Студент 3 (СИ) - Советский Всеволод. Страница 12
Но мне в семнадцать лет приобретать такой замечательный плюс, как Лена с приплодом?.. Вопрос! Вопрос. Конечно, я буду счастлив, если она будет моей спутницей на всю жизнь. И дите тоже полезное изделие. Тем более такая красивая девушка, как Лена, конечно, принесет в мир прелестного маленького человечка. Но делать его сейчас?.. Гм!
Я старался не думать о том, что, возможно, она и вправду уже беременна, но эта мысль сама предстала в виде облака на чистейшем бирюзовом горизонте… Ну, здесь я и сам устыдился своего малодушия. Это что же выходит? Кончать в девчонку мастер, а как пузо у нее полезет, так мастерство полиняло?.. Нет, так дело не пойдет.
Покуда я так размышлял, Лена самозабвенно лопотала неизвестно что, я исправно поддакивал, но не очень слушал. Совсем стемнело, в ясной ночном небе горели звездные ансамбли, они так и тянули взор к себе…
Засмотрелся на далекие миры и упустил Ленину болтовню. В голосе зазвучала грозовая нотка:
— Василий Сергеевич… Ты что, меня не слушаешь⁈
— Как же не слушаю? — бодро откликнулся я. — И слушаю, и смотрю на галактики… Туманность Андромеды…
— Сам ты туманность Андромеды! — рассмеялась Лена, и я, воспользовавшись этим, привлек ее к себе… и мы еще раз повторили то, что лишило ее девственности.
Сил всему этому было отдано немало — и надо бы встать, сходить в душ, но так неохота…
— Муська ночью будет орать как динозавр… — сонно пробормотала Лена, прильнув ко мне. — Терпеть не может закрытые двери. И вставать сил нет…
— Пусть орет, — так же дремотно проговорил я. — Я тоже не встану…
И крепко обнявшись, уютно закутавшись в одеяло, мы уснули.
Опять же сны ко мне явились чудесные и неясные. Живой светлый космос — скажу так. И ночь пронеслась так, что вроде бы только глаза смежил, пронесся кометой по этому космосу — и вот рассвет, уже по-осеннему прохладный, но нам под одеялом так хорошо, так мы согреваем друг друга живым теплом, что вылезать не хочется, лежал бы и лежал…
Но надо.
— Ты куда?.. — томно проворковала Лена. — Еще часок можем поспать…
— Слушай, Лен! В общагу надо, собраться, приготовиться. У нас сегодня английский…
— У нас тоже, — она потянулась, зевнула. — А я еще поваляюсь, ладно?.. Будешь выходить, дверью хлопнешь, сама закроется.
— Ага, — я уже одевался.
— Обними меня.
Я не только обнял, а расцеловал, и в ответ получил не меньше дюжины горячих поцелуевплюс всякие ласковые прозвища, типа «любимый котик Васька»…
— Ладно, спи давай, только не проспи, — и я выскользнул в прихожую.
Там уже торчала Муська и пялилась на меня с неодобрением: ходят, мол, тут всякие, двери запирают… Я дипломатично подмигнул ей, выскользнул на площадку, замок звучно щелкнул.
Ну, порядок! Я сбежал во двор, по утреннему холодку бульваром, улицами, дворами рысью домчался до общаги, уже проснувшейся, уже весело оживающей в предвкушении трудового дня…
В комнате меня встретили как охотника, пришедшего «с полем»:
— О-о!.. — парни взвыли, загоготали в три голоса: — Явился кот Васька!..
Опять этот кот Васька!
— Ага, от кошки Муськи, — в общем-то не соврал я, за что получил еще порцию хохота и острот не самого тонкого пошиба.
— Ну ты даешь, брат, — с одобрением сказал Толян. — Так держать! Как говорили у нас в полку: держи прицел, бей в цель!
— Без промаха, — вставил свои пять копеек и Роман.
— Пока промашек не было… — двусмысленно ухмыльнулся я.
Тут к нам сунулся Саша, привлеченный конским ржанием:
— Утро доброе! Что за Мефистофельский хохот такой сранья?.. — и узнав причину, улыбнулся: — Ну, это ладно, юность на то и юность… Но смотри, Васек, аккуратнее. Если дойдет до кого, что в общаге не ночуешь, могут и попереть: мол, если есть, где по ночам шляться, так не фиг койко-место пролеживать… Ну, это маловероятно, конечно, — утешил он меня, — но все-таки…
— Принял к сведению, — кивнул я. — Слушай, Сань! А химии в расписании у нас так и нет?
— Нет. Пока на больничном, говорят. Профессор… Ладно, мужики, не опаздываем!..
Мы собирались, завтракали, а мой аналитический центр в башке работал исправно, раскладывая факты, прогнозы и будущие действия. Меня все больше и больше захватывало это, я чувствовал, что въезжаю в некую большую-не большую, но острую, напряженную игру с будущими сюрпризами. И что для полноты картины некоторых штрихов в ней не хватает. Про эти белые пятна можно додумывать, домысливать… Ну, и это можно делать, но все-такинужна еще информация.
Под случайным предлогом я выскользнул из комнаты пораньше соседей, надеясь пораскинуть мозгами по пути в учебный корпус… и на площадке третьего этажа столкнулся с приподнято-озабоченной Любой.
— Привет! — с подъемом воскликнула она.
— Привет, — тоже бодро откликнулся я. — Ты что, спешишь куда-то?
— Ага! Потом скажу! — и понеслась вниз, как пришпоренная.
Кругом вопросы…
Мысленно усмехнувшись, я направился в корпус.
В вестибюле мне сразу бросилось в глаза объявление: фото в траурной рамке и некролог. «С прискорбием извещаем… скоропостижная кончина… навсегда останется в памяти коллег…» Фотография, наверное, была пяти-семилетней давности, на ней Лариса была немыслимо прекрасна, но со странной печалью во взоре, как будто оттуда смотрела в свою недалекую смерть… А может, это уж теперь задним числом так кажется. Психологический эффект.
У объявления, конечно, толпились люди.
— Такая молодая… такая красивая!.. — услышал я.
И я ощутил слабенький, но острый укол в сердце. На самом деле, такая молодая, такая красивая…
Лекционный зал, когда я туда вошел, был на две трети пуст, и без труда я пристроилсяподальше, разместился, прихватив и еще пару мест в расчете на приятелей. Хотел было вновь задуматься о своем, но здесь уже народ повалил валом, аудитория наполнилась веселым шумом, гомоном, вот ввалилась и наша братва с четвертого этажа… я помахал пацанам рукой, и они присоединились ко мне.
Витек тут же подсел ко мне, шутливо подтолкнул в бок:
— Слышь, Базилевс! А я, кажется, допер, кто эта твоя… кошка Муська!
Это было произнесено победно, но в треть голоса.
Столь же негромко и ехидцей я ответил:
— Молодец. Соображаешь. Надеюсь, ума хватитне публиковать свое открытие?
— Да ты чо! Могила!
Студенческий поток уже бесперебойно тек в аудиторию… и вот среди прочих впорхнула сияющая Лена — как будто дивный свет озарял и ее саму, и пространство вокруг нее.
— Во-во-во! — радостным шепотом запричитал Витька. — Вон она, Муська-то!
Ну, Витек!.. Соображалка работает там, где не обязательно. А где надо — тормоз.
Сквозь легкую улыбку я процедил:
— Без комментариев… И я надеюсь, ты меня услышал?
— И даже запомнил! — Витек бодро поерзал по лавке.
В зал грузным шагом ступил огромный доцент Аркадин, за ним влетели несколько запыхавшихся… Я отметил про себя, что не появилась Люба. Куда же она так спешила, интересно?..
Мысли мои ненужно заработали, примерно как у Витька, и я себя одернул. Думай о главном!
Главным сейчас стала, естественно, лекция. Все остальное временно отставим.
Аркадин заговорил о концепциях близкодействия и дальнодействия в физике. Я с некоторым скрипом, но въезжал в это, вообще говоря, вполне интересно… Но тут вдруг входная дверь предъявила Любу, не столь сияющую, как Лена, но вполне радостную, на подъеме.
Борис Михайлович уставился на нее суровым взором.
— Здрасье! — бойко отрапортовала звезда сцены.
— Здрасьте, здрасьте… наше счастье, — на ходу срифмовал доцент. — Почему опаздываем?
По залу порхнул смешок, Люба начала кокетливо извиняться, ну и в целом обошлось без последствий.
А я все-таки забил себе в голову, что нечто интересное у нее произошло…
Так начался учебный день, прошедший без происшествий. С Леной мы по наитию делали вид, что между нами ничего нет, но улучили момент, когда перешепнуться.
— Вечером?.. — таинственно улыбаясь, произнес я.