли к механическим столам, занимавшим несколько столов; да ещё прямо на полу стояли громоздкие новые станки. Первым делом я подошёл к ним.

Маркиз Пьюсегюр умудрился выловить из моей головы некоторую информацию о токарно-копировальном станке. Интереснейшая штука: он сам после запуска выполняет свою работу, направляя движение резца по копиру, так что форма детали повторяет его конфигурацию. Мастеровому не надо мучится, что-то размечая и вымеряя: достаточно поставить нужный копир, и станок сам выточит потребное изделие! Идеальная вещь для производства столь нужных нам корабельных блоков, осей, труб — да много чего! Правда, моих знаний для воспроизводства столь сложного устройства всё равно бы не хватило; но, к счастью, оказалось, что покойный отец Андрея Андреевича, знаменитый петровский механик Андрей Константинович Нартов уже изобрёл этот самый токарно-копировальный станок ещё в бытность Петра Великого! Удивительно, как это изобретение по сию пору не получило развития! На совершенствование конструкции были брошены лучшие механики Технического Центра, и вот — результат налицо! Привод пока механический, но на подходе уже и электродвигатель, и генератор.