Желудь (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 6

А у самого в голове всплыли мысли о крайне осторожном отношении к водоемам в прошлом. В них старались без особой острой нужды не лезть. И культуры плавания довольно долгое время в лесной зоне Евразии не существовало. Во всяком случае — западной. Из-за чего людей, умеющих плавать и в начале XIX века сыскать было весьма нетривиальной задачей…

Ничего пояснять седому Неждан не стал.

Ляпнул и ляпнул. Еще начать оправдываться не хватало, чтобы совсем ситуацию усугубить.

— Пойду я к опушке. Ночью волки выли. Погляжу.

— Они далече выли.

— Может и так. — кивнул Неждан. — Но мне ночью казалось, что я их слишком хорошо слышу. Пойду — проверю. Успокою себя.

С чем к лесу и отправился.

Оставив Вернидуба у полуземлянки с до крайности странным взглядом. Воспоминаний же старого Неждана не хватало для того, чтобы оценить это все и понять, что он делает не так…

Вышел он, значит, на опушку.

Все бегло осмотрел.

И опять ничего.

Ни следов, ни шерсти на окрестных кустах. Да и запах у волков диких весьма характерный — не спутаешь. Видимо, ночью у него просто нервы шалили, из-за чего ему и казалось, будто волки совсем рядом.

Повернулся к Вернидубу.

Развел руками. Да и отправился к рыбным ловушкам.

Рыбка попалась.

Немного.

Несколько плотвичек, маленькая густера и с десяток золотых карасиков[1]. Поменьше ладони каждый. Их всех Неждан выпотрошил и почистил. Порезал кусочками. И затушил по уже проверенной схеме.

По идее можно было бы и запечь.

Вкуснее же.

Но у него в памяти явственно проступила широко известная армейская проблема времен Первой и Второй Мировых войн. А именно испорченные желудки на сухомятке. Солдаты очень быстро получали гастриты, а то и целые язвы без первого или хотя бы кулеша. Буквально за год-другой. Поэтому он и тушил еду. Чтобы и бульончик имелся, да и сама она по консистенции не отличалась особой сухостью и твердость.

Соль огульно не тратил.

Еду ей не солил перед тушением. Просто опасаясь пролить все и опрокинуть. Только как все оказалось готово подсаливал аккуратно. Памятуя о минимальной суточной норме в пять грамм.

А тут ведь жара.

Лето же.

Поэтому он брал немного побольше, отмеряя ножичком «на глазок» нужную дозировку. Благо, что определенный опыт походов позволял оценивать по «кучке» соли ее массу. Приблизительно…

Получилась очень нехитрая трапеза весьма умеренных вкусовых качеств. Ей явственно не хватало специй. Слишком пресная. Практически больничная. Но вполне съедобная и сытная. А по животу после нее растекались удивительно уютные волны тепла. Тем более, что с рыбой он затушил еще и немного корней рогоза, богатого крахмалом. Из-за чего у него вышло что-то в духе рыбы с картошкой.

Очень приблизительно.

Да, положа руку на сердце, вкус заметно отличался. Но ему хотелось испытывать именно такие ассоциации. Просто чтобы в рамках некоторого самообмана полегче переносить свою участь. А кто он такой, чтобы отказывать себе в такой малости?..

Покушали.

И он занялся изготовлением поняги[2].

— Это еще зачем? — поинтересовался Вернидуб.

— Я не собираюсь сидеть без железа. Топор хочу. Без него жизни нет. Да и нож нормальный, а не эту кроху.

— Ты знаешь, где они припрятаны?

— Разумеется. В земле. Но чтобы их добыть, мне кое-что потребуется. Так что я отлучусь ненадолго. Ловушки ты видел, как я использовал. Сможешь их достать и рыбу себе приготовить? Раны позволят?

— Я лучше на корешках. — осторожно произнес Вернидуб.

— Воды боишься?

— Это тебя вода приняла. Мне же к ней лучше не соваться.

— Я нашел тебя в воде по пояс и без сознания.

— Бежать пытался. В траве спрятаться.

— Там же ила по пояс и больше. Утянуло бы.

— Кто же знал?

— А чем тебя приложили?

— Бок поранили копьем. Сразу, как я побежал, попытались достать. А голову — не ведаю. Это уже в траве случилось. Кинули, видать, что-то. Может, камень. Видишь — сунулся к воде, меня и уложили. В лес бежать надо…

Так и болтали.

Вернидуб рассказывал о своей попытке сбежать, а Неждан слушал, изредка задавая наводящие вопросы, да работал над понягой. Ему остро требовался инструмент, без которого железа не получить.

Вот он и собирался поискать подходящих камней на перекатах, в ручейках и в прочих подобных местах. Ну а что? Он сам видел в музеях всякие поделки со стоянок среднего течения Днепра. В том числе кремневые. Значит можно было найти. Этим он и собирался заняться.

Быстро завершив дела с понягой и перевязав Вернидуба, под вопли последнего, он отправился в поход. Затянул с его началом. Да. Надо было раньше выходить. Сильно раньше. Вон — уже солнце к зениту почти поднялось. Однако множество мелких бытовых дел сожрали незаметно много времени. А откладывать на завтра Неждан не хотел. Тянуть и ждать у моря погоды в сложившихся обстоятельствах было в высшей степени глупо и неосмотрительно. Чуть проваландался и сдох… просто сдох. Здесь, во II веке за очень многие ошибки и, особенно за леность, полагалась одна-единственная награда — смерть.

Седой же пожелал Неждану легкой дороги и вернулся в полуземлянку. Еда была. А сон — лучшее лекарство. Впрочем, сразу не заснул.

Паренек этот его удивлял.

Он не выглядел испуганным или разозленным молодняком, потерявшим все. В какие-то моменты Вернидубу даже казалось, что он его постарше будет. Да и вообще — все выглядело так, словно Неждан не тот, за кого себя выдает.

Прежде всего до крайности подозрительно выглядела история с водой. Он ведь сам видел, труп паренька, которого относило волной. Его все таковым и посчитали. А тут восстал.

Или нет?

Или да?

Непонятно.

На вид — живой. Принимает пищу и избавляется от нее. Спит. Но… полный странностей. Словно некто или нечто натянул на себя шкурку того бедного Неждана. И оговорки странные. И слова иногда чужие проскакивают. И дела.

Вон — воспаление с ран ведь и правда сошло. Утром еще немного промыли чуть гноящиеся места солевым раствором. А так он явно шел на поправку. Восставший утопленник такого бы делать не стал. О них сказывают совсем иное. И Вернидуб ломал голову над тем — с кем или с чем он столкнулся…

Неждан тем временем быстро удалялся.

Дорога шла легко.

Копье выступало как посох. Поняга с корзинкой не давила на спину. А ноги, привыкшие ходить босиком, уверенно ступали по довольно мягкой земле, в которой еще невозможно было встретить ни битого стекла, ни гвоздей, ни прочих пакостей.

Шел он вдоль реки, не углубляясь в лес. Во всяком случае там, где это было возможно.

Сто метров.

Километр.

И чу!

Что-то в траве странное приметил.

Подошел ближе. И обнаружил на пригорке объедки небольшой косули. Шкура изодрана. Мяса нормально куска не срезать. По сути, только обглоданные кости. В теории у нее еще мозг имелся. Ценители говорили: вкусная вещь. Но сколько у эти дикой «козы» того мозга? А доставать — морока. И, главное, как его готовить-то во время этого забега?

Так или иначе Неждан несколько минут постоял у объедков. Подумал. Да и пошел дальше, поймав себя на мыслях о сильном раздражении. Отступившая было после сытного завтрака нервозность, вновь обострилась.

Волки. Много. Это крайне серьезное испытание для человека с таким «могучим» вооружением. Практически героическое. Про медведей же Неждан даже думать не хотел…

Еще километр.

Еще.

Он шел, высматривая интересующие его вещи. На «автомате». А из головы не шли мысли про диких хищников. Отчего внимание имел притупленное. Глазами водил вдоль воды, а на деле больше слушал. И пытался периферийным зрением «срисовать» какую-нибудь пакость, крадущуюся к нему.